Голоса лета - Розамунда Пилчер

Лора сидела, свернувшись калачиком, в одном из больших кресел; Люси лежала у нее на коленях. Ивэн не появлялся. Переодеваясь к ужину, Лора слышала, как его машина выехала из ворот и покатила вверх по холму в направлении Ланьона. Лора предположила, что он решил посетить паб, может быть, выпить пива с Мэти Томасом.

Ева, сидевшая напротив, шила чехол. «Усталая она какая-то сегодня и больная на вид», — подумала Лора. Тонкая кожа натянулась на скулах, под глазами темные круги. Ева почти все время молчала, и за ужином, состоявшим из отбивных и фруктового салата, застольную беседу поддерживал только Джеральд. Ева нехотя ковырялась в тарелке и вместо вина пила воду. Лора, сонно наблюдая за ней из-под полуопущенных век, испытывала тревогу. Ева так много всего делала, постоянно была на ногах — готовила, что-то организовывала, обо всех заботилась. Когда концерт кончится, Лора предложит Еве лечь спать. Может, Ева позволит, чтобы Лора приготовила ей горячий напиток, принесла грелку…

Зазвонил телефон. Ева подняла голову от шитья.

— Это, наверно, Алек, Лора.

Лора встала, покинула гостиную и по коридору прошла в холл. Люси семенила следом. Лора присела на резной комод и сняла трубку.

— Тременхир.

— Лора.

На этот раз связь была лучше. Лора ясно слышала голос мужа, будто он говорил с ней из соседней комнаты.

— Алек. Извини, что меня не было, когда ты звонил. Мы вернулись только в семь часов.

— Хорошо провела день?

— Да, замечательно… Как у тебя дела?

— Хорошо. Но я звоню по другому поводу. Тут вот какая история. Я не смогу приехать за тобой в Тременхир. Мы с Томом по возвращении в Лондон сразу должны лететь в Нью-Йорк. Нам только сегодня утром сообщили. Позвонил председатель правления.

— Надолго уезжаешь?

— Всего на неделю. Дело в том, что нам разрешили взять с собой жен. Придется присутствовать на всевозможных светских приемах. Дафна летит с Томом, и я подумал, что, может быть, ты тоже захочешь поехать. Я почти все время буду занят, но ведь ты не бывала в Нью-Йорке, и я хотел бы показать тебе город. Только в Лондон тебе придется добираться самой, мы там с тобой встретимся. Как ты на это смотришь?

Лора пришла в смятение.

И эта инстинктивная реакция на предложение любимого мужа, стремившегося доставить ей удовольствие, наполнило ее сердце ужасающим чувством вины. Что с ней? Что с ней происходит? Алек просит ее поехать с ним в Нью-Йорк, а она не хочет. Не хочет лететь за тридевять земель. Не хочет торчать в Нью-Йорке в августе месяце, да еще с Дафной Боулдерстоун. Не хочет сидеть в кондиционированном отеле вместе с Дафной, пока их мужья улаживают свои дела. Не хочет ходить по раскаленным тротуарам Пятой авеню, разглядывая витрины.

Но еще больше ужаснуло ее собственное нежелание возвращаться на поезде в Лондон. Порывать с этим милым беспечным существованием. Покидать Тременхир.

Все это за какую-то секунду с пугающей ясностью промелькнуло в ее сознании.

— Когда ты летишь? — спросила она, пытаясь выиграть время.

— В среду вечером. На «Конкорде».

— Ты уже забронировал на меня билет?

— Сделал предварительный заказ.

— Сколько… Сколько ты пробудешь в Нью-Йорке?

— Лора, я же сказал. Неделю. — И добавил: — Не слышу энтузиазма в твоем голосе. Не хочешь лететь?

— О Алек, хочу… Спасибо, что предложил, но…

— Но?

— Просто все это несколько неожиданно. Я еще не успела осознать.

— На это не требуется много времени. План не очень сложный. — Лора прикусила губу. — Наверно, ты просто еще не готова к далеким путешествиям.

Она ухватилась за этот предлог, как утопающий за соломинку.

— Честно говоря, я и сама не знаю, готова ли я. То есть… Я чувствую себя неплохо, но не уверена, что мне стоит лететь за океан. В Нью-Йорке сейчас жара… И если что-то случится, это будет ужасно. Я все тебе испорчу, если заболею… — лепетала Лора. Собственные доводы даже ей самой казались неубедительными.

— Ничего страшного. Мы спокойно отменим четвертую бронь.

— Прости, Алек. Я еще так слаба. Может быть, в другой раз.

— Да, в другой раз, — согласился он. — Не беда, не волнуйся.

— Когда ты вернешься?

— В следующий вторник, полагаю.

— А мне как быть? Остаться здесь?

— Если Ева не возражает. Спроси у нее.

— И ты тогда сможешь за мной приехать? — С ее стороны это было еще более эгоистично, чем отказ лететь в Нью-Йорк. — В принципе, это ни к чему. Я… Я спокойно сама доберусь на поезде.

— Нет. Думаю, я смогу приехать. Если все будет нормально. Позже свяжусь с тобой и сообщу.

Возможно, у него запланировано какое-нибудь совещание. Ненавистный телефон только еще больше отдалял их друг от друга. А ей хотелось быть рядом с ним, хотелось видеть его лицо, как он реагирует на ее слова. Хотелось прикоснуться к нему, дать понять, что она любит его больше всего на свете, но ехать в Нью-Йорк с Дафной Боулдерстоун — это выше ее сил.

Уже не в первый раз она чувствовала, что между ними зияет пропасть. Пытаясь преодолеть отчуждение, она сказала:

— Я очень скучаю по тебе.

— Я тоже.

Не помогло.

— Как рыбалка? — спросила она.

— Превосходно. Тебе все шлют привет.

— Позвони перед отъездом в Нью-Йорк.

— Непременно.

— Еще раз прости, Алек.

— Ничего. Я предложил, ты отказалась. Ничего страшного. Спокойной ночи. Приятных снов.

— Спокойной ночи, Алек.

7

Сент-Томас[36]

В половине шестого утра Габриэла Хаверсток, лежавшая без сна с трех часов ночи, откинула мятую простыню и тихо встала с койки. У противоположной стены спал мужчина; на светлой подушке темнели его волосы и щетинистый подбородок. Его рука лежала на груди, голова повернута в сторону от нее. Габриэла надела старую футболку, что некогда принадлежала ему и, босая, бесшумно пробралась на камбуз в кормовой части судна. Нашла спички и зажгла конфорку на маленькой газовой плите, закрепленной в карданном подвесе. Наполнила водой чайник, поставила его кипятиться и поднялась в рубку. За ночь выступила роса, палуба была сырая, в капельках воды.

В рассветных сумерках водная гладь гавани была похожа на стеклянное полотно. Все суда, швартовавшиеся вокруг, еще спали, едва заметно покачиваясь на воде, словно дышали во сне. Набережная просыпалась. Завелась машина; на пристани темнокожий мужчина спустился в деревянное суденышко, отвязал его от берега и сел за весла. Габриэла слышала каждый всплеск, возникавший при погружении весел в воду. Лодка двигалась по гавани, оставляя за собой стрелку ряби на воде.