Марш обреченных - Владимир Свержин

– Ладно. Опустим. Введи-ка меня по быстрому в курс дела. Что вы тут уже успели нарыть?

– Хорошо. В общем так. Первый сигнал поступил в шесть двадцать от гражданина Сысуева В.П. Утром он пошел выводить собаку и обнаружил в будке караульного, заклеенного скотчем.

– Понятно. Когда здесь смена?

– В девять утра.

– Угу. Охранник жив?

– Жив. На верху дает показания.

– Хорошо. Оружие, документы?

– Все на месте. Преступник ничего не тронул.

– Занятно. Преступник был один или группа?

– Пока не ясно. Дежурный сообщил, что где то между 23–40 и 24 на вахте погас свет. Когда он полез менять лампочку, на него накинулся некто и оглушил ударом по голове. Больше он ничего не помнит.

– Не густо. Ну лампочку скорее всего разбили специально, чтобы вытащить бедолагу из будки. Он случайно не слышал выстрела?

– Нет. Почему вы решили, что был выстрел?

– На полу валяются осколки лампы с цоколем. Второй цоколь по прежнему в патроне. Одна лампочка разбилась при нападении на часового, которая до того. Есть три варианта подобного поведения лампы номер два. Естественный мы можем сразу отбросить. Поскольку сразу после этого было совершено нападение. Следовательно, либо в неё выстрелили, либо бросили, скажем камешек. Второе услышать невозможно. Логично?

– Логично. Но не пуль, ни камней мы не обнаружили.

– Хорошо искали? – строго спросил я.

– Спрашиваешь! Обрыли все!

Это хорошо. Вероятно, Стрельцов прибыл сюда ещё до прибытия опергруппы. И скорее всего, он просто знал, где и что искать.

– М-да. Непонятно… Ладно, подумаем… – задумчиво произнес я. – Что было дальше?

– Дальше нам позвонила гражданка Рыбакова В.К. и сообщила, что во время её отсутствия в квартире было совершено ограбление. Исчезли бумаги из личного сейфа покойного генерала Рыбакова. Кроме того, в коридоре там же обнаружены три человека в состоянии полного отъезда, скованные наручниками.

– Что с ними? – деловито интересуюсь я.

– Черепно-мозговые травмы. Плюс у одного – перелом челюсти.

– Да, кто-то здесь изрядно повеселился! Какие-нибудь следы?

– Ничего! Пусто! – разводит руками капитан Стельмах. – Чрезвычайно загадочное дело!

– Верно говоришь. Но это доказывает лишь одно. Здесь работали не дилетанты. Здесь чувствуется почерк матерого профессионала, – многозначительно говорю я. – Хорошо. Я пойду наверх. Ты заканчивай здесь и тоже приходи. Скоординируем действия. Ты не знаешь, как мужика из прокуратуры зовут?

– Стрельцов Андрей… Андрей… Отчество не запомнил.

– Ничего. Сойдет и так. Спасибо за помощь!

Андрей Стрельцов встречает меня у входа в квартиру.

– Добрый день. Майор Лукин. Контрразведка.

Я протягиваю руку для приветствия и смотрю прямо и твердо, как и подобает истинному контрразведчику.

– Добрый день. Стрельцов. Следователь по особо важным делам генпрокуратуры, – отвечает Андрей. Лицо следователя сохраняет эталонную бесстрастность, только в лазах едва-едва заметна усмешка.

Он пожимает мою руку, и чувствую, как в ладонь мою впечатываются два маленьких шарика – пульки от Валеркиной пневматики.

Ну, вот и познакомились.

– Что тут у вас слышно? – начинаю я.

– Трое сотрудников ФСБ госпитализированы. Кто-то хорошо постарался. – Он испытующе смотрит на меня. – Дежурный дает письменные показания.

– Что похищено?

– Служебные бумаги генерала. Это по вашей части, —

комментирует Андрей.

– Больше ничего?

– Нет.

Забавный спектакль, если не для зрителей, то для исполнителей уж точно.

– Хорошо. Где там ваш страж?

Проходим в кабинет. За старинным столом, привычным рабочим местом нашего генерала, восседает молодой сержантик с внушительным кровоподтеком на лице. Он, конечно, не виноват и уж тем более не может подозревать, что своим присутствием в этом месте он оскорбляет мою память о любимом командире. Солдат задумчиво водит авторучкой по листу бумаги. По всему видно, что письменные показания даются ему с большим трудом. Увидев меня, он заученно вскакивает.

– Сиди, сиди. Работай. – Я устраиваюсь напротив и беру в руки уже исписанный лист. – Послушай меня, сержант. Я майор Лукин из контрразведки. Надеюсь, ты понимаешь, чем мы занимаемся?

– Так точно, – рапортует он, снова порываясь встать.

– Не подумай, что я тебя пугаю, но в ситуацию ты попал прескверную. Тут ведь вот в чем дело, на тебя же не пацанва приблатненная наехала, даже не мафиози доморощенный. Ты диверсанта проморгал. Понимаешь, что это значит?

Значило это, в сущности, совсем немного. Сержант действовал вполне адекватно ситуации. О том, что этот полуголодный срочник сможет задержать матерого профи, у которого за спиной Крым и рым, и речи быть не могло. В отличии от своего визави, я это знал. Он – нет. Все, что ему грозило, – гауптвахта. Не более, скорее, даже менее. Однако грозные слова, самым прочувствованным тоном произнесенные офицером контрразведки, сделали свое дело. В глазах пострадавшего появился смутный намек на прояснение мыслей.

– Постарайся вспомнить все, что происходило в последние дни. Ты часто здесь в караулке?

– Через день, – протолкнув комок из горла в желудок, бормочет боец.

– Вспоминай, не было бы чего-нибудь из ряда вон выходящего во время твоих дежурств? Хотя бы в мелочах?

– Здесь крутился какой-то младший сержант из ВВ. Спрашивал, когда можно застать генерала. Потом ещё пару раз его около дома видел, – начал солдатик.

– Младший сержант ВВ? – уточняет только, что подошедший давнишний милицейский капитан. – Только что у подъезда толокся.

– Капитан! – я срываюсь с места. – Поднимай всех своих, сколько есть. Возьми этого орла! Хватай всех сержантов в округе, но не упусти нашего. Это в твоих интересах.

Окончание фразы звучит напутствием исчезающему за дверью оперу.

Глава 19

Покончив с формальностями в квартире Рыбакова, мы переходим к опросу свидетельницы Яковлевой, гостеприимством которой пользовались госпитализированные ФСБшники. Прежде всего, нам надлежало ознакомиться с пленкой неизвестного режиссера, которую на ближайшем фестивале авторского кино можно было выставлять под названием «Спина». Спасибо Андрею Стрельневу, проследил, чтобы ФСБшник, который тела забирал, кассету с собой не прихватил. Теперь вот имею шанс насладится. Несмотря на видимый драматизм картины, сюжет её до банального прост: могучая спина майора Пластуна приближалась к двери квартиры Рыбаковых, символизируя, очевидно, идею неотвратимости. Дважды прокрутив исходный материал, я удовлетворенно отмечаю про себя, что пользы для розыскников от увиденного мной было бы, пожалуй, маловато, и все же, без зазрения совести, изымаю видеокассету.

Следующим номером в моей сегодняшней программе был звонок Птахе. Воспользовавшись телефоном, предоставленным любезной хозяйкой, набираю заветный номер. Неизвестно, висит ли здесь прослушка, быть может – да, быть может – нет, но на разговор у меня – не более минуты.

– Алло. Добрый день. Майор Лукин на связи. Полковник оставил для меня информацию?

Голос Ани на том конце провода моментально приобретает секретарские нотки. Слава богу, соображает моя милая подружка очень быстро. Если я разговариваю на отморозке, значит, иначе не могу.

– Подъезжайте в полдень в управление.

– Есть!

Вот и поговорили.

Теперь «свидетельница». Мадам Яковлева является великолепным образчиком, увы, немалочисленной породы женщин, именуемых «круглые дуры». Это написано у неё на лице такими большими буквами, что иных черт просто незаметно. Когда я захожу в комнату, Андрей Стрельцов уже в поте лица снимает показания.

– … Потом, как Николай Михайлович помер, Борис Афанасьевич заходил и разговаривал с Толей… – долетает до меня конец фразы.

– Стоп! По порядку. Толя, я так понимаю, – ваш муж, – с места и в карьер вступаю я в разговор.

– Ну да! – Хозяйка смотрит на нас так, будто мы – инопланетяне, и не понимаем самых элементарных вещей. – Он раньше работал в Комитете, теперь вот – на пенсии.

– А сейчас где трудится? – спрашиваю я.

– Так Толя же сейчас за границей. Он в СП работает, консультантом. И вот уже неделю, как за границей. Звонил недавно, говорил, что все в порядке. Устроили их там хорошо, люди душевные, встретили…

Я с тоской во взоре наблюдаю эту картину. Если сейчас же не перевести разговор в другое русло, развитие темы заграницы продлится до скончания века. А то и далее того.

– Не могли бы вы уточнить, – сухо прерываю я поток словоизлияний нашей свидетельницы, – Борис Афанасьевич – это кто?

Снова недоуменный взгляд. Видимо мадам Яковлева никак не может смириться с мыслью, что мы не пришельцы из иных миров.

– Борис Афанасьевич? Так Баландин же! – Ей явно кажется странно, как можно не знать таких элементарных вещей.

У меня, что называется, в зобу дыханье сперло, и я делаю изрядное усилие, чтобы скрыть свои чувства. Яковлева права. Такая фамилия мне известна. Правда узнал я её совсем недавно. С неё начинается список опергруппы, бравшей Васю Покера! Вот он и сыскался, след тарасов! Капитан Баландин Б.А.!