Кожа - Евгения Викторовна Некрасова

их, показала на лавку и попросила посидеть, подождать. Дальше полчаса она, продолжая курить, копалась в пространстве норы и искала, искала. Потом наконец нашла. Принесла, свалила на и без того заваленный стол. Потом снова искала и снова притащила на стол. Следом стала рисовать кисточкой, дышать на написанное, мазать чернилами оттиски. Меловая зайчиха вылезла из-за стола. Подошла к гостьям, поглядела на них, достала платок из кармана куртки, поплевала на него и потерла щеку Домны в коже Хоуп. Потом потерла ее ладонь. Домна в коже Хоуп спокойно сидела. Меловая зайчиха рассмотрела куски темно-коричневой кожи, освободившиеся от побелки, вернулась за стол и попросила каждую назвать имена и материнские страны, которые заносить в паспорт. Женщины назвали, Меловая зайчиха нарисовала бумаги и выдала им, спрятав в небольшие мешки с меловыми камнями.

На следующий день они въехали свободно через меловые Наточенные камни, предъявив свои документы. Домна в коже Хоуп была одета в платье Хоуп, вполне хозяйское. Сидела она торжественно в телеге и молча протянула свой паспорт. Меловая зайчиха записала ее гражданкой одной из африканских стран. Домна не знала ни одного подходящего имени, но Хоуп ей помогла и отдала ей имя своей бабушки. Хоуп в коже Домны управляла телегой и была одета как работающая. У нее не спросили документов, так как она выглядела как работающая, передвигающаяся со своей иностранной Хозяйкой. Административно-надзирающий за путешествующими и военно-надзирающие так удивились коже Хоуп, которую теперь носила Домна, что, только когда те отъезжали, один из военно-надзирающих спросил, почему они в телеге, а не в открытой или закрытой коробке на колесах. Хоуп в коже Домны повернулась к ним и, как они с Домной в коже Хоуп репетировали, ответила, что так чужеродцам нравится.

Город был Главный средне. Примерно такой, в котором Домна росла в комнате бывшей Хозяйки. Но улицы здесь не покрыли камнем или пнями, а оставили земляными, сейчас те были сухие из-за лета. Зато в центре Главного средне города нашлись каменные дома и столбы с лампами. И здесь сейчас творилась ярмарка. Домна в коже Хоуп ступала среди нее и рассматривала товары. Рядом, чуть позади, шла Хоуп в коже Домны. За ними бежали дети и даже шли некоторые взрослые. На них еще останавливались посмотреть по дороге, когда те въезжали в город. Домна в коже Хоуп уже привыкла к такому вниманию. Оно пока было почтенным, на расстоянии. Некоторые шептали, что это африканская принцесса. Домне в коже Хоуп это нравилось.

Домна в коже Хоуп и Хоуп в коже Домны купили несколько хозяйских платьев, обуви, перчаток, белья, чулок, головных уборов, два дорожных сундука. Нарядов работающих тоже взяли. У женщин были близкие очень размеры. Разве что обувь различалась на полпальца. У Домны нога побольше, поэтому кожа Хоуп на ней поначалу часто мозолилась и кровила на пятках, а на пальцах болела, но потом растянулась, и ее стало удобно носить. У Хоуп, на– оборот, излишки кожи собирались на пятках и на верхушках пальцев. Мозоли тоже нарастали и кровили, и Хоуп в коже Домны казалось, что она ходит в вечно сползающих чулках. Но сейчас кожа подтянулась, распределилась и лишнего не свисало.

После одежды они выбрали коробку на колесах. Закрытая была дорогая, купили простую, полуоткрытую. Их выбор – даже примерка, торговля, прицеливание – всегда сопровождался преследующими кожу Хоуп. Хоуп в коже Домны это раздражало больше, чем Домну в коже Хоуп. Продавцы отгоняли преследующих кожу Хоуп, но сами жалели, что их родственников не было рядом, а так бы показали им арапку.

После одежды и транспорта осталось нанять управляющего лошадьми. Ведь как путешествует хозяйка: она, работающая или компания, хотя бы один управляющий лошадьми. Они приблизились к торговым рядам с людьми. Домне в коже Хоуп стало зло. Она видела выставленных женщин, мужчин и даже медведей разного возраста. Медведей обычней всего делали работающими, они встречались в стране часто и были сильные, подходящие для разной тяжелой работы. Полуработающие рядом кричали, что сдают внаем. Хоуп в коже Домны спросила, чего с Домной в коже Хоуп такого. Та объяснила. Хоуп в коже Домны тоже разозлилась. Поспрашивали цены найма на управляющих лошадьми. Убедились: цены были высокими, не наемными, а розничными, за души – как говорили во Второй стране Хоуп. На этой ярмарке настоящих наемных не было. Домна в коже Хоуп сказала, что не собирается никого покупать. Хоуп в коже Домны подумала и ответила, что они кого-то купят и дадут ему свободу. Снова спрашивали про цены именно найма управляющих лошадьми, полуработающие спокойно отвечали, что это и есть цены найма. У женщин не хватало денег. Они перешли в ряд с медведями. Домна никогда раньше не видела, чтобы продавали говорящих медведей. На ближайшей к их деревне ярмарке такого не случалось, город был маловат. Стоимость управляющих лошадьми медведей тоже оказалась высокая. Только одного, совсем молодого и напуганного медведя – Илью – продавали за половину обычной цены, поодаль ото всех медведей. Полуработающий, который его продавал, говорил, что хоть зверь и тощеват, но лошадей хорошо знает с медвежьего детства и правильно управляет ими, к тому же сможет помочь в других делах в дороге: починить колесо, разжечь костер и даже приготовить еду. Полуработающий сильно волновался и еще сбил цену. Женщины согласились. Как только Полуработающий получил деньги и выдал им бумажку о найме, он убежал.

Хоуп в коже Домны продала телегу на стоянке транспорта работающих и полуработающих. Илья присоединил полуоткрытую коробку на колесах к лошади Домны и ее бывшего Мужа. Они двинулись дальше в сторону Второго главного города. Илья все время молчал, но вел хорошо и спокойно, лошадь стала слушаться его почти сразу.

Во время путешествия то Хоуп в коже Домны представлялась Хозяйкой, а Домна в коже Хоуп – ее служащей (и одевалась Хоуп в коже Домны как хозяйка, а Домна в коже Хоуп почти как хозяйка), то Домна в коже Хоуп представлялась Хозяйкой, а Хоуп в коже Домны – ее служащей (Домна в коже Хоуп одевалась как хозяйка, а Хоуп в коже Домны одевалась как ее работающая). Иногда они обе изображали путешествующих иностранок и одевались обе как хозяйки. Для обеих это были новая жизнь и новые переживания. Домна в коже Хоуп хоть и привлекала постоянно внимание, ощущала себя все равно свободной, другой, даже больше, чем хозяйкой, – человеком, который неподвластен системе этого пространства с работающими и неработающими из-за своей очевидной иности и странности. Именно за это, поняла Домна в коже Хоуп, уважали так в ее Первой стране иностранцев.

Хоуп