Ii. Камень второй. Горящий обсидиан - Ольга Макарова

— А как же твоя воля? — вызывающе осведомился Ирин. — Почем нам знать, что ты говоришь теперь не от их имени? Вдруг, по твоей милости, мы сейчас побежим прямо в лапы этим тварям?

— Я малочувствителен к магии любых эмоций, не только страха. Я Марнс… — словно не заметив вызова, возразил младший Оллардиан.

— Я верю тебе, Коста, — мягко возразил Пай, — но разве ты можешь быть уверен, что мы не побежим прямо в их сторону? Так они просто разделят нас.

— Это не важно, где они… Я освобожу все, что до сих пор держал под замком — злость и радость, и страх — и стану для них солнцем, как всякий амбасиат. Когда восходит солнце, остальные звезды исчезают с небосвода… Веталы не заметят вас, даже если вы пробежите прямо перед их носом… если, конечно, вы не попытаетесь напасть на них.

Когда Коста замолчал, воцарилась тяжелая, напряженная тишина. Все ждали решения Джуэла.

— Я вернусь за тобой, — сказал он наконец.

— Нет, — решительно отказался Коста. — Неси камень к морю. У меня одного шансов выжить куда больше… Так что подберешь меня потом на пути в Хандел.

А ведь он был прав… В Дикой Ничейной Земле легко выживет любой Марнс, если к нему не будет слишком жестока судьба. А на территории стабильной магии без горящего обсидиана на шее одинокий путник и вовсе будет никому не нужен.

— Оставьте ему еды, — распорядился Джуэл.

— Бала… — Коста тяжело закашлялся, не успев договорить. — Как избавиться от действия твоего порошка?

— Хм… тут подошел бы какой-нибудь стимулятор, — лекарь нахмурился. — У нас осталось только пухлячье мясо. Но есть его придется сырым.

— Ничего, походной настойкой запью… Не уходите без моей команды.

Когда сырое мясо было съедено, Коста сел на землю и закрыл глаза… О да! Чувства прояснялись; липкий туман равнодушия постепенно таял; обостренная чувствительность амбасиата, почти забытая за эти дни, проступала все ярче: уже чувствовалось скрытое напряжение окружавших его семерых человек. Чувство простерлось дальше — проявили себя и веталы: слишком сильны были их вожделение, злоба и голод. Сладкие, обезоруживающие эмоции тянулись от них к отряду мириадами незримых нитей, готовые уцепиться за любую слабость и управлять, и точить волю, как вода точит камень.

Обучая сына искусству жизни Марнсов, мать рассказывала Косте обо всех детях тьмы, населяющих Дикую Ничейную Землю. Веталам в ней всегда отводилось особое место.«…Их человечий облик обманчив: ты ждешь, что они будут двигаться, как люди… Помни, всё это — лишь видимость. На самом деле они умеют останавливаться мгновенно, прыгать выше головы и выгибать суставы так, как для человека просто неестественно.

Опасно долго избегать битвы с ними, опасно и затягивать битву надолго: если они не атакуют, то занимаются тем, что давят волю. Даже Марнс может не устоять, если веталов много.

…Веталы — мастера подчинять. Ты часто можешь видеть баргестов рядом с ними. Эти безмозглые твари — рабы веталов; те держат их на незримом волевом поводке и распоряжаются ими полностью. У этих псов тьмы хорошее чутье: они выследят по эмоциональному следу любую живую душу. Их хозяева не столь чувствительны. И поступают, в общем-то, как люди, которые так же используют собак — чтобы компенсировать собственный слабый нюх…

Помни, все видимость…»

Оставив внешний мир, Коста обратился к себе… Нужно было вспомнить нечто сильное. Плохое или хорошее. Лучше хорошее, ибо злость — плохой советчик в бою… И Коста вспоминал мать, которую горячо любил. И братьев, и сестер. Они были еще совсем малы и почитали его как старшего… всегда просили совета. И защиты, если кто-нибудь их обижал. Как правило, стоило появиться перед обидчиком в плаще и с мечом без гарды, как все агрессивные намерения пропадали сразу же. Правда, один раз и меч пришлось пустить в ход… даже не вынимая его из ножен. Коста невольно улыбнулся, вспомнив тот случай: злодей был избит самым позорным образом…

Тихие дни в родном городе — Лувайре, представшие перед глазами, наполнили сердце радостью. Радость… как быстро он успел отвыкнуть радоваться… и вот теперь…

Оно. Солнце. Начало подниматься над горизонтом. Черная тьма постепенно разбавляется до синевы, звезды начинают исчезать…

— Уходите, — сказал младший Оллардиан. — Главное, никуда не сворачивайте и не вступайте в бой…

Затих шелест травы под ногами убегающих. Коста остался один. В какой-то момент он испугался за них… что если их все же заметят? Душу заполнил страх…

Нет, светлые воспоминания не принесут столько энергии в мир, сколько нужно, чтобы затмить семерых амбасиатов, пусть и принявших порошка равнодушия: так и на фоне восходящего солнца порой сияет Филора — крупная утренняя звезда. Не принесут; хотя бы потому, что у Косты их было не так много с тех пор, как отец забрал его на обучение в Орден.

Отец… Кангасск Оллардиан… он был требователен и жесток. И грубо ломал личность своего сына, стремясь превратить его в великого воина, бесстрашного и безупречного. Он был вечно недоволен. И несчастен оттого, что его сын не такой, о каком он мечтал…

Коста вздохнул. Что ж… сейчас самое время выпустить на волю все, что, в силу своего характера, он умерял и сдерживал. Он должен был пылать, как фанатик Ирин, и даже ярче. И только ненависть может пылать так…

«Ненавижу отца!!! И его проклятый Орден!!!»…

Семеро амбасиатов во главе с Джуэлом, держали путь на северо-восток. Они бежали так, как только позволял вольно разросшийся, никогда не знавший человека лес. Очень скоро справа и слева от маленького отряда в зарослях замелькали какие-то серые тени. На первом же открытом месте они вырвались вперед и загородили дорогу. Три баргеста…

Шесть мечей одновременно выскочили из ножен; Ирин положил одну из отравленных стрел на тетиву. Джуэл жестом велел всем не двигаться. Все так и застыли с оружием наготове…«…не вступайте в бой…» — хрипло отозвалось в памяти каждого.

Баргесты тоже не спешили атаковать…

…Каждое из этих существ было чудовищной пародией на собаку и казалось сплетенным из бугристых розовых жил, едва покрытых серой шерстью. Безглазые и безухие головы баргестов покачивались из стороны в сторону, оплетенный венами нарост, находившийся на месте носа, часто пульсировал, словно вынюхивая. Из разверзнутых пастей капала слюна.

Коста не зря беспокоился: всю зиму, при неярком солнце рядом с ним виднеется единственная дневная звезда — Филора. И баргесты, хоть и глупы бесповоротно, а не «проглядят» эту звезду при солнечном свете. Правда, стоило Оллардиану младшему разжечь в себе ненависть, псы тьмы потеряли из виду маленький отряд…