Штурмовая бригада СС. Тройной разгром - Леон Дегрелль

Через неделю на мой командный пункт пришел официальный ответ. Он был очевидным. Если наши солдаты будут взяты в плен англичанами или американцами, с ними будут обращаться как с обычными военнопленными. То же самое ожидало солдат генерала Власова и всех остальных европейских добровольцев на Восточном фронте.

Это было нормально. Такая новость приободрила моих парней.

Поэтому, даже когда катастрофа подступила вплотную, некоторое количество добровольцев продолжало верить в честность англо-американского военного командования. Увы! Никто с ними не обращался, как с обычными солдатами. Эти герои Восточного фронта, каждый из которых был ранен, и не один раз, были отданы в лапы свирепой бельгийской политической полиции, подвергнуты публичному проклятию, брошены в тюрьмы и концентрационные лагеря, как обычные международные преступники.

Сотни были приговорены к смерти, а несколько тысяч — к заключению в тюрьме на 10 и более лет. Это была работа чрезвычайных трибуналов, чья глупость, вопиющая предвзятость граничили с сумасшествием.

Они были героическими солдатами. Они были только солдатами. Почти все получили воинские награды, которые заслужили своей отвагой и кровью. Они честно сражались за чистые идеалы, не имея никаких личных выгод. Союзники отдали этих героев политическим палачам и постарались опозорить их.

Накануне последнего советского наступления наш легион получил двойную задачу. Наш 1-й батальон численностью 650 человек был временно изъят у меня и получил приказ занять фланкирующую позицию в 5 километрах западнее автомобильного моста через Одер, который подвергался постоянным бомбежкам. Он занял маленькую деревушку, лежащую среди холмов. В случае необходимости он мог поддержать немецкий полк, расположенный на левом берегу реки.

Мне было поручено командовать второй линией обороны в 15 километрах западнее Одера. Эта линия проходила по широкой заболоченной низине. Занять ее я мог лишь силами 2-го батальона и полком фламандских добровольцев, который передали мне из другой дивизии.

Ближе к середине апреля русские наконец начали свое последнее наступление.

В нашем северном секторе от Штеттина до канала Гогенцоллерна еще несколько дней царила странная тишина.

Но в Саксонии русские прорвали фронт и двигались на Берлин.

На карте в штабе корпуса у генерала Штейнера я видел, как красные движутся на столицу рейха Берлин. Если преграда сломана — а так оно и было, — сможет ли хоть что-то остановить тысячи советских танков?

Вечером 19 апреля генерал Штейнер открыл мне истинные масштабы катастрофы. Танки красных уже вышли к Рингу — знаменитой кольцевой дороге вокруг Берлина.

Несколько наших товарищей находились с особыми заданиями в Берлине. Там, буквально накануне окружения города, они с железным спокойствием продолжали издавать нашу ежедневную франкоязычную газету «Л'Авенир». Я бросился туда на своем «Фольксвагене», чтобы сообщить им, что они находятся в смертельной опасности. Берлин находился в полутора часах пути от моего командного пункта. Проезжая мимо разношерстных колонн беженцев, которые бежали во все стороны, я в 21.00 прибыл в древнюю прусскую столицу.

Отель «Адлон» все еще работал, хотя кругом на улицах рвались бомбы и снаряды. В ярко освещенном ресторане официанты и метрдотели в смокингах продолжали спокойно и с достоинством резать малиновую кольраби на больших серебряных подносах. Все шло как по расписанию, чинно, без единого резкого слова, без всяких признаков спешки.

Завтра или, в крайнем случае, послезавтра, это здание будет охвачено пламенем, либо дикие варвары ворвутся в раззолоченный зал. Но порядок есть порядок.

Это впечатляло. Поведение немцев, их самообладание, их самодисциплина ничуть не изменились, все было как раньше, до мельчайших деталей, до последнего момента. И это будут помнить все, кто видел последние минуты Третьего рейха.

В Берлине накануне его падения не было видно никаких признаков паники.

Тем не менее кто сомневался в исходе битвы? Оборонительные позиции в пригородах были смехотворными. Пехоты было слишком мало. Танки можно было пересчитать по пальцам.

Реальный узел сопротивления был создан возле Кюстрина, но и он был прорван. Дорога была открыта.

Этой ночью я колесил по городу под бомбами. Я доехал даже до Потсдама. Никаких следов грабежей. Ни одного панического крика. Старики из фольксштурма и молодежь из гитлерюгенда ждали противника с панцерфаустами в руках, мрачные, как рыцари Тевтонского ордена.

Утром отключилось электричество и телефон перестал работать. Сотни вражеских самолетов появились над крышами, оставляя за собой сотни белых инверсионных следов. Снаряды падали повсюду. Тысячи советских орудий создавали адский грохот. Танки гремели у ворот города.

Я отправил своих товарищей в путь.

В 13.00 я покинул «Адлон». Один из моих немецких друзей, инвалид, который в 1941 году под Москвой получил 21 пулевое ранение, пришел попрощаться под пулеметным огнем. Он сопровождал несколько очаровательных девушек с охапками весенних цветов в руках. Они украсили капот моего автомобиля красными тюльпанами и анютиными глазками. Они улыбались, простые и отважные. Рейх рушился на глазах, Берлин был обречен. Всех их ждали жуткие унижения, но пылкие, скромные и прекрасные, они все еще несли цветы.

Я выбрался на старую дорогу из Пренцлау на Штеттин лишь с огромным трудом. Автобан уже был перерезан русскими. Вражеские танки караулили нас. Паника среди тысяч беженцев была неописуемой. Они погибли. Русские спешили.

Когда я приблизился к Брусову, где находился мой командный пункт, то увидел огромные облака дыма, поднимающиеся к небу на площади 30 километров шириной. Последний сохранившийся участок Восточного фронта только получил решающий удар.

Чуть в стороне от наших болот русские двигались через пески на левом берегу Одера.

Прощание с Одером

20 апреля 1945 года в день рождения Гитлера в 06.00 русская артиллерия открыла неслыханный огонь по немецким позициям, прикрывающим развалины старого шоссейного моста южнее Штеттина.

В последние три дня мы отмечали необычайное оживление на правом берегу Одера. Русские закрепились на острове вокруг первой опоры взорванного моста. Они подтянули тяжелую технику с помощью понтонов, лодок и старых землечерпалок. Они явно готовили атаку.

Этот угрожаемый участок обороняли подразделения, наспех сформированные из полицейских. Более тысячи вражеских орудий внезапно обрушили на них массированный огонь. Полицейские не могли выдержать удара, и русские, развивая успех, послали несколько штурмовых батальонов на лодках на другую сторону реки.