Древний Восток - В. Струве (ред.)

Вскоре внимание финикиян привлекло новое явление. Вдали появилась высокая гора, с вершины которой бил столб пламени. Огненные потоки изливались в море, и целые тучи пепла разносились ветром во все стороны и долетали до кораблей. «Это — колесница богов, — сказал проводник, молитвенно складывая руки и произнося вполголоса заклинания, — горе тому, кто приблизится к ней».

Вот появился новый остров. Моряки высадились, чтобы запастись свежей водой из ручья. Некоторые углубились в густой лес. Огромные ветвистые деревья утопали в зелени. Их стволы были, разнообразны и душисты. Ручей впадал в солёное озеро, посреди которого находился другой остров. Ни одного человека за день путешественники не встретили, только щебетание бесчисленных пернатых и рычание львов нарушало тишину. Но наступила чёрная южная ночь, и внезапно среди леса запылали тысячи огней и послышались звуки флейт, кимвалов и тимпанов и дикие гортанные крики. Путешественники в страхе бежали к берегу, и прорицатели велели им оставить остров.

Проплыв мимо устья неведомой реки, полной крокодилов и гиппопотамов, финикияне увидали вдали прибрежную деревню. Хижины, сколоченные из древесных стволов, были покрыты пальмовыми листьями. Жители, высыпавшие на берег, заговорили на знакомом языке, приветствуя прибывших гостей. Это были колонисты из Карфагена, большого финикийского города, расположенного на северном берегу Ливии.

Прогостив у соотечественников 10 дней, моряки вновь отправились в путь и, пройдя между двух остроконечных столпов Мелькарта, вступили в знакомое Верхнее море. Дальнейший путь уже не представлял, опасности. Моряки долго отдыхали в шумном Карфагене, посещая друзей и знакомых, сбывая на рынке слоновую кость, чёрное, дерево, золотой песок и звериные шкуры — всё, что удалось раздобыть по дороге. А месяц спустя финикийские мореходы уже подплывали к берегу Египта.

Три года продолжалось их путешествие. Фараон Нехо не думал уже увидеть их в живых и, награждая их щедрыми дарами, заметил, что ни один путешественник до сих пор не забирался так далеко, и пройдёт много веков, пока найдутся другие такие смельчаки, чтобы решиться обогнуть огромную Ливию и вернуться через столпы Мелькарта.

Скифы

Скифский поход царя Дария[78]

Скифия была объята тревогой. С наступлением ночи безбрежные степи озарялись сигнальными кострами, пылавшими на высоких курганах. Бесчисленные вестники мчались на конях, быстрых, как ветер, от одного племени к другому. Повсюду разносилась весть о приближении страшного врага. Персидский царь великий, царь царей Дарий Гистасп с 60 000 пехотинцев и 10 000 всадников подходил к берегам Истра[79]. Эллинские купцы, прибывшие на своих кораблях в Ольвию[80], рассказывали, что они видели у берегов Боспора Фракийского[81] несметные полчища разноплемённых воинов персидского царя, переходящих по широкому мосту из Азии во Фракию.

Эллины уверяли, что персам покорились десятки народов, но ненасытный деспот Дарий не мог удовлетвориться этим. Он желал поработить весь мир и вольнолюбивых обитателей северных стран сделать такими же подданными, как смирившиеся уже вавилоняне, дли запуганные египтяне, или купцы-мореходы финикияне, думающие лишь о прибыли и чуждые воинским доблестям.

Больше всех волновали сообщения О приближении врага каллипидов и алазонов, живших по берегам Гипаниса[82]. Первый удар должен был обрушиться на них. Они бросали свои поля, засеянные пшеницей и просом, поджигали ещё не сжатые колосья, прогоняли стада по зеленеющим огородам, уничтожали всё, что можно уничтожить, чтобы не оставить врагу ни одной горсти зерна, ни одной луковицы. На восток и на север двигались повозки, запряжённые лошадьми. На каждой возвышалась круглая войлочная юрта, разделённая на несколько частей.

Здесь помещались старцы, женщины и дети. Позади медленно двигались подгоняемые пастухами стада быков и коров. По обе стороны скакали на отборных рысаках вооружённые воины, они внимательно вглядывались в туманную даль. Ни один человек не желал остаться в местности, куда вскоре вступят чужеземцы. Свободолюбивые скифы предпочитали изгнание и даже смерть рабству.

А тревожные вести уже распространялись по ту сторону Борисфена[83] и доходили до берегов Танаиса[84], где обитали скифы-кочевники, не знавшие вкуса хлеба, питавшиеся лишь молоком, мясом да дикими плодами и кореньями. Это были храбрейшие скифские племена. Самый могущественный вождь Идантирс призвал к себе двух других — Скопаса и Таксака. Они уселись на разостланной на земле, посреди стана, бычачьей шкуре и с жаром — обсуждали новые вести. Вокруг толпились воины, бряцая оружием и громкими возгласами выражая готовность встретить врата. Но вот поднялся престарелый Идантирс, и все смолкли.

Долго говорил доблестный и опытный вождь, призывая народ держаться стойко и ждать подкреплений. Он уверял, что помощь придёт не только от других скифских племён, но и от соседних народов. Он говорил о том, что уже посланы вестники на юг к воинственным и свирепым таврам[85], на запад — к неврам[86], мудрому народу, искусному в колдовстве, и на далёкий север — к голубоглазым и рыжим будинам, обитающим в сосновых лесах и строящим себе деревянные жилища.

Ждали помощи и от меланхленов — народа, жившего у истоков Танаиса. Но больше всего надежд возлагали скифы на савроматов, кочевавших в далёких восточных степях за Танаисом. Это был многочисленный и отважный народ. По слухам, даже савроматские жёны и девы отправлялись на охоту и войну вместе с мужьями, отцами и братьями. Ни один савромат не согласился бы взять в жёны; девушку, прежде чем она не убьёт хотя бы одного врага. Робкие девы, боявшиеся свиста мечей и визга стрел, на всю жизнь оставались одинокими и презираемыми. Да, союз с таким народом был желанным.

Речь Идантирса ободрила собравшихся скифов. Закипела работа. Каждый готовился к войне. Один точил короткий железный меч — акинак — и старательно чистил заржавевший дугообразный набалдашник, насаженный на его рукоятку. Другой чинил порвавшийся кожаный колчан и украшал его тонкими полосками с фигурками прыгающих оленей и летящих грифонов. Третий натягивал на лук новую тетиву, скрученную из воловьих жил.

Весело пылали горны. Полуобнажённые мастера Отливали в каменных формах маленькие трёхгранные, бронзовые наконечники стрел. Их подручные насаживали готовые острия на тонкие тростинки.

По вечерам толпы воинов собирались у костров я слушали рассказы стариков о былых войнах, о победах, одержанных дедами и прадедами, об изгнании киммерийцев с берегов Меотиды[87], о разгроме мидян. С особым интересом слушали рассказы о походах в далёкий Египет, страну, где река не замерзает никогда, и никогда не выпадает снег, где люди не привыкли к бранным трудам и откупаются от врагов золотом.

Многие народы испытали на себе удары скифов, но ещё ни один враг не осмелился проникнуть в их степи. Юноши и старцы, жёны и девы без страхи ждали и клялись, что ни один из захватчиков не уйдёт целым с северных берегов Понта[88].

Один за другим возвращались скифские послы. Известия, принесённые ими, были не совсем утешительны. Невры, тавры и меланхлены отказывали в помощи. Пока им никто не угрожал, они предпочитали беспечно наслаждаться миром. Невры были уверены, что среди своих болот и озёр они всегда будут неуязвимы и ни один враг не осмелится их потревожить. Они безмятежно проводили время, охотились, по своему обыкновению, на бобров и выдр и готовились к обычному ежегодному празднику, на котором лучшие охотники, одевшись в волчьи шкуры, совершали свои таинственные пляски. Им не было дела ни до скифов, ни до невров. Меланхлены спокойно кочевали в верховьях Танаиса. Их колдуны, после долгих гаданий объявили, что боги не одобряют союза со скифами. Не было ещё случая, чтобы какой-либо перс нанёс обиду меланхлену. Пускай скифы и персы сами сводят свои счёты, говорили, они. Отказали в помощи и свирепые воинственные тавры. Не подкупил ли их персидский царь своими дарами?

Только обитатели северных лесов — будины и гелоны, а также далёкие савроматы обещали оказать скифам поддержку. Они оказались благоразумнее других. Их вожди понимали, что в случае, если скифы будут побеждены и персидский царь станет твёрдой ногой на северных берегах Понта и Меотиды, придёт конец свободе северных народов. Всех их поработит царь царей. Всех обложит данью, заберёт юношей в рудники и каменоломни, а девушек засадит за ручные мельницы или пошлёт в гаремы своих сатрапов. Будины, гелоны и савроматы понимали, что не спасут их ни густые леса, ни широкие степи, ни непроходимые болота. Только смелость и любовь к свободе спасут народы от захватчика. И вот они обещали выступить, как один человек, на выручку своих соседей скифов. Их обещания влили бодрость в сердца скифских воинов. Но союзники были ещё далеко, а ненавистные захватчики-персы приближались.