А потом он убил меня - Натали Барелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не хотите выпить? — спрашиваю я, заметив, что у нее нет пустого бокала, не говоря уже о полном; не понимаю, зачем ходить на подобные мероприятия, если не ради бесплатных напитков.
— Да, с удовольствием. По вашему выбору.
Я поворачиваюсь к бармену и прошу два бокала белого вина.
— Вот, держите. Ваше здоровье.
— Ваше здоровье.
Мы делаем по глоточку, обмениваемся любезностями, а потом она говорит:
— А я слежу за вашими успехами, Эмма, и они меня радуют. Кажется, когда мы познакомились, вы как раз попали в шорт-лист премии Пултона. Работаете сейчас над чем-то новеньким?
Забавно, раньше я ненавидела этот вопрос. Теперь он мне нравится.
— Да. Так уж вышло, что я пишу новый роман.
— Отлично. Надеюсь, он хорошо продвигается.
— Да, спасибо. А вы что поделываете?
— Как обычно, занимаюсь своей галереей. Все идет своим чередом, грех жаловаться.
Должно быть, я успела слегка набраться, потому что иначе никогда не задала бы вопрос, который сейчас слетает с моих губ:
— Помню, когда мы только встретились, нас познакомила Беатрис. Но мне показалось, ну не знаю, будто между вами черная кошка пробежала. Похоже, Беатрис было неловко. Вы поссорились? Конечно, это не мое дело, но…
— Ничего, все в порядке. У нас действительно были сложности, хотя я так толком и не поняла, в чем дело. Беатрис носилась с одной безумной идеей. Хотела, чтобы я притворилась, будто написала ее книгу, или что-то в этом духе. Не знаю точно.
Она машет рукой в воздухе, а у меня замирает сердце. Просто берет и останавливается. Напрочь. А когда снова начинает биться, то делает примерно пятьсот ударов в минуту, причем где-то в горле. Я чувствую, как краснею, и подношу руку к шее, надеясь, что выгляжу естественно.
— Знаю, — кивает Наташа, ошибочно приняв мой жест за проявление возмущения и снова помахивая рукой в воздухе, — полная глупость. Толком не пойму, чего она от меня хотела и почему вообще ко мне обратилась, но я, разумеется, отказалась, мол, к чему мне твоя книга, Беатрис? Я художница. С какой стати мне лезть в литературу?
Я оборачиваюсь к бару, залпом допиваю вино и отдаю бармену бокал с просьбой повторить. А потом снова обращаю лицо к Наташе и спрашиваю:
— И что дальше? — Сердце по-прежнему бешено частит.
— Ничего, — пожимает плечами она. — Но Беатрис ко мне переменилась. Как будто не могла простить отказ. Возможно, вы никогда не сталкивались с этим ее качеством, но она иногда бывала весьма эгоистичной.
— Правда? — изумляюсь я.
— Да, знаю, удивительно, учитывая, какой она была великодушной и замечательной, плюс все остальные качества, из которых состоял ее характер, но поверьте мне: если человек не шел у нее на поводу, то мигом становился персоной нон гранта.
— Ого!
— В любом случае дело прошлое. — Наташа снова всплескивает рукой.
Мне хочется спросить, знала ли она, о какой книге шла речь, но ей явно ничего не известно, ведь в противном случае она, по сути, знала бы и обо мне тоже.
— Не уверена даже, нашла ли Беатрис того, кто согласился ей помочь, — вторит она моим мыслям. — Хотя, если честно, я так до сих пор и не понимаю, о чем шла речь.
— Да, я тоже.
Я делаю большой глоток и оглядываюсь по сторонам в поиске каких-нибудь, каких угодно знакомых. Жажду поймать чей-нибудь взгляд и притвориться, будто меня позвали. Первая часть мне удается: я ловлю взгляд человека, которого не ожидала здесь встретить. Это Сэм; он разговаривает с кем-то, но уже заметил меня. Он улыбается и жестом показывает, что сейчас подойдет.
— Неудивительно, что вас она не стала просить о такой услуге, — продолжает Наташа.
— Почему? — Я снова смотрю на нее и делаю очередной глоток.
— Ну, понимаете, вы же писательница. А ей нужен был тот, у кого нет ничего общего с литературой и амбиций тоже нет, во всяком случае в этой области. — Она качает головой. — Должна сказать, Эмма, что Беатрис, по-моему, грешила привычкой использовать людей.
— Неужели?
— Не следует плохо говорить о мертвых, так что я, пожалуй, остановлюсь. — Она касается моей руки и улыбается. Я тоже ей улыбаюсь: а что остается, если у меня пропал дар речи? — Но, возможно, Ханна, ее агент, была исключением, — продолжает Наташа, сделав большие глаза, как будто только что припомнила шикарную сплетню. — Как вы считаете? Я чуть со стула не упала, когда узнала, что именно она убила Беатрис! Кто бы мог подумать! Господи! Я не была с ней знакома, а вы?
— Я?
— Эмма, забыл сказать! Поздравляю! — Рядом со мной материализуется Ник, он касается моего локтя, и я с большим трудом сдерживаю позыв вырвать руку.
— С чем, Ник? Кстати, это Наташа.
— О-о, здравствуйте, я большой поклонник вашего творчества, — уверяет Ник.
— Вам знакомы ее работы? — недоверчиво ляпаю я.
Он поворачивается ко мне:
— А разве не все их видели?
— Спасибо, — говорит Наташа, — вы очень любезны. Поздравляю с выходом книги.
Ник картинно изображает вычурный поклон, выставив одну руку вперед, а другую заложив за спину, и мне хочется поддать ему коленкой в лицо. Как тебе понравится такой спектакль, а, Ник? Но я так благодарна ему за прерванный разговор, что решаю не цепляться.
— А поздравления со статьей в «Нью-йоркере», Эмма. — Он не то чтобы ухмыляется в прямом смысле, просто на лице у него появляется самодовольная улыбочка, губы чуть изгибаются, уголки рта чуть поднимаются.
— Спасибо, Ник. Я не сообразила, что она уже вышла.
— Нет, пока не вышла. Мне про нее Фрэнки рассказывал, а у меня в «Нью-Йоркере» есть друг. Он прислал мне статью на мыло. Вы же не возражаете, правда? Ничего, что я прочел ее заранее? Она выйдет на этой неделе, нужно было мне подождать до тех пор. Надеюсь, я ничем вас не задел?
Этот парень совсем спятил? Или просто готов на что угодно, лишь бы все крутилось исключительно вокруг него?
Кто-то касается сзади Наташиного плеча, и она издает радостное восклицание.
— О чем тут речь? — раздается у меня за спиной голос Сэма.
Сам он кладет ладонь мне на поясницу. Я разворачиваюсь так, что его рука слетает. Он подается вперед и шепчет мне на ухо:
— Занятно встретить тебя здесь.
— О том, что Эмма дала интервью для «Нью-йоркера» и оно выйдет в понедельник, — бросается на помощь Ник.
— Поздравляю! — с неподдельным энтузиазмом говорит Сэм.
«Смотри, как это делается, Ник, —
