Узники Тауэра - Сергей Цветков

Во время игры Карр нарочно дал свалить себя с ног и этим падением обратил на себя внимание короля, который велел перенести его во дворец, сам уложил в постель и не отходил от больного до полного его выздоровления. Карьера Карра была открыта. Он сразу удостоился таких почестей, в которых Елизавета I отказывала Рэйли и Дрейку: его причислили к английскому дворянству и возвели в звание пэра с титулом виконта Рочестера. «За столом Совета, – писал испанский посланник, – виконт Рочестер проявляет много скромности и делает вид, что он ни на чем не настаивает и не имеет никакого влияния на дела управления; но после заседания король решает все дела по совету его одного».

Впрочем, желания и помыслы самого Карра не простирались далее графского титула и поместья с хорошей охотой. В достижении величия ему помогали советы его друга, Томаса Овербюри, такого же бесстыдного молодого проходимца, но человека умного, талантливого и притом поэта. Овербюри довольствовался репутацией друга Карра, званием сэра и тем, что его мнением интересовались во всех политических делах. «Было время, – писал Фрэнсис Бэкон, – когда Овербюри знал более государственных тайн, чем весь королевский Совет». В лондонских тавернах говорили, что Карр управляет королем, а Овербюри – Карром. Расположением этого королевского любимца и решил заручиться Нортгамптон, чтобы заполучить Белый Жезл.

Перед леди Фрэнсис стояли две задачи: развестись с мужем и завоевать сердце Карра. Для их решения она воспользовалась услугами Анны Турнер, еще соблазнительной красотки средних лет. В Лондоне она была известна как Белая Ведьма, поскольку торговала различными снадобьями и, между прочим, уверяла, что умеет сохранять юность, возбуждать или, наоборот, заглушать любовную страсть. Леди Фрэнсис получила от нее два снадобья: чтобы потушить любовь мужа и воспламенить сердце Карра. Первое снадобье не достигло цели, и тогда Анна повела знатную клиентку к Симону Форману, великому колдуну из Ламбета. Тот продал леди Фрэнсис какие-то заколдованные бумаги, восковые фигурки для заговоров, шарф с белыми крестами и кусок человеческой кожи. Они так сблизились, что в дальнейшем он называл леди Фрэнсис дочерью, обучал ее черной магии и дал свиток, на котором написал имена всех главнейших дьяволов ада для магических заклинаний.

Слушая попеременно то Нортгамптона, то Белую Ведьму, леди Фрэнсис составила тройной план, как ей отделаться от человека, имя которого она носила. Она убедила своего брата Генри вызвать сэра Роберта на поединок; она заплатила ламбетскому колдуну за лишение графа Эссекса силы посредством чар; наконец, она дала бриллиантовое кольцо и обещала еще тысячу фунтов некой Мэри Вуд, норфолкской колдунье, славившейся умением освобождать жен от неугодных мужей при помощи зелья, убивавшего в три дня. Но тройной план провалился: король запретил поединок; заколдованные фигурки и шарфы Симона Формана оказались на редкость бездейственными, а зелье норфолкской колдуньи не причинило сэру Роберту никакого вреда.

Потерпев неудачу, леди Фрэнсис скрепя сердце сосредоточила свою мысль на банальном разводе. Чтобы заставить мужа подать на развод, она издевалась над сэром Робертом, как могла, дулась, капризничала, бесновалась, но серьезный граф Эссекс хранил ей верность, то ли из религиозных соображений, то ли, быть может, полагая, что все очаровательные девушки, выйдя замуж, становятся таковы.

Но если в деле с мужем дьяволы не помогали, то в деле с Карром леди Фрэнсис и не нуждалась в их помощи. Карр влюбился в нее по уши без всякой магии.

Впрочем, помимо сэра Роберта существовала еще одна загвоздка. Чтобы выйти за Карра, леди Фрэнсис необходимо было отделаться не только от мужа, но и от друга виконта Рочестера – сэра Томаса Овербюри.

В общем-то, Овербюри готов был служить похотливости своего друга и покровителя так же, как и его честолюбию. Сэр Томас лично диктовал Карру любовные письма к леди Фрэнсис, полные поэтического огня и сногсшибательных метафор. Но когда он заметил, что виконт Рочестер день и ночь сидит у ног развратной красавицы, то забил тревогу, так как разгадал тайные замыслы Нортгамптона. А тут еще случилась история, которая пролила свет и на подлинную физиономию прекрасной леди Фрэнсис. Колдунья Мэри Вуд была арестована за мелкое воровство; однако на суде вскрылось ее настоящее ремесло, и она рассказала много интересного о ядовитом зелье и некоем бриллиантовом кольце (причем она клялась, что обманула леди Фрэнсис, подсунув ей вместо яда безвредную жидкость). Эту историю замяли в королевском Совете, где заседал Нортгамптон, но Овербюри не на шутку встревожился за судьбу своего друга и свою собственную. Зная вспыльчивый и заносчивый характер Карра, сэр Томас решил не докучать ему прямыми советами, а действовать исподволь, насмешками и намеками. Для этого он написал поэму «Жена», нарисовав в ней картину святой любви и противопоставив ее нечестивому сладострастию. Мудрый человек, писал поэт, ищет в жене не красоты, знатности и богатства, а высших добродетелей души. Прежде всего, он желает, чтобы она была добра, затем – умна и только после этого – красива. В общем, нетрудно было понять, что Овербюри советовал своему другу опасаться прелестей леди Фрэнсис. Но Карр оставался глух к стихам поэта так же, как и к показаниям колдуньи.

Нортгамптон и леди Фрэнсис решили, что Овербюри должен умереть, ибо опасались его влияния на Карра. Поскольку поэт не очень хорошо владел шпагой, леди Фрэнсис прежде всего подумала о наемном убийце. Она пригласила к себе некоего Дэвида Вуда, искателя приключений, который некогда был оскорблен Овербюри.

– Я слыхала, – сказала она, – что сэр Томас Овербюри нанес вам жестокие обиды, я также слышала, что вы храбрый джентльмен. Я рада была бы услыхать, что его не существует более на свете.

Вуд выжидательно молчал. Тогда она посулила ему тысячу фунтов, дружбу Роберта Карра и покровительство всех ее родственников. Вуд ответил, что согласен убить Овербюри, но при условии, что Карр лично даст ему гарантии безопасности. Леди Фрэнсис все же была не настолько уверена в своем любовнике и поручилась своей головой, что Вуда не арестуют как убийцу. Но опытный бретер резко возразил, что он не такой идиот, чтобы рисковать жизнью по слову женщины.

– Это очень легко, – продолжала уговаривать его леди Фрэнсис, – остановите его карету, вытащите его на мостовую и пронзите шпагой!

Но Вуд только качал головой и, наконец, вышел, оставив ее в злобном отчаянии.

Нортгемптон придумал более безопасный план, как избавиться от Овербюри. Яков недолюбливал Овербюри и не раз жаловался на его невероятное высокомерие (лондонцы бились об заклад на счет того, кто из троих самый гордый: Рэйли, Овербюри или дьявол?). И вот королю стали шептать, что народ потешается над его величеством, называя Овербюри подлинным государем. Яков в гневе поклялся, что сошлет Овербюри на край света, хоть в Москву, чтобы доказать, что может управлять государством без его советов. Овербюри предложили принять место посланника; он отказался. Отказ сочли за оскорбление короля, и Овербюри очутился в Тауэре.

Теперь Нортгамптон и леди Фрэнсис могли приняться за отравление узника не спеша и с истинным знанием дела. Первой их задачей было заменить наместника, ибо «подлец Ваад» был слишком умен и осторожен, чтобы рисковать жизнью, умерщвляя среди бела дня вверенного ему заключенного. Палач у Нортгамптона был наготове; ему оставалось только послать за Ваадом, который без возражений подписал прошение об отставке. Его место занял Джервис Гелвис, разорившийся кутила и игрок.

Затем следовало заменить тюремщика, ибо в таком деле нельзя было полагаться на первого встречного. В доме Белой Ведьмы жил слуга, вполне достойный своей госпожи, – Ричард Вестон, портной по профессии, но слишком энергичный человек, чтобы ограничиться шитьем платья. Испытав свои силы в колдовстве и изготовлении фальшивой монеты, он побывал во всех тюрьмах, прежде чем осел в доме у Анны Турнер. За кошелек золотых можно было купить не только его тело, но и душу, а леди Фрэнсис была богата и не стояла за ценой. Вестона сделали тюремщиком Кровавой башни и поселили рядом с комнатой Овербюри.

С этого дня силы Овербюри стали быстро слабеть. Его содержали хуже, чем приговоренного к смерти. К нему никого не допускали, даже отца и сестру; а тюремный врач сэр Килигрю был посажен во Флитскую тюрьму за попытку побеседовать с ним. Его кормили вареньем и пирожками, присылаемыми леди Фрэнсис, отчего голос поэта слабел, и щеки его с каждым днем все больше бледнели. Узник просил, чтобы к нему прислали его доктора, и Яков в Совете дал на это согласие, но когда король вышел, Нортгамптон отменил его распоряжение.

Наконец двое подкупленных аптекарей поставили больному клистир с отравой, и Овербюри не стало. Преступление осталось неизвестным широкой общественности, и даже шепот о нем не нарушал честолюбивых надежд Нортгамптона и леди Фрэнсис.