Сказание о Сибирякове - Л Новиков

- Вам нужен "Тбилиси"? - полюбопытствовали портовики. - Вот видите, черная громада у дальнего причала. Это он и есть, только что подошел.

Рабочие объяснили, как пройти на корабль, и рассказали:

- Во время войны вражеская торпеда ударила в середину корпуса, и пароход раскололся на две части. Однако стальной гигант не погиб: искусные судостроители сумели "спаять" половинки, и теперь он снова бороздит моря и океаны.

Услышав это, мы с удвоенным интересом поспешили к кораблю.

И вот причал. Просим разрешения подняться на борт.

- Повремените немного, всего несколько минут, - отвечают.

Несколько минут вылились в добрый час. Впрочем, это не трудно понять: у моряков, вернувшихся из плавания, много забот. Судно доставило из Франции партию электровозов. К "Тбилиси" медленно приближается огромный плавучий кран. Сейчас начнется выгрузка.

Наконец нас окликнули, провели в просторную каюту. Навстречу поднялся высокий стройный человек лет пятидесяти, с большими карими глазами. Черные волосы чуть подернула седина, левая рука неподвижна - следы войны. Вот он какой, капитан Качарава!

Заложив левую руку за спину, Анатолий Алексеевич медленно прохаживается по каюте и рассказывает сначала сдержанно и спокойно, а потом все более загораясь. Нет, не может капитан без волнения вспоминать о тех днях.

Мы слышим подробности беспримерного боя маленького ледокола с грозным фашистским линкором, узнаем, как погибли комиссар Элимелах и Дедушка Бочурко, как достойно вела себя в плену захваченная врагом горсточка оставшихся в живых сибиряковцев. В блокнотах появляются фамилии людей: и тех, кто, пройдя все испытания, вернулся на Родину, и тех, кто погиб в сражении, в плену.

Конечно, капитан не может припомнить всего, многие детали забыты - ведь прошло столько лет. Не беда, пробелы восполнят встречи с другими сибиряковцами. Условившись с Качаравой о скором свидании, спешим в Ригу.

Времени в обрез. В порту сообщают, что ледокол "Капитан Воронин" скоро уходит, а он нас и интересует. Поднимаемся на борт. Все здесь сверкает удивительной чистотой. Высокий, богатырского сложения человек водит нас по "этажам", с гордостью показывая замечательный корабль. Великолепные каюты, салоны, лаборатории. И все это создано для того, чтобы скрасить полярникам долгие месяцы странствований в суровых арктических морях.

Наш хозяин беззаветно любит свой плавучий дворец. Он здесь дома и ходит в мягких шлепанцах, словно опасаясь поцарапать паркет в салонах и коридорах. Но мы знаем: этот человек в нужную минуту наденет высокие сапоги с отворотами и покажет пример другим в самой тяжелой работе.

Читатель, наверно, догадался - мы в гостях у боцмана Андрея Тихоновича Павловского, того самого, что вынес с горящего "Сибирякова" капитана и парторга.

Могучий соломбалец говорит густым басом, медленно, спокойно. Он, как и Качарава, начал свой рассказ словами; "Случилось это в августе сорок второго". А потом картины подвига одна ярче другой встали перед нами. Записываем новые сообщения о схватке с "Шеером", о походах в Белом море, о смелости и удивительной выдержке капитана Качаравы, о попытке захвата норвежского судна, о зуйке Юре Прошине, о прекрасной душе и мужественном сердце веселого русского парня комсомольца Анатолия Шаршавина.

Как мало времени! Гудок возвещает, что пора на берег. Прощаемся, желаем Андрею Тихоновичу счастливого плавания. В тот день "Капитан Воронин" покидал порт, чтобы встретить в море атомоход "Ленин" и сопровождать его в первом большом рейсе до Мурманска. Оттуда флагманский ледокол советского арктического флота отправится в океан на ледовое крещение.

И вот уже на самолете мчимся в Ленинград. По телефону договорились о встрече с бывшим парторгом "Сибирякова" Михаилом Федоровичем Сараевым. Он работает сейчас заместителем директора Малого драматического театра.

Выглядит Сараев хорошо. Это настоящий атлет. Какой же нужно иметь железный организм, чтобы перенести столько мучений и остаться таким крепышом!

- Здоровье досталось мне в наследство от предков, - говорил Михаил Федорович. - На Волге слыли силачами. Отец запросто подковы гнул. Ну, и спорт, конечно. До войны я очень им увлекался и сейчас не сажусь завтракать, не сделав гимнастики. Как видите, помогает.

Большие светлые глаза Сараева смотрят ясно, открыто. Как они меняются во время рассказа! То видишь в них огонь отваги, то гнев, то тихую грусть, Верно говорят: глаза - зеркало души. Михаил Федорович называет фамилии людей, которые еще не значатся в нашем списке. Он говорит, что жив и здоров Иван Алексеев. Но вот адреса нет.

Новые записи, новые впечатления. Их много. События, о которых нам рассказали, настолько захватывающие, яркие и значительные, что приходит убеждение: в очерке всего не передать. Надо работать дальше и упорно искать новых очевидцев, новые документы, а уж потом браться за работу и, конечно, рассказывать подробно, все от начала до конца.

Так мы оказались в Архангельске. Там снова ждем возвращения корабля. На этот раз встречаем ледокол "Капитан Мелихов". По сходням спускается среднего роста сухопарый человек с тонким орлиным носом.

Вместе с Павлом Ивановичем Вавиловым едем к нему домой, где его с нетерпением ждут супруга, дочки Евгения и Ольга и еще маленькая внучка.

Не без волнения вспоминал бывший кочегар "Сибирякова" дни, проведенные на необитаемом острове, затерянном среди холодных волн Карского

моря.

Как раз в ту пору, когда мы с ним увиделись, газеты писали о четырех отважных советских воинах, сорок девять дней боровшихся с океаном. Вавилов восхищен их стойкостью.

- Вот это люди! - говорит он. - Ведь сорок девять дней. Шутка ли!

Мы напоминаем Павлу Ивановичу:

- А Белуха? Он смеется:

- Это не сравнишь. Ведь они были без руля и без ветрил в чужом море, а я на своей, советской земле. Что бы там ни было, а никогда не отказывался от мысли: спасут, обязательно спасут.

Когда Вавилова сняли с острова, он, как и другие полярники, считал, что сибиряковцы погибли все до единого и в живых остался лишь он. И вот...

Это было после войны. Павел Иванович, вернувшись из дальнего рейса, спешил с парохода. Вдруг в порту его остановил какой-то высокий худой человек. Глянул Вавилов - и обмер, слова застыли в горле. Так, молча, он и бросился в объятия... Качаравы.

Кстати, и товарищи не знали, что Вавилов жив, и, вернувшись на Родину, с радостью зачислили в свой "экипаж" еще одного, человека. Их стало четырнадцать. Но так было сразу после окончания войны. А сейчас... Сейчас их меньше. В 1946 году умер Иван Замятин - сказались былые раны. А еще через два года погиб в авиационной катастрофе на Севере гидролог Анатолий Золотов, Вернувшись на Родину, он снова избрал местом работы дорогую сердцу Арктику. Трагический случай оборвал жизнь этого чудесного человека, беспредельно преданного своему делу. В 1950 году экипаж потерял еще одного своего товарища - Ивана Котлова. Он умер в Архангельске. Здоровье моряка было подорвано суровыми испытаниями, перенесенными в фашистском плену.