Банальное убийство - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бросьте! – отрезал я. – Я готов послушать разумные мысли, если, конечно, они у вас есть, но не это дерьмо. Мы договариваемся прямо сейчас: или да, или нет. И если ваш ответ «нет», я встаю и ухожу. Прямиком к Ниро Вулфу. Так вы входили в тот дом в среду? Поздно днем или рано вечером? Называйте, как хотите. Или не входили? Да или нет?
Эйвери снова облизал губы:
– Я не доставлю вам удовольствие, принудив меня…
Отодвинув стул, я начал вставать с места. Эйвери остановил меня взмахом руки:
– Нет! Присядьте.
Я навис над ним всем телом:
– Нет?
– Ой, я хотел сказать «да».
– Вы входили в тот дом в указанное время в среду?
– Да. Но я не убивал Дэна Калмуса.
Я сел и глотнул вина:
– Советую следить за словами. Если мне придется каждый раз вскакивать, чтобы заставить вас говорить разумные вещи, это привлечет ненужное внимание. Так сколько денег вы принесли?
Эйвери сунул руку в нагрудный карман, но ничего оттуда не вынул:
– Значит, вы признаетесь, что шантажируете меня?
– Конечно. Рыбак рыбака видит издалека. Убийца и шантажист.
– Я не убийца. Но если я откажусь стать жертвой и вы выполните свою угрозу, я попаду в центр скандала, и мне его точно не пережить. Надо мной нависнет тень подозрения, от которого я никогда не смогу избавиться. И чтобы этого избежать, я готов… покориться. Против своей воли. – Он снова полез во внутренний карман и на сей раз достал листок бумаги. Развернул, бросил на листок беглый взгляд и сказал: – Прочтите. – После чего отдал мне листок, на котором чернилами, от руки было написано:
Нижеследующим я удостоверяю и готов подтвердить под присягой, что мое заявление, будто я видел, как доктор Виктор Эйвери входил в дом Дэниела Калмуса в среду, 14 февраля 1962 года, является ложным. Я никогда не видел, чтобы доктор Эйвери когда-либо входил в тот дом. Я написал и подписал эту бумагу совершенно добровольно, не под давлением.
Я уронил листок на стол и широко ухмыльнулся:
– Не мешало бы вставить это в рамочку.
– У меня с собой десять тысяч долларов налом, – сказал доктор. – Когда вы подпишете бумагу и она будет у меня, я отдам вам деньги.
– А остальные девяносто тысяч?
– У вас слишком богатое воображение. Я не располагаю такой суммой, и даже если бы она у меня была… это нелепо. Давайте сделаем так. Гарантирую заплатить вам в течение недели, помимо этих десяти тысяч, еще двадцать.
– Чтоб я так жил! И у вас еще хватает наглости торговаться!
– Я не торгуюсь. Для меня тридцать тысяч – целое состояние.
– А знает е, я восхищаюсь вашей выдержкой. И впрямь восхищаюсь. – Я внимательно посмотрел на доктора. – Но с меня хватит.
Оглядевшись, я встретился глазами с миссис Пиотти и знаком подозвал ее к нашему столику. Спросил ее, сколько я должен. Она ответила: доллар и сорок центов. Я дал ей два доллара и сказал, что сдачи не надо. Конечно, все это было сделано исключительно для отвода глаз. Я уже заплатил Джону пятьдесят долларов и собирался добавить еще.
Снова повернувшись к Эйвери, я укоризненно покачал головой:
– Нет, с меня определенно хватит. Нам придется поехать, а там пусть мистер Вулф решает.
– Что?! – вылупился на меня Эйвери.
– Я сказал: «Пусть мистер Вулф решает». Это не мой спектакль, а его. Я лишь на него работаю. Его вчерашнее заявление о моем увольнении было всего-навсего дымовой завесой. Короче, вам придется поехать и поторговаться с Вулфом. Но вряд ли вам удастся его уговорить за жалкие тридцать штук.
Эйвери продолжал таращить на меня глаза:
– Так за всем этим стоял Ниро Вулф?
– Определенно стоял. И продолжает стоять. – Я резко отодвинул стул. – Ну все, поехали.
– Никуда я не поеду.
– Ради всего святого! Доктор Эйвери, на конкурсе остолопов вы наверняка заняли бы первое место. Ниро Вулф взял вас тепленьким и отправил прямиком в ад, а вы продолжаете сидеть и нудить: «Не поеду, не поеду». Так вы едете к Вулфу или предпочитаете отправиться прямиком в ад?
Я взял со стола лист бумаги, положил в карман, снял с крючка пальто и шляпу и направился к двери. Когда я поравнялся с соседним столиком, Фред Даркин, уплетавший за обе щеки спагетти и запивавший их вином, поднялся с места и пошел в противоположном направлении, в сторону кухни. На улице порыв зимнего ветра едва не сорвал с меня шляпу, и, пока я боролся со своим головным убором, из рестор ана вышел доктор Эйвери, с переброшенным через руку пальто. Он попытался попасть в рукава, но ему помешал неугомонный ветер. Тогда я любезно помог доктору одеться, и он меня поблагодарил. Убийца и шантажист. Оба с отменными манерами.
Вторая авеню располагалась в деловом центре, поэтому такси нужно было ловить на Третьей. Когда мы наконец оказались в такси и поехали в сторону Западной Тридцать пятой улицы, я подумал, что Эйвери начнет разговор, однако тот упорно молчал. Как воды в рот набрал. Я не смотрел на него, но уголком глаза заметил, что рука доктора сжимается и разжимается в кармане пальто. При всем самообладании нервы у Эйвери были не железные.
За те пять дней, что он занимался делом Блаунта, Вулф сделал больше уступок, чем за весь год. Обычно без десяти два – именно в это время мы с Эйвери поднялись на крыльцо старого особняка из бурого песчаника и вошли внутрь – Вулф еще сидел в столовой за ланчем, и я ожидал, что мне придется развлекать гостя по крайней мере полчаса, пока мы будем ждать в кабинете. Однако, как мне уже позже рассказал Фриц, когда он после завтрака забирал у Вулфа поднос, тот распорядился подать ланч ровно в 12:45. Вы, наверное, решите, что у Вулфа хватило здравого смысла в силу чрезвычайных обстоятельств изменить расписание, хотя, по-моему, Вулф просто прикинул, что мне вполне хватит получаса на разговор с Эйвери в ресторане и я привезу доктора к нам домой еще до двух часов дня. Конечно, всегда приятно, когда твои таланты оценивают по достоинству, однако, боюсь, в один прекрасный день Вулф привыкнет и начнет воспринимать их как должное.
Итак,
