Приговор Бешеного - Виктор Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда… — начал Мушмакаев, но сам оборвал вопрос, осознав, что не это сейчас главное. — Ты что, поверишь мне на слово или продержишь в каком-нибудь подвале до тех пор, пока не закончится празднование?
— К чему такая морока? Отпущу, как прилетим в Москву.
— А если я тебя обману?
— Не обманешь! Сам говорил, что твоя жизнь бесценна, зачем тебе ею рисковать? — Савелий продолжал его буравить своим взглядом.
Несколько секунд Мушмакаев выдерживал его взгляд, мучительно пытаясь найти для себя ответ: стоит ли сдавать своих сподвижников, чтобы ценой их жизни купить свою? Нет, это были не остатки проснувшейся совести, а желание решить, стоит ли рискнуть и еще поторговаться или не гневить Аллаха, который подарил ему шанс? Нет, слишком велик риск! Тем более этот Бешеный говорил о каких-то огромных деньгах, хотя вполне мог и не предлагать их.
— Не знаю, может быть, я и пожалею об этом, но почему-то верю тебе, — сказал Мушмакаев.
Он начал рассказывать о придуманном им плане, который должны воплотить в жизнь его боевики. Когда он закончил, то спросил:
— Теперь ты можешь открыть мне, откуда тебе известно о взрывах?
— Все очень просто. Я нашел ту самую карту Москвы, а сложить два и два смог бы и дурак.
— Но почему ты мне веришь?
— Ты слишком любишь себя, и тебе глубоко наплевать на жизни других людей, не так ли?
— А почему я должен ценить их жизни больше, чем свою? Что они дали мне, кроме вечных унижений и насмешек? — Мушмакаев говорил с такой яростью, что даже начал брызгать слюной.
— Бедненький, — ехидно протянул Савелий, — и все-то его обижали…
— Но как только почувствовали мою силу, то готовы жопу мне целовать, — цинично вставил тот.
— Запомни, подонок, когда-нибудь ты получишь свое сполна и будешь проклинать тот день, когда встал на путь насилия, — тихо, но очень внятно произнес Савелий.
— Когда еще это будет, — отмахнулся Мушмакаев, но осекся, испуганно взглянув на Савелия: шайтан бы побрал его язык, еще передумает. — Конечно, если ты выполнишь свое обещание, — заискивающе добавил он.
— Я всегда держу свое слово, даже данное такому подонку, как ты, — твердо заявил Савелий.
— Может, перейдем ко второму вопросу? — предложил Мушмакаев, решив сменить опасную тему.
— Назови фамилию человека, который заказал тебе взрывы в Москве.
— Откуда ты взял, что это заказ? Это я придумал сам, чтобы отомстить за смерть Дудаева! — Он даже придал голосу торжественность, чтобы собеседник ему поверил.
— Слушай, кончай, здесь не митинг, — устало заметил Савелий. — Когда ты был в полной отключке, приходил сам Дудаев…
— Кто? — встрепенулся тот.
— Джохар Дудаев. Так что кончай финтить и не заставляй меня пересмотреть наш уговор, — открыто пригрозил Савелий.
— Прости, не подумал! — взмолился Мушмакаев, еще раз про себя проклиная свой «поганый» язык.
— Фамилию!
— Понимаешь… — снова замялся тот, отлично зная, что, сдав банкира, он навсегда лишится финансовой поддержки.
— Фамилию! — резко повторил Савелий и тут же добавил: — Напоминаю о миллионе баксов.
— Аркадий Велихов, — выдохнул Мушмакаев. — Думаешь, вру? — спросил он, заметив, что Савелий нисколько не удивился.
— Нет, не врешь.
— А почему не удивляешься?
— А чему удивляться: я и сам знал, что он.
— Тогда почему…
— Хотел лишний раз удостовериться.
— Понятно, но откуда ты узнал о Велихове?
— Помнишь ту журналистку, которую ты послал, чтобы мы ее убили?
— Но она же мертва…
— Перед смертью она успела сказать кое-что…
— Всегда говорил, что нельзя оставлять свидетелей в живых, — пробурчал он себе под нос, но тут же осекся и вновь сменил тему: — Да именно Велихов финансировал мой отряд и даже направлял иногда наши действия.
— А Буденновск?
— И Буденновск, и многое другое. А что хотел Джохар? — неуверенно спросил он.
— Ты не забыл, что я обещал тебе «во-вторых». Дудаев приходил к тебе за «хитрым» чемоданчиком…
— Подумай, и здесь ты успел! — зло скривился Мушмакаев.
— Не волнуйся, я отдал ему чемоданчик, а он заверил, что решит с тобой финансовые вопросы, когда вы встретитесь. Так что встречайся, забирай свои баксы и зарывайся куда-нибудь поглубже, чтобы свои же не кончили.
— Интересно, что ты потребовал у Дудаева за этот чемоданчик? — подозрительно посмотрел он на Савелия.
— У него и спросишь.
— Может, снимешь с меня наручники, если мы договорились?
— Я же сказал, что в Москве отпущу тебя на все четыре стороны, помнишь? — спокойно возразил Савелий. — Не спеши, через двадцать минут прилетаем.
— Надеюсь, не в Шереметьево? — пошутил тот.
— Нет, в Мячково, достаточно далеко от Москвы, чтобы тебе спокойно зарыться в нору. Хочешь совет?
— Ну…
— Не вздумай предупреждать Беликова, он не из тех, кто прощает предательство.
— Разве похоже, что я с дерева слез?
— Очень похоже, — хмыкнул Савелий.
— Связанного человека можно и оскорбить, — обиделся Мушмакаев.
— Ты что, хочешь, чтобы я тебя развязал и только потом оскорбил… по-настоящему? Могу, если хочешь.
— Нет, нет, — тут же воскликнул тот, — это шутка!
— Ну-ну…
Перед вылетом Савелий успел созвониться с Вороновым и сказать, куда и во сколько прилетает, но просил никому об этом не сообщать, встретить, но машину взять у друзей.
— Ты ничего не путаешь? — удивленно спросил Воронов.
— О чем ты? — не понял Савелий.
— Об аэропорте. В Мячково, насколько мне известно, нет ни таможни, ни пограничного поста.
— Сам удивляюсь, но, видимо, деньги прокладывают любую дорогу.
— Вполне вероятно. Не беспокоили больше «наши друзья»?
— Да как тебе сказать… — Савелий специально сделал паузу.
— Понятно, не исключаешь, что могут и здесь назойливость проявить?
— Скорее всего.
— Не бери в голову, прорвемся! — успокоил Воронов, давая понять, что будет осторожен.
— А куда мы денемся? — в тон ему ответил Савелий. — Как Лана? — перевел он разговор, уверенный, что Воронов все понял и примет необходимые меры предосторожности.
— Лана? Занята особой подготовкой.
— Какой подготовкой?
— Стать матерью.
— Как матерью? Вот жук! О главном-то молчит! — обиженно заметил Савелий.
— Разве я тебе не говорил?
— Может быть, кому и говорил, да только не мне.
— Извини, братишка, я действительно был уверен, что говорил, — повинился Воронов.
— И когда ты узнал, что она ждет ребенка?
— Перед нашим вылетом на «Горный воздух».
— Ну и свинья же ты! Брат называется! Столько месяцев мой племянник живет на свете, а я только сейчас узнаю о его существовании.
— Каюсь и торжественно клянусь… — начал Андрей, потом совсем по-мальчишески добавил: — Простите, дядечка, я больше не буду.
— Ну, что с тобой поделаешь? Прощаю… на первый раз. Кого ждете?
— Лана уверена, что будет сын, а я буду рад тому, кто появится. — Чувствовалось, как сразу потеплел его голос, когда он заговорил о своем будущем ребенке. — Может, хочешь с Ланой поговорить?
— Ни в коем случае! Или ты хочешь, чтобы я ей рассказал все, что о тебе думаю?
— Лучше не надо, — усмехнулся Андрей.
— Я ее поздравлю лично. Об имени не думали?
— Нет, не положено.
— Чтобы не сглазить?
— Вот именно.
— Как же я рад за тебя, братишка! Молодец Лана, умница! — Казалось, Савелий радуется нисколько не меньше, чем будущий отец. — Нужно ему подарок из Болгарии привезти!
— Господи, дай ему сначала родиться! Успеешь еще подарком заняться.
— Ладно, уговорил. И все-таки, какие же вы молодцы!
— А кто тебе мешает?
— Никто, кроме меня самого, — рассмеялся Савелий. — Ладно, пойду пережевывать новость, до встречи!
— Пока, братишка!
Андрею было ясно, что Савелия преследуют, потому, предположив, что он не вооружен, прихватил с собой оружие: для себя — именной «миротворец», полученный из рук Президента США, для Савелия — его любимый «стечкин». Немного подумав, навинтил на него глушитель. С машиной оказалось гораздо проще, чем думалось. Его знакомый, бывший сослуживец, отправлялся на отдых и с огромным удовольствием вручил ему на целый месяц ключи от новенькой бежевой «девятки», уверенный, что под присмотром Воронова она останется в целости и сохранности и не будет похищена.
Отлично понимая, что этот чартерный рейс не пассажирский и разброс во времени прилета может оказаться существенным, Андрей выехал с запасом и все-таки едва не опоздал, попав в непредвиденную пробку перед железнодорожным переездом, за шлагбаумом которого взад-вперед шнурковался маневровый локомотив.
Когда терпение Воронова было на исходе и он уже был готов к тому, чтобы пойти на нарушение правил движения, шлагбаум наконец подняли, и он помчался на всех парах. К аэропорту он подъезжал в тот момент, когда самолет заходил на посадку.