Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

возьму у вас образец крови.

– Крови? – Рашмика вдруг похолодела.

Грилье кивнул:

– Исключительно в медицинских целях. В наше время развелось столько зловредных микробов, в особенности на Гирроккине и Вигриде. Но волноваться не стоит. – Грилье шагнул к медицинскому чемоданчику. – Разве что самую чуточку.

Межзвездное пространство, близ p Эридана 40, год 2675-й

В космосе вокруг Арарата бушевала энергия. Скорпион наблюдал за далеким сражением из «Паука», удобно устроившись в кресле с плюшевой обивкой.

Алые огненные цветы распускались и увядали за несколько секунд. Фейерверк полыхал в небольшом сферическом объеме, центром которого была планета. Вокруг этого шара царила непроглядная тьма. Медленное разгорание и угасание, приятное непостоянство вспышек воскрешали в памяти – возможно, очень далекой, наследственной – образы морских животных: общаясь между собой в немыслимых глубинах, они стреляли друг в друга порциями биолюминесцентной массы. Не битва, а редкая встреча единомышленников, торжество в честь жизни, которая ухитряется существовать даже во мгле и стуже океанских глубин.

На начальном этапе космической войны близ p Эридана противоборствующие стороны соблюдали максимальную скрытность. И люди, и ингибиторы старались применять двигатели, приборы и оружие, не излучавшие никаких энергий; в самом крайнем случае излучение было рассчитано на слепые пятна известных датчиков. Ремонтуар это сравнил с поединком, когда бойцы бесшумно движутся в абсолютно темной комнате и разят практически наугад. Когда один из противников получал рану, он не выдавал себя даже возгласом, не пытался воспрепятствовать продвижению клинка в своем теле и не силился остановить кровотечение. Второй же боец спешил как можно быстрее выдернуть меч, чтобы не обнаружить свое местонахождение. Неплохая аналогия, вот только комната протяженностью в световой год, и сражаются не мечники, а космические корабли и машины-волки, и оружие с каждым новым выпадом или отражением атаки увеличивает свою силу и дальнобойность. Корпуса кораблей становятся все холоднее, чтобы не выделяться на температурном фоне космического пространства; скрываются выбросы двигателей; оружие незамеченным проницает тьму и убивает расчетливо и осторожно.

Однако наступал момент, когда та или другая противоборствующая сторона отказывалась от маскировки. Едва принималось такое решение, противник делал то же самое. Сражение переходило в принципиально иную стадию, оружие не пряталось, ресурсы тратились безрассудно, в огромных количествах.

Глядя из капсулы наблюдения на битву, Скорпион вспоминал слова Клавэйна о далеких войнах: битва прекрасна, если тебе посчастливилось не быть ее участником. Битва – это гром и ярость, цвет и движение; это массированная атака на все органы чувств. Битва бравурна и театральна, от ее вида захватывает дух. Битва драматична и романтична, но только если ты зритель. «Однако мы, экипаж „Ностальгии“, тоже участники этой битвы, – напомнил себе Скорпион. – Мы пока не сражаемся, но наша судьба целиком зависит от исхода сражения». Более того, Скорпион несет личную ответственность за этот исход. Он не отдал все орудия с тайного склада, которые просил Ремонтуар. И потому тот не мог гарантировать, что операция прикрытия пройдет успешно.

Просигналила панель – через «Ностальгию по бесконечности» промчалась необычная гравитационная волна.

– Это она, – тихо, деловито произнес Васко. – Последняя пушка класса «Ад», если мы не сбились в счете.

– Ремонтуар не собирался пустить их в дело все сразу, – заметила Хоури.

Она тоже была тут, в капсуле, сидела с Аурой на коленях.

– Похоже, что-то не так.

– Поживем – увидим, – сказал Скорпион. – Возможно, Ремонтуар придумал новую стратегию, более выигрышную.

Они увидели луч неизвестной природы; испуская в стороны зримый даже в вакууме свет, тот с элегантной медлительностью продвигался в боевом пространстве. Было нечто непристойное в том, как этот кровавый язык тянулся к одному из крупных соединений волков. Скорпиону не хотелось думать о том, насколько ярок этот луч вблизи, если он виден даже без оптики или усилителей интенсивности света. Свинья погасил все лампы в ремонтной капсуле, притушил навигационные приборы, чтобы лучше видеть бой. Насчет излучения двигателей можно было не беспокоиться, оно надежно экранировалось.

«Паук» вздрогнул, что-то отделилось от субсветовика. Скорпион приучил себя не вздрагивать в подобных случаях. Он дождался, пока капсула не переориентируется и не выберет путь к новому месту стоянки, куда и двинется с неторопливостью и осторожностью тарантула, управляемая древним алгоритмом ухода от столкновений.

Хоури смотрела в иллюминатор на нижнюю половину корабля, держа Ауру так, чтобы и та могла видеть своими щелочками.

– Странный участок, – сказала Ана. – Кто это постарался, море или капитан?

– Думаю, море, – ответил Скорпион. – Хотя не могу ручаться, что тут потрудились жонглеры. Экологическая система на Арарате очень сложна, она состоит не только из жонглеров, как и на любой аквапланете.

– Почему вы говорите шепотом? – спросил Васко. – Мы же снаружи – разве он может нас услышать?

– Я говорю шепотом потому, что это прекрасное и удивительное зрелище, – ответил Скорпион. – Вдобавок голова болит. С нами, свиньями, такое бывает. Говорят, череп маловат для мозга, и с возрастом становится все хуже. Из-за давления на зрительные нервы развивается слепота, если только возрастные изменения не приканчивают тебя раньше. – Он улыбнулся, глядя в темноту. – Приятная перспектива?

– Я просто спросил.

– Ты не ответил на вопрос, – сказала Хоури. – Он слышит нас?

– Джон? – переспросил Скорпион. – Не знаю. Я лично считаю, что у него есть право сомневаться. Так что будем вежливыми.

– С каких это пор ты стал вежливым? – спросила Хоури.

– Я над этим работаю.

Аура булькнула горлом.