Последнее желание гейши - Ольга Володарская

Лицо Митрофана мгновенно побагровело от гнева (ему противно было даже думать о сексе с этой ненормальной бабой, а еще противнее осознавать, что она так не считает), но он сдержался и сухо спросил:

– Вы проспали всю ночь?

– Да. – Она вытянула обтянутую черным капроном ногу, положила ее на голушкинское сиденье. – С трех до девяти. – Нога ввинтилась между его коленей, заскользила вверх. – Пока вы не разбудили…

Митрофан отодвинул ее конечность от своей промежности, положил ногу на ногу – дабы шаловливые ножонки треклятой Жизели не добрались до его целомудренного паха, и спросил бесстрастно:

– То есть вы хотите сказать, что за это время ни разу не покидали пределы своей комнаты?

– Вы к чему клоните? – насторожилась Гарина.

– Я задаю вопрос – отвечайте.

– Нет, я спала, как бревно… Надралась, знаете ли…

– А вот гражданин Сергеев утверждает, что вы в пятом часу утра спускались в гостиную…

– Кто это еще такой? Не знаю я никакого Сергеева!

– Это Саша, охранник.

– Ах вот кто! – Она совершенно не к месту рассмеялась. Смех был сухой, резкий, неестественно громкий. Услышав его, Митрофан подумал, что Жизели можно озвучивать злых колдуний в детских мультфильмах. Или вампирш в фильмах ужасов. – Я и не знала, что у него такая простецкая фамилия…

– Так выходили вы или нет?

– Не знаю… – Она опять рассмеялась, но уже тише. – Не помню…

– Что значит «не помню»?

– Я не помню, чтобы выходила. Но раз Саша говорит… Кстати, что именно он сказал?

– Он проснулся от шума, вышел из своей комнатки и увидел, как вы ходите по гостиной, натыкаясь на стулья. При этом вы что-то бормотали себе под нос, а потом опустились на колени перед гробом и стали разговаривать с покойницей, – сверившись с протоколом, заявил Голушко. – Что вы на это скажете?

– Я этого не помню. – Жизель пожала плечами. – Так что сказать мне нечего…

– Вы что лунатик? – разозлился Митрофан.

– Да, – тут же ответила она, неотрывно глядя на него своими рыбьими глазами. – Я лунатик.

– Честно?

– Можете посмотреть мою медицинскую карту.

– Давно это у вас?

– Не очень. Лет пять. – Жизель отвернулась. – До этого я хорошо спала.

– Как часто случаются приступы?

– Часто, но бессистемно. Иногда раз в полгода, иногда раз в месяц, а в последнее время почти каждый день…

– Наутро вы ничего не помните?

– Что-то помню, но всегда путаю реальные воспоминания со снами.

– Марго вам этой ночью не снилась?

– А что?

– Девушка пропала. Словно испарилась. И никто не знает, когда это произошло, при каких обстоятельствах и что послужило причиной ее бегства.

– Я тоже не знаю. – Она перестала паясничать и серьезно повторила: – Честное слово, не знаю… Мне кажется, она заходила ко мне в комнату, когда я спала, но точно сказать не могу…

– Во сколько это было?

– Если Саша видел меня в начале пятого, значит, в четыре заглядывала Марго… Я начинаю лунатить после того, как меня потревожат…

Митрофан, обрадованный тем, что свидетельница перестала корчить из себя отрицательную героиню эротического триллера, решил не прекращать допрос, как планировал ранее.

– Вы держали когда-нибудь в руках оружие?

– В руках – да, в протезах – нет.

– Найденный в вазе пистолет ваш?

– Нет.

– Чей?

– Не знаю.

– Что вы делали в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое? – Именно тогда убили Венеру.

– Работала.

– А после работы?

– Спала.

– Есть человек, который может это подтвердить?

– Мой врач.

– Вы были с ним?

– Нет, но он может подтвердить, что я не в состоянии застрелить человека. – Она продемонстрировала Голушко свои руки. – Вы не забыли о них?

– Венера была вашей подругой?

– Нет

– Марго?

– Нет.

– Афродита?

– У меня нет подруг, – отрезала Жазель. – И желания продолжать эту бессмысленную беседу тоже. – Она холодно посмотрела на Митрофана. – Вы закончили?

– Нет.

– А я да. Что хотели узнать, вы узнали.

– Вы так и не ответили ни на один мой вопрос.

– А, по-моему, на все.

– Вы врете, прикрываясь своими протезами, как щитом, – вспылил Голушко. – И про лунатизм хорошо придумали! Только имейте в виду, мы это проверим!

– Моя медицинская карта к вашим услугам. Я наблюдаюсь в клинике «Гиппократ».

Она поднялась с сиденья, чтобы выйти, но Митрофан остановил ее.

– Покажите ваш сотовый телефон, – потребовал он.

– Показывала уже. Вашему идиотику.

– Теперь я хочу посмотреть.

Она достала из сумки серебристо-белый «Самсунг»-раскладушку на платиновой цепочке, швырнула его Митрофану на колени.

– Гарнитуру тоже показать?

– Не надо. – Он внимательно осмотрел корпус, провел пальцем по внешнему дисплею. – Давно он у вас?

– Три месяца.

– Другого телефона у вас не было?

– Зачем он мне?

– Чтобы по одному разговаривать с клиентами, а по другому с подругами…

– У меня нет подруг, я вам уже говорила об этом!

– Ни у кого из ваших хм… коллег за последние сутки телефон не менялся?

– Понятия не имею! Я в отличие от вас чужие сотики не лапаю… – Жизель повесила телефон на запястье. – Все? Я свободна?

– До свидания.

– Пока!

Она выскочила в открытую Митрофаном дверь и унеслась, дробно цокая тонкими каблуками по брусчатке. Как только она скрылась из виду, в автобус запрыгнул Смирнов.

– Ну как поговорили? – ехидно спросил он и мерзко хихикнул.

– Нормально.

– Да ну? И что нового узнал?

– Что она страдает лунатизмом.

– Ух ты! Ходит по крыше с вытянутыми руками?

– Нет, по гостиной. И ведет душещипательные беседы с покойниками.

– Тоже неплохо, – еще больше развеселился Смирнов.

Голушко неодобрительно посмотрел на коллегу и ворчливо сказал:

– Тебе бы все зубы скалить, хохотун… Девчонка-то пропала!

– Найдем, – успокоил его Леха.

– Образцы почерка у всех взяли?

– Да. А зачем?

До сего момента Митрофан не посвящал Смирнова в их с Базилем дела, поэтому Леха ничего о записке, найденной в апартаментах Афродиты, не знал. Сейчас пришло время сказать правду, но Голушко никак не мог решиться на откровенный разговор…

– Я тебе потом объясню, – выдавил он, наконец. – Сейчас времени нет…

– Почему нет? Дорога до отделения длинная, так что колись…

Митрофан собрался придумать еще какой-нибудь предлог, чтобы отсрочить разговор, но тут в кармане смирновской куртки запиликал телефон, и Лехе пришлось ответить.

– Смирнов, слушаю.

– Че у Голушко с телефоном? – раздался такой громовой рык, что его услышал даже Митрофан.

– А че?

– Временно не доступен или вне зоны!

– Что у тебя с телефоном? – спросил Смирнов у Митрофана. – Там Гришка Панов говорит, что ты «вне зоны».

Митрофан вытащил из кармана свой мобльник, глянул на дисплей, он оказался непроницаемо черным.

– Аккумулятор разрядился, – констатировал Голушко. – Мне папаня все утро названивал, батарею посадил… – Он вырвал телефон из рук Лехи. – Чего тебе, Гриш?

– Вы закончили?

– Да.

– Тогда дуйте в отделение, у меня для вас сюрприз…

– Что он там откопал? – полюбопытствовал Леха, и, приблизив рот к аппарату, крикнул: – Что ты там откопал, а Гриш?

– Документик один любопытный…

– Не томи, говори…

– Афродита ваша квартирку свою две недели назад продала.

– Как? – в один голос воскликнула Голушко со Смирновым.

– Очень просто. Через риелтора.

– Но она же в ней жила…

– Уговор такой был – новые владельцы позволили старой хозяйке пожить еще месяц, пока она не подыщет себе другое жилье…

– Она искала?

– Ни одна риелторская фирма города не работала с гражданкой Харитоновой.

– Значит, не искала, – подытожил Леха. – Странно… Она что, под мостом собиралась жить?

– Но это еще не все… – Гриша выдержал паузу. – На свою машину она тоже нашла покупателя. Три шубы (из ягуара, норки и манто из рыси) сдала в магазин элитной комиссионной одежды.

– А мебель?

– Продана вместе с квартирой. Копии документов у меня, приедете – посмотрите…

Леха озадаченно уставился на Митрофана и спросил:

– Собиралась линять из города, как думаешь?

– Похоже… – Голушко отключился, отдал телефон. – Наверное, она знала, что ее собираются убрать, вот и засуетилась…

– На твой взгляд, одна или с кем-то?

– Одна, – неуверенно ответил Митрофан.

– Но ведь у нее кто-то был! Все девки Мадам уверены в этом…

– Только ни одна не знает имени этого человека…

Пока они обсуждали этот вопрос, к автобусу подбежал потный, выпачканный землей стажер Толик Локтев.

– Добрались, – выпалил он, падая на ступеньку «Соболя». – Три часа рыли, но добрались… На два метра пришлось в грунт опуститься…

– Это он о чем? – спросил у Лехи Митрофан.

– Как о чем? Ты же сам велел потайные двери взломать, чтобы мы смогли проникнуть в тоннель…