Последние Каролинги - Фердинанд Лот

Эти превосходные доказательства были подкреплены победами Тюренна и Конде. Войска Людовика XIV засвидетельствовали Испании и Империи прочность прав Капетингов на французский престол.

Историки XVIII столетия лишь повторяют историков XVII и XVI веков. Отметим, между прочим, соображения П. Даниэля в отношении Гуго Капета, бывшие одними из забавных нелепостей; «Он (Гуго Капет), как и Пипин, был очень сдержан, мягок и приветлив, эти качества снискали ему любовь не только французов, но и короля Лотаря. По тому, как он теснил Карла, своего соперника, пока он боролся за корону, и по всему его правлению, видно, что он был и великим полководцем и великим политиком».

Суждения, сформулированные Монтескье, не походят на те, что можно ожидать от столь великого ума. Он заявляет, что Гуго Капету передали корону, поскольку он был единственным в состоянии защитить страну от набегов норманнов. Монтескье видел в капетингском господстве «большой фьеф» – абсолютно неверное представление, однако снискавшее успех.

Буленвилье всеми силами оспаривал мысль, «что это по милости данного государя (Гуго Капета) сеньоры получили в собственность свои земли и право передачи этого владения». Поверхностная теория объясняла рождение феодализма так называемым отказом Гуго Капета от королевской прерогативы в пользу сеньоров, чтобы с их помощью заполучить корону. Кроме того, тот же Буленвилье утверждает, что избрание Гуго было осуществлено с применением силы; он основывается на письме Герберта, откуда явствует, что Гуго разогнал находившуюся в Компьене ассамблею. Но это письмо, в действительности, датируется 985 г., а не 987 г. Потому упрек Буленвилье надуман. Если не придираться к деталям, суждения Мабли гораздо толковее: он доказывает, что ошибочно полагать, будто Карл был удален от трона из-за того, что был вассалом императора Оттона II; он совершенно отрицает, что Гуго был избран национальной ассамблеей. По его мнению, Гуго избрали королем всего лишь его родственники, вассалы и сторонники. Королевская власть тогда мало значила, и он не встретил большого сопротивления. Мабли к тому же утверждает, что приход к власти Гуго Капета, хоть и незаконным образом, явился отрадным событием, поскольку на этом прекратились распри. Вольтер в своем «Эссе о нравах» высказывает мнение, что сила и хитрость были единственным правом Гуго Капета на трон.

Любопытно, что коронация Наполеона I возродила дискуссии в начале XIX века. Деаизм, член Законодательного собрания, выпустил памфлет, в котором уверял, что коронация Наполеона I была законнее, чем коронация Гуго Капета, «Основание 4-й династии не имеет ничего общего с воцарением 3-й династии». Эта династия является захватнической, ибо неверно полагать, что «потомство Карла Великого было лишено короны декретами представителей народа (!)» Девиэм, естественно, оценивает пристрастно Гуго Капета; он подозревал его в отравлении Людовика V. Но зато автор создал обворожительный портрет его соперника, Карла Лотарингского. «Он обладал безупречными нравами, прямым и благородным характером, чувствительной и благодарной душой, и т. д.» Несмотря на всевозможные оплошности, этот автор тем не менее не считает, что если Карл был устранен от престола, то никак не из соображений патриотизма.

Схожее мнение можно найти у Сисмонди: «Карл, принявший лен от Оттона и поклявшийся ему в верности, не отказался от своих прав, не оскорбил чувств французского народа и не нарушал никаких обычаев феодального времени». Сисмонди не питал никаких иллюзий в отношении достоинств Гуго Капета: «Гуго Капет, оказавшись на троне, стал, таким образом, лишь дополнением феодального переворота; у него не было таланта, который бы мог его направлять; сам лично он сделал мало; но, полностью лишенный способностей и благородства, этот основатель новой династии подходит лучше к зарождающемуся строю, чем прежняя династия королей».

В то самое время, когда Сисмонди писал эти строки (1820 г.), Огюст Тьерри продолжал развивать идеи Айяна и Бельфорса, посвященные низвержению второй династии. Известно, что этому блестящему историку Каролинги представлялись потомками германских завоевателей, а Капетинги – представителями национального мнения. Избрание Гуго Капета «произошло вопреки устоявшимся правилам; это был воодушевленный бросок, и Гуго Капет стал королем франков, потому что обладал огромной популярностью. Хотя происходил он из германского рода, отсутствие любой родственной связи с имперской династией, сама неясность его происхождения, четкий след которого более так и не был обнаружен спустя три поколения, превратили его в представителя коренного населения, которое постепенно воспряло после распада империи. Все это не имеет четкого освящения в современной истории, а это не должно быть неожиданностью. Народные массы, когда они в движении, не отдают себе отчета в том, что ими движет импульс. Массы двигаются инстинктивно и стремятся к цели, не стремясь к определенности. Если рассматривать их поверхностно, можно подумать, что они вслепую следуют личным интересам какого-нибудь вождя, одно имя которого шумит в истории. Но даже частное имя важно, так как оно служит лозунгом для толпы, которая, произнося его, знает, что хочет сказать, но не может выразить свои мысли точнее». Нет, ни слова в этом отрывке, которое не являлось бы заблуждением и не обнаруживало обманчивых представлений, более своеобразных, в отношении социальной структуры X века. Огюст Тьерри, как обычно, свой вымысел помещает на место подлинных текстов. Он основывает свои суждения только на свидетельствах Рауля Глабера, Гуго Флери и Жана д'Ипра, истолковывая их по-своему. И самое главное то, что он полагает, будто эти летописцы являлись современными свидетелями происходивших в 987 г. событий. Теория Огюста Тьерри была поверхностной и ошибочной. Однако у нее были все шансы стать популярной. Да и сегодня она все еще пользуется успехом, который не скоро пройдет.

Генрих Мартен и Мишле принимают ее на веру, поскольку используют большую часть идей Огюста Тьерри. Видимо, сам Гизо находится под его влиянием и не демонстрирует свойственной ему трезвости взглядов, высказывая следующие соображения: «Правление потомков Карла Великого вызвало подозрение у старых служителей короны, герцогов, графов и т. д., так как власть, которую они узурпировали, те могли у них потребовать обратно. Своими природой, правами, привычками, своими воспоминаниями, королевская власть Каролингов была, таким образом, неприемлема для нового феодального режима.

Удивляет легкость, с которой Гуго Капет завладевает короной. Но, в сущности, королевский титул не давал ему никакой реальной власти, которая могло бы встревожить равных ему по положению людей, корона, перейдя на его голову, перестала быть для них враждебной и подозрительной. Гуго Капет не имел ни воспоминаний, ни прошлого – это был выскочка, соответствующий требованиям обновленного общества. В этом была его сила, благодаря которой его позиция стала гораздо более устойчивой, чем позиция устраненной им династии».

Идеи Гизо принял на вооружение Пардессю. В общем же, эти два писателя лишь возвратились в иной форме к теории «большого фьефа» Монтескье. До Люшера его уже опровергнул в одном из лучших отрывков своей «Истории Права» Лаферьер, сегодня уже устаревшей.

Мурен и Хенебер, авторы более чем посредственных работ, посвященных графам Парижа, вновь вернулись к тезисам Опоста Тьерри. Мы не будем тратить время, чтобы их процитировать и обсудить, т. к. это напрасный труд. Мы предпочтем отослать читателя к превосходной критике, сделанной Г. Монодом. Идеи Огюста Тьерри еще оставляют свой след в столь замечательном произведении М. Фриммана «Норманнское завоевание». М. Фриман всегда видел в последних Каролингах представителей тевтонских корней и языка, тогда как Капетинги для него олицетворяют романский элемент. Он противопоставляет романский город Париж тевтонскому поселению Лану. Другой английский историк, Пальграв, допускает нелепое сравнение Революции 1789 года и прихода к власти Гуго Капета, восемьсот лет ранее «Город Революции, – говорит он, – в самом деле, начал свою историю с первой французской Революции».

К счастью, эти ошибочные теории господствовали единолично не более полувека. С 1838 года Варен в превосходной докторской диссертации уважительно, но решительно оспаривает выводы Огюста Тьерри. Одно за другим он разобрал его утверждения, оспаривая их со значительной долей критики и эрудицией, не оставив камня на камне Он не только доказывает, что «Каролинги не были воспитаны в Германии», но еще он настойчиво опровергает представления, приписывающие значительную роль расовым вопросам в исторических событиях. В этом вопросе Варен опередил более чем на пятьдесят лет французских и английских ученых. Поэтому он не получил признания. Спустя двадцать пять лет Оллерис в связи с своей работой о Герберте был вынужден исследовать диссертацию Огюста Тьерри. Он признал, в свою очередь, всю ее фальшивость и довершил ее разгром. Оллерис показал, что вместо того, чтобы быть представителем народной партии, Гуго Капет являлся родственником, другом и протеже саксонской династии.