o f2ea2a4db566d77d - Дима
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-
... Коля своих друзей притащил, городских, мало ли кто там ещё был, - немного
обиженным тоном рассказывала покупательница. Мясистая продавщица оперлась о
прилавок, сложив руки, и смотрела на знакомую исподлобья с ничего не выражающим
лицом. – А у меня соберутся только наши. Ну мы давно не собирались, приходи давай.
-
Во сколько? - уточнила продавщица.
-
К восьми.
-
Не знаю чего-то, не особо мне это помогает...
-
Да приходи. Сегодня серьёзный разговор... Слушай, ну вот стерва, а? Во весь голос
ржёт, стыда у неё нет. Милка, знаешь, так перетрухнула, даже на работу сегодня не пошла –
ну на ней там живого места не осталось, плохо ей. Я-то в лесу была, сразу убежала.
-
Слава богу, я не пошла.
-
Ну сегодня приходи. Сама говоришь, спина разболелась. Тебе надо укреплять спину.
-
Девушка, вы что-нибудь выбрали? - обратилась продавщица к Вике.
-
Нет. Берегу фигуру, - отчеканила Вика голосом терминатора и сразу отошла в
соседний отдел, чтобы не вызывать подозрений у двух женщин и вернуть наконец
заимствованные бейсболку и очки.
«Она уже знает, что делать дальше. Следить за второй искусанной покупательницей. «У
меня соберутся только наши», по мнению Вики, скорее всего, значит, что очередное сборище
людей из леса произойдёт дома у этой женщины. Вика не догадывается, куда это приведёт,
но единственную ниточку своего расследования отпускать не собирается».
Как раз в тот момент, когда Вика находилась в магазине, мимо супермаркета шёл Яков.
Он оставил Илью наедине с тетрадями, а сам отправился на работу. Проходя мимо
газетного киоска, неожиданно увидел стоявшую в одиночестве Василису Рощину –
вздорную алкоголичку из Пиенисуо. Её как будто перекосило. Одно плечо вздёрнуто
104
заметно выше другого. Одета в чистую, хотя линялую одежду, которую она безостановочно
отряхивала, мяла и оглаживала. А голову склонила на бок, взглядом упёршись в землю.
«Яша хочет сделать вид, что не заметил её и пройти мимо, но что-то в лице и облике
Рощиной кажется ему странным, и он невольно замедляет шаг. Только встретившись с
Василисой глазами, он осознаёт, что же его так покоробило – она совершенно трезва».
Увидев Яшу, женщина не улыбнулась и никак не прореагировала.
-
Гражданка Рощина, что это вы такая грустная? – бодро спросил участковый и в шутку
отдал ей честь.
-
Привет, Яша, - только и ответила она, тихо, бесцветно.
-
Какие-то проблемы? – поинтересовался Яков уже серьёзно.
-
Нет-нет, - встрепенулась Василиса.
-
А Иван где?
- В Вяртсиля, на рынке. Я хотела его встретить, но слишком рано приехала, он раньше
обеда не вернётся… Теперь не знаю, что делать. Но не могу одна дома сидеть. Там…
Рощина замолчала и снова опустила взгляд.
- Что там? – подбодрил её Яша.
-
Да что-то на душе неспокойно…
- На душе? – переспросил участковый, невольно с сомнением в голосе.
- Да, на душе, - усмехнулась Василиса и посмотрела ему прямо в глаза. – Думал, у
таких, как я, души нет? Ты небось считаешь, что я от счастливой жизни такая? Пью и всё
такое.
- Ладно, ладно тебе, - примирительно запротестовал Яша. – Я ничего такого не имел в
виду. Что случилось-то? С Иваном поругалась?
- Нет. Всё как обычно, просто не могу одна дома сидеть. Сам знаешь, в Пиенисуо почти
никого не осталось… Короче, справлюсь. Ты иди, всё в порядке.
- Ну бывай, - Яша не заставил уговаривать себя дважды.
«Он безотчётно хочет сопроводить свои слова каким-нибудь ободряющим жестом, сжать,
например, Рощиной плечо или просто улыбнуться ей, но в последний момент решает, что это
будет неуместно. Ему некомфортно от этого желания». Быстрым шагом двинулся по шоссе в
сторону милицейской комнаты. «Встреча с Василисой напоминает ему о бобровом деле, о
недавнем посещении деревни Пиенисуо в компании с Орвокки и следом – о неприятном
разговоре с дояркой Морозовой. Яков до сих пор не может определить, просто ли старуха
искала, на ком сорвать зло, или, действительно, знает что-то важное, о чём сам он не
догадывается»
«Он вспоминает последние слова Татьяны Ивановны. «Здесь все убийцы. Вглядись им в
лица, пока не поздно. Что ты там увидишь?». В чьи лица? Егоровны и Зайцевой? Яков
никогда не видел их вместе с дояркой, не похоже, чтобы они ладили. Василиса, Иван?
Обычная пьянь. Кого сегодня серьёзно возмущает соседство с алкоголиками? Так, чтобы
пыхать праведным гневом – с чего бы это? Яша внутренне признаёт, что никогда не
интересовался делами Пиенисуо, какая-то информация, естественно, могла от него
ускользнуть»
«Что ты там увидишь, вглядись в их лица… Яша представляет Василису, с которой только
что общался. Самое обычное лицо, сухая кожа, заметные морщины, то ли пигментные пятна
на лбу, то ли грязь, волосы с проседью, давно окрашенные хной. Прямо в глаза смотрит
очень редко, а так – отводит взгляд. Не потухший взгляд, не глупый. Вид у неё какой-то
побитый в этот раз. Когда пьяная – хорохорится, прёт вульгарно. Но вряд ли Иван её
колотит, скорее уж она его. Яков предполагает, что такая растерянная она была с
непривычки – от трезвости. А почему не подвыпившая как всегда? Стояла недалеко от
магазина, а за водкой не зашла. Денег нет? Поэтому Ивана ждала? Чтобы сам не пропил? А
зачем это «на душе неспокойно»?..»
105
«Яков снова представляет лицо Василисы, концентрируется, восстанавливая его по
памяти». Он продолжал идти. Мимо в обе стороны изредка проезжали машины, с участков
вокруг доносился хозяйственный шум. «Всё это отвлекает. Он не привык думать на ходу.
Воспоминание о лице, как экран испорченного телевизора – дёргается, ускользает. Наконец
мысленным взором Яков схватывает лицо Рощиной во всех деталях, целиком. На несколько
секунд. Но почему-то теперь оно видится ему обтянутым прозрачной оболочкой. Вроде
жидкого стекла или силикона»
«Под этим тонким, прозрачным слоем пигментные пятна растекаются чернильными
кляксами. И без того загорелое лицо Морозовой ещё больше темнеет и идёт лёгкой рябью.
Теперь оболочка уже не такая прозрачная – Яша вглядывается в мутные воды, и под её
поверхностью, там, где секунду назад чётко представлялось лицо женщины, начинает что-то
копошиться. Яков не может разглядеть, что именно. То ли водоросли, то ли мох, то ли
шерсть. Он быстро представляет лицо Ивана и снова видит то же самое: под его кожей,
ставшей прозрачной, что-то живёт. Другое, не такое, как у Василисы. Яков представляет
лицо Морозовой – опять тот же эффект. Тогда он вызывает в памяти лицо Орвокки. И не
видит ничего. Под идеально прозрачным слоем оказывается только лицо самой Орвокки,
неприятно застывшее, как посмертный слепок. Яков одёргивает себя, думает, это уже
слишком – куда только не заводит мысль, если дать ей волю. Стоп»
Он прибавил шагу, уже почти бежал. Страдал одышкой, но не остановился.
Посреди Анонниеми, в заброшенном, как многим казалось, доме весь день играла музыка –
то ли кто-то приехал, то ли сама по себе. Что за музыка – не разобрать. Она звучала громко,
но сквозь деревянные стены так, будто проигрыватель окунули в пластиковую бочку. Может
быть, в чреве дома, не связанная с внешним миром ни окнами, не дверьми, ни единой
щёлочкой, каким-то хитрым образом существовала особая внутренняя комната.
-
Две попытки самоубийства за год – это уже слишком, тут с ума любой сойдёт. Мне
кажется, я отупела. В хорошем смысле. Наверное, после очень сильных эмоциональных
переживаний и такого физического стресса наступает какая-нибудь фаза сбережения
энергии. Уже скучно думать о том, о чём я думала раньше. И никакой остроты чувств. Ты
просто не думаешь. И не чувствуешь. И мне кажется, у меня что-то с памятью. Когда я
вспоминаю, нет уверенности, что всё произошедшее случилось со мной в действительности.
Честно говоря, так теперь со всеми моими воспоминаниями. Всё прошлое как будто в сон
превратилось. И ещё я не могу со всей уверенностью сказать, что не умерла тогда. Хожу тут
неупокоившимся призраком. Это странно. Вроде воспоминания о самоубийстве должны
быть мне противны, но иногда они дарят покой. Думая о том, как верёвка сдавила горло, я
как будто возвращаюсь в некую исходную точку, откуда всё начинается. И сознание
проясняется. Я порой даже жалею, что эти воспоминания стираются из памяти – жизнь с её