Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

— Ну и что же это дало Харрис? — спросил он.

— Я не сказала ей, — помолчав, произнесла Терри.

— Почему?

— Я не смогла. — Женщина повернулась к нему лицом. — Мне трудно объяснить это, Крис. Как будто мне было страшно.

— Чего ты боялась?

— Не знаю — это больше на уровне подсознания. Словно я сижу за столом, наблюдаю за ним и хочу только одного — успеть покончить с ужином, пока не произошел очередной взрыв. — Она покачала головой, точно в ответ на какие-то свои мысли. — В школе я всегда была тихоней, всегда старалась угодить, думая, что, если я стану примерной девочкой и стану приносить хорошие отметки, все будут добры ко мне и никто не прогневается. Главное, что отец не прогневается.

— А что же твоя мама?

— Она любила меня, — ответила Тереза, и в ее голосе впервые за вечер прозвучали жесткие интонации. — Она не могла переделать его, только и всего.

— Но так нельзя жить, Терри.

Она устало пожала плечами.

— Так живут многие. И в конце концов, ведь со мной ничего не случилось.

Паже замолчал. Он подумал о том, сколько еще подобных воспоминаний теснится в ее голове.

— Ты еще пойдешь к Харрис? — спросил он.

Терри сделала еще один глоток и передала ему бокал.

— Когда я уходила от нее в последний раз, мне больше не хотелось ее видеть. Я ненавижу все эти разговоры. Разве что с тобой иногда. — Она помолчала. — Но я снова пойду к ней. Я должна довериться Денис. Боже мой, ведь я ничем не смогла помочь Елене. Я не имею права оставить все как есть.

В камине в причудливом гипнотическом танце извивались языки пламени.

— Терри, может, тебе как-нибудь рассказать Харрис об этом твоем сне. Будь что будет.

Терри помедлила с ответом:

— Возможно, я так и сделаю. Только мне больше не хочется говорить об этом. Сегодня по крайней мере.

Паже счел за лучшее промолчать: в ее голосе явственно угадывалось раздражение, словно она уже пожалела о том, что поведала ему о своем кошмаре. Но когда мгновение спустя он поцеловал ее, губы Терезы страстно ответили на поцелуй.

Они поднялись наверх в спальню Паже.

Терри разделась. В лунном свете ее стройное тело казалось отлитым из серебра, но едва он коснулся его, оно ожило.

Паже прижал ее к себе. «Так много женщин на свете, — думал он, — но только с ней одной возникает это удивительное ощущение домашнего тепла и уюта». Только вот ощущение это, доселе не испытанное, ждало его в местах, весьма отдаленных от дома, там, где он никогда не ожидал найти его. Он чувствовал, как бьется ее сердце.

— Я люблю тебя, — услышал Кристофер.

Постель под ними была прохладной и упругой. Больше не нужно было слов.

Потом она лежала, разметав волосы по подушке, отбросив в сторону руку, — женщина, внезапно настигнутая сном. Ее дыхание было глубоким и ровным.

Некоторое время он наблюдал за ней. Порой в такие минуты ему казалось, что он видит перед собой Терри-девочку, но эти детские черты только угадывались. Перед ним все же была та Тереза, которую он знал, которая умела превозмогать боль и которая даже не догадывалась, насколько он восхищается ею. Как знать, возможно, когда-нибудь у них будет ребенок, и тогда его любовь к этому дитя будет так же глубока, как и его чувство к Терри. И может быть, в этой любви к двум дорогим его сердцу существам он обретет то, чем прежде был обделен.

Отвернувшись, Паже взглянул на настольные часы — они показывали четверть двенадцатого. Он решил, что она может еще немного поспать. Самому ему было не до сна.

Кристофер встал и, не спуская глаз с Терри, надел шорты.

Выйдя в холл, он проверил, не горит ли свет в спальне Карло.

Паже прошел по притихшему дому и через кухню спустился в гараж.

Воздух там был тяжелый, пахло цементом, землей, деревом и сыростью. В дальнем конце гаража, как раз напротив переднего бампера его автомобиля, он спрятал это.

Паже опустился на колени и вытащил блок, за которым и был устроен тайник.

Он находился там, только немного испачканный землей. Паже нащупал вверху провод, на котором болталась простая электролампочка, включил свет и взял в руки дневник в добротном кожаном переплете.

Страницы его были исписаны мелким, монотонно однообразным почерком, характерным для женщин. Поднеся дневник к желтому свету, Паже прочитал последнюю запись. Он был задумчив и сосредоточен, хотя читал это не в первый раз.

Ему не верилось, что не существует копии. Однако с каждым прожитым днем в нем крепла уверенность, что это именно так.

Завтра, когда Карло отправится в школу, надо будет перепрятать дневник в более надежное место.

Паже положил дневник на место и незаметно вернулся в дом.

Войдя в спальню, он услышал сдавленный крик. Терри беспокойно металась в постели. Паже склонился над ней: глаза у нее были закрыты, губы судорожно подергивались.

Нежно коснувшись ее рта губами, Паже взял ее ладонью под голову и долгим взглядом посмотрел на Терезу.

Терри распахнула глаза и испуганно уставилась на мужчину.

— Это я, — тихо произнес он, — Крис. Твой белый рыцарь.

Она, казалось, наконец узнала его. По телу ее пробежала дрожь.

— Черт, — пробормотала Тереза, и в ее голосе была тихая ненависть к самой себе.

— Ты снова видела этот сон?

— Да. Прошу тебя, не говори ничего.

Он сел рядом на краешек постели. Она никак не могла отдышаться. А потом холодно и отчетливо произнесла:

— Мне действительно осточертело все это, Крис.

Паже взял ее за руку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже нормально. — Терри повернулась, чтобы посмотреть на часы, словно в надежде зацепиться за что-то реальное. — Который теперь час?

— Около двенадцати.

Она вздрогнула.

— Бог ты мой, надо спешить домой. Мама без меня не ляжет спать.

Паже хмыкнул:

— Вот эту сцену я лично не очень люблю. То место, где ты превращаешься в важную шишку.

— Ничего не попишешь. — Ее голос по-прежнему звучал несколько отстраненно. По-видимому, сама подозревая это, она коснулась ладонью его щеки. — Зато все остальные места были восхитительны, Крис.

Минуту спустя Терри встала, зажгла ночник и начала одеваться. Наблюдая за ней, Паже вдруг поймал себя на мысли, что в душе он до сих пор находит их близость божьим даром. Его по-прежнему волнует ощущение их наготы, прикосновений, когда они лежат рядом. До сих пор он внутренне преображается, заслышав по телефону ее голос.

— Я тут подумал, — нерешительно начал он, — о наших разговорах по телефону.

Терри замерла, пальцы ее не успели застегнуть последнюю пуговицу на блузке.

— Монк? — Она вопросительно посмотрела на Паже. — Но они не имеют права подслушивать разговоры. В этом штате им никто не даст такого разрешения.

Словно под гнетом собственных страхов, Паже уронил голову на грудь.

— Знаю. Только не забывай, что теперь я окунулся в политику. Подслушивать можно и нелегально, и делать это может кто-то другой — не обязательно Монк. — Он заговорил тише. — Я просто считаю, что нам следует быть осторожнее. Не распространяться по телефону насчет Рики или Елены, даже насчет твоих встреч с доктором Харрис. Вообще не говорить ничего лишнего.

— Никогда бы не подумала, что кто-то способен пойти на такое. Да мы, впрочем, и не говорим ничего особенного.

Паже улыбнулся.

— Когда я говорю о твоем теле, то для меня это нечто особенное. И я не хочу лишней аудитории.

Терри наконец застегнула последнюю пуговицу.

— А тебе не кажется, что это смахивает на паранойю?

— Возможно. Однако в политике шпионаж вещь вполне заурядная. А у Маккинли Брукса есть множество приятелей, вращающихся в этой сфере. Один из них Джеймс Коулт, который всюду твердит о том, что наши политические цели не совпадают.

Терри надела туфли.

— Крис, да пошли они все… В конце концов, можем говорить и поменьше, коль на то пошло. Просто я люблю звонить тебе, когда Елена уже спит. Я чувствую себя девчонкой, которая из постели звонит своему мальчику.

— А мама тебе разрешает?

Терри улыбнулась.

— Пока я выполняю «домашнее задание», она притворяется, что ничего не замечает. Хотя на самом деле это не так.

Паже встал.

— Потерпишь еще чуть-чуть? Ладно? Еще недели две.

В тусклом свете ночника он не столько увидел, сколько почувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Ладно, — тихо произнесла она. — Я буду просто часто-часто дышать в трубку.

Терри сидела, прислушиваясь к дыханию дочери.

Была середина ночи. Примерно час назад Терри услышала, что Елена плачет. Она бросилась к ней и увидела, что та сидит на постели, оцепенев от ужаса; наконец девочка узнала ее и протянула к ней руки. В этот момент между ними не существовало больше никаких барьеров. Елена снова была просто ребенком, ищущим утешения у матери, кроме которой у него никого больше нет.