Вместе вопреки (СИ) - Витина Элина

На языке вертится миллион вопросов, тысячи предложений и еще больше слов раскаяния, слов, которые вряд ли что-то изменят, но которые тем не менее, рвутся из меня с какой-то неистовой силой. Но я знаю, что пока она не готова их услышать. Мои признания лишь испугают ее еще больше.

После ужина небо затягивают чернильные тучи и Алиса уводит Тимура в спальню напомнив ему, что он сегодня пропустил дневной сон. Он пытается возражать, но если учесть, что сам при этом непрерывно зевает, выходит не очень убедительно, поэтому принцесска со смехом, но настойчиво помогает ему переодеться в новую пижаму и скрывается за дверями спальни.

Первые раскаты грома — словно удар кувалдой в грудь, туда, где я утром надежно запечатал свои эмоции. Каждая яркая вспышка молнии прошивает не только небо, но и все мое тело мощными электрическими разрядами. Впустив Вадима в квартиру я выхожу, почти выбегаю из подъезда, потому что чувствую что броня трещит по швам. Если все то, что я чувствовал сегодня — это лишь малая часть реальных эмоций, то я не хочу находиться рядом с ними сейчас, не хочу чтобы их не задело ударной волной, когда эта медленно тикающая бомба взорвется внутри меня.

У меня нет четкого плана, есть лишь холодные капли дождя и раскаленный мозг. Я доверяюсь городу, такому знакомому и незнакомому одновременно. Светофоры загораются красным, когда мне нужно направиться в другую сторону, глубокие лужи на моем пути не дают свернуть не туда, и ветер будто в спину подгоняет, заставляет двигаться вперед. Не знаю кто именно меня ведет… город, эмоции, боль, но чувствую, что направление я выбираю на каком-то подсознательном уровне, не задумываясь куда в итоге приду. Одна центральная улица сменяется другой и в какой-то момент я просто замираю перед нужным домом.

Зачем? Что я тут не видел? Не был здесь уже лет десять и не планировал возвращаться. Но тем не менее, сейчас не только не ухожу, но и пристально вглядываюсь в окна.

Здесь я провел все свое детство, с ранних лет оставался подолгу один и любил сидеть на огромном подоконнике в кухне высматривая отцовскую машину во дворе. Конечно, он мог нанять няню, хоть кого-то кто заботился бы обо мне пока его не было дома. Но отец не любил шифроваться и скрываться, а при постороннем человеке в доме он бы не смог так свободно обсуждать поставки, дилеров и курьеров.

Не знаю когда я впервые понял, что он занимается чем-то нелегальным. Когда увидел у него оружие? Когда услышал один из разговоров, где он отдавал приказ кого-то убить? Или уже тогда, когда меня похитили? Два придурка наркомана любили поговорить о моем отце, их забавляла моя реакция, они как самые конченные отморозки наслаждались моим страхом.

Отец до последнего был уверен, что я сдал его полиции из мести. Не потому что он плохой человек и в тюрьме ему самое место, а потому что я “жалкий мстительный слизняк”. Ах да, еще и неблагодарный. Ведь он дал мне так много.

По-хорошему бы, конечно, надо было отнести все материалы следователю еще раньше, но я никогда и не называл себя благородным рыцарем. Мой отец преступник, но оказаться в детдоме или у каких-то дальних родственников я не хотел, поэтому ровно в день своего совершеннолетия я сделал подарок не только себе, но и полиции. Принес им увесистую папочку с сотнями фото, документов и схем моего отца. По моему гениальному плану он должен был сдать всех своих дружков и тем самым скостить себе срок, о чем я и договорился со следователем. Я не ставил перед собой задачу сгноить его в тюрьме, нет. Я всего лишь хотел, чтобы он перестал снабжать наркотой пол страны.

Изначально так и было, кстати. Отец вполне бодро начал сотрудничать со следствием, но потом в дело вмешался кто-то сверху и сперва оно просто начало тянуться, слушания откладывались на несколько месяцев без видимых причин, а потом и вовсе его выпустили под залог. Залог, который я не платил.

Я пытался его спасти, пытался открыть ему глаза на отморозков, которых он гордо именовал “партнерами по бизнесу”, но так получилось, что меня он считал большим чудовищем, чем их. И соответственно боялся меня тоже больше. Чем же я это заслужил? Я просто выжил. Такой вот ужасный недостаток, да…

И несмотря на то, что я прекрасно понимаю, что нет моей вины в том, что его “партнеры” с ним расправились, чтобы он их не сдал, я зачем-то приперся сюда. Хорошо хоть ноги повели меня в этот элитный район в центре города, а не на кладбище. Туда бы я и до утра не добрался.

У меня нет ни малейшего желания орать проклятья в окна людям, которые живут в нашей квартире. И останавливает меня даже не то, что кто-то услышит и покрутит пальцем у виска, не думаю, что мне удалось бы перекричать шум дождя и ветра. Нет, я молчу потому что мне нечего сказать ему. Потому что сегодня я впервые понял, что чудовищем был он, а не я. Это он всегда забивал на меня, он пожертвовал мной, он делал вид, что ничего страшного не произошло… Не то чтобы я и раньше об этом не догадывался, но все эти годы на каком-то подсознательном уровне я все равно считал себя виноватым, корил тем, что надо было больше стараться быть нормальным. Сегодня же я осознал, что это чистой воды бред! Не может ребенок быть виноват, что недостаточно старался быть нормальным, ребенок вообще не может быть в чем-то виноват. И точка.

Так что нет, отец, мне нечего тебе сказать.

*** Друзья, вы уже видели мою новинку https://litgorod.ru/books/view/14191?(можно нажать) Я вас очень прошу поддержать ее и поставить “сердце”. Поверьте, это влияет не только на тщеславие автора, но и на рейтинг книги. Чем больше у нее будет оценок, тем больше читателей ее увидит! В общем, сейчас будет немного авторского шантажа))) Если каждый из вас поставит “лайк” моей новинке, то в среду у нас не будет выходного, а будет новая глава)) А если добавите в библиотеку, то мое авторское сердце будет безмерно счастливо! Счастливый автор — вдохновленный автор!

Всех люблю, всех жду в новой горячей истории!

Глава 50

Утром я просыпаюсь от того, что коленка Тимура пинает меня куда-то в район ребер. Я выселила его в отдельную кроватку когда ему исполнился год и с тех пор ни разу об этом не пожалела, потому что он явно прирожденный футболист. Или каратист. А скорее — оба сразу.

Но вчера я просто не нашла в себе силы уйти в другую комнату, а провести ночь в кресле — малоприятная перспектива. Хотя… смотрю сейчас на Скалаева в нем и думаю, что не такое уж оно неудобное, раз он умудрился там даже заснуть.

Неужели мы с Тимом заняли его единственную спальню? Он не устраивал нам экскурсию по квартире, но мне казалось, что здесь больше комнат, хотя даже если и так, диван в гостиной в любом случае удобнее этого кресла. И тем не менее, Марат выбрал именно его.

— Доброе утро, — шепотом произносит он, словно почувствовав мой взгляд.

Я киваю в ответ, боясь разбудить Тимура и тут же отвожу глаза. Не то чтобы я стеснялась того, что откровенно его рассматривала, но в то же время… я просто не готова встретиться с ним взглядом. Слишком много вчера было сказано и слишком много мне нужно переварить и осознать.

Мне бы очень хотелось вернуть ему его же слова почти семилетней давности. Выяснив правду о той ночи у Грушевского, я рассказала Марату, что между нами ничего не было, что дальше постановочного фото дело так и не зашло, но услышала лишь “это ничего не меняет, Алиса”.

И я бы, действительно, многое отдала, чтобы это было правдой. Чтобы я вчера честно могла сказать, что его рассказ ничего не меняет. Но на самом деле это меняет все. Абсолютно. И от этого мне очень страшно.

Я не готова забыть все эти годы одиночества, все его горькие слова и поступки. Но неделю назад я хотела рассказать ему о сыне, дать ему шанс узнать его.

Пол ночи я пыталась хотя бы в своей голове отмотать время назад, убрать желчь из его голоса, вытравить из памяти холодное лицо, когда он говорил, что ему наплевать на сына. Я честно хотела посмотреть на эту картинку по-другому, в свете вчерашнего разговора. Но если умом я понимаю, что Марат говорил не о Тимуре, что его слова — результат чудовищной, глупейшей ошибки, то сердце все еще отказывается это воспринимать. И я не знаю сколько мне может понадобиться времени, чтобы это изменилось.