Кожа - Евгения Викторовна Некрасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илья не спрашивал их про этот их постоянный обмен. Он вовсе не задавал вопросов и разговаривал очень редко своим высоким, еще полудетским голосом, только по делу. Спал при любой возможности, но никогда не засыпал во время управления лошадьми. Ночевал в лошадиных пристройках и прямо в полуоткрытой коробке. Женщины пытались в холодные ночи провести его в гостиницу, но медведей внутрь человеческих помещений не пускали. Хоуп в коже Домны попросила его рассказать однажды, чего он так грустит. Хотя было понятно. Он рассказал, что его разлучили с семьей и что он скучает. Домна в коже Хоуп сказала, что ее разлучили с ее семьей, когда Домне было десять. Хоуп в коже Дом– ны сказала, что ее разлучили с матерью, когда Хоуп было пять. Илья старался с тех пор вздыхать реже. Постепенно он стал разговаривать. Говорил, что ему больше всего нравится, когда обе его хозяйки одеваются как хозяйки. Хотя нарядные работающие платья ему очень нравились. В одном из городов женщины купили ему новый костюм управляющего лошадьми, пошитый специально по медвежьей фигуре: сапоги из кожи, штаны широкие, рубашка из шелка, легкая куртка, теплая куртка и красивый головной убор. Это была большая трата, но женщины чувствовали себя совершенно всесильными, ожидали, что к ним еще придут деньги. Илья благодарил очень, но выглядел чуть разочарованным и наконец признался, что он Медведица по имени Настя и полуработающий, владевший его семьей – вернее, поправила Медведица, укравший его семью с Севера, – захотел заработать, зная, что Настя умеет управлять лошадьми, и продал ее как медведя мужского рода, потому что медведицы гораздо дешевле медведей. Хоуп в коже Домны предложила Насте пересесть с ними в полуоткрытую коробку и переодеться в любое их платье. Управляющего лошадьми они наймут в ближайшем городе или деревне. Но Домна в коже Хоуп сказала, что им лучше доехать до Второго главного города в прежнем виде, а там они дадут Насте свободу и она сможет жить и одеваться как хочет. Хоуп в коже Домны спросила у Насти, что она думает и чего она хочет. Настя повела ушами и ноздрями в сторону Хоуп в коже Домны, потом в сторону Домны в коже Хоуп и сказала, что согласна, что нужно доехать до Второго главного города.
Они появились там в августе. Въезжали через юго-западные Наточенные камни как неработающие иностранки и работающий медведь – управляющий лошадьми. Административно-надзирающий за путешественниками и военно-надзирающие за путешественниками не удивились. Во Втором главном городе видели самое разное. Сказали только медленно по-русски и поломанно по-французски, что иностранкам надо поехать в специальное учреждение и получить там Адресный билет, чтобы жить во Втором главном городе.
Сначала ехали словно среди долгой-предолгой деревни. Потом пересекли длинный деревянный мост через реку. Домов к центру стало больше каменных, но деревянные тоже попадались. Улицы крутились. Часто встречались церкви. Хоуп в коже Домны никогда не заходила внутрь, но внешне церкви в ее Второй стране ей очень нравились. Особенно те, с крыш и колоколен которых на мир глядел улей каменных глаз. У каменных строений и на их фасадах часто сидели львы, птицы или какие-то другие животные. Появлялись голые или полуголые статуи белых людей – например обрезанных по пояс и держащих крышу над каким-нибудь входом. Но самым удивительным было человеческое количество. Столько людей ни Хоуп, ни Домна, ни Настя никогда не видали раньше. Они прибавлялись, множились по мере приближения путешественниц к центру. Люди ходили пешком, ехали в коробках на колесах, полуоткрытых, открытых и закрытых, стояли, бежали, лежали, сидели, ехали верхом на лошадях. Улицы носили работающих, полуработающих, неработающих, неработающих благородных – русских, других народностей долгой страны, иностранцев. Говорящее зверье, в частности медведи, встречались тоже, но реже, чем люди. Путешественницы видели Медведя на лошади и Медведицу с четырьмя медвежатами, торгующих чем-то съестным. На кожу Хоуп на Домне, как обычно, обращали внимание, останавливались, смотрели, за коробкой на колесах бежали дети. Но когда путешественницы въехали в сердце города, они окончательно смешались с разнополой, разнонациональной, разновидовой толпой и их перестали замечать.
На одной из выстеленных камнями улиц, где из-за затора они ехали совсем медленно, их остановил Надзирающий за городом и попросил у них документы. Те ему понравились: все же Меловая зайчиха знала свое дело. Надзирающий за городом напомнил женщинам про получение Адресных билетов. Домна в коже Хоуп, изображая акцент, взятый у Хоуп, спросила, улыбаясь, про подходящую для них гостиницу. Тот оглядел путешественниц, посоветовал и рассказал, как ехать. Та действительно оказалась подходящая, не очень богатая, но и не бедная, здесь жили и иностранцы, и граждане Второй страны Хоуп и Первой страны Домны, мужчины и даже женщины без мужчин. Домна в коже Хоуп рассказала гостиничному служащему, что не может без своего Медведя, и ей разрешили взять Настю в номер даже без доплаты.
Путешественницы на следующий день съездили получить Адресные билеты. К их почти ужасу, у женщин забрали паспорта взамен. Денег на гостиницу хватало на десять дней при отказе от обедов и любых покупок. Полуоткрытую коробку на колесах и лошадь продали. Домна в коже Хоуп обняла лошадь, попрощалась. Кобыла оставалась последним из замужней Домниной жизни. Насте женщины разрешили идти куда она хочет. Но ей было некуда. Она немного служила хозяйкам по гостиничному хозяйству и много спала на диване в гостиной. Домна в коже Хоуп в последнее время часто раздражалась на Настю и спрашивала, чего та спит постоянно летом, когда медведи спят зимой. Медведица обижалась, стыдилась и шла поделывать что-то или спать. Хоуп в коже Домны объясняла Домне в коже Хоуп, что Настю, очевидно, тянет спать, когда она поволнуется или когда ее что-то расстраивает. Домна в коже Хоуп ответила на это, что тогда в Дикой и холодной стране Насте придется спать всегда. Хоуп в Коже Домны и Домна в коже Хоуп сейчас реже ладили, взаимно устали, достаточно уже получили друг от друга. Они разошлись по разным комнатам думать