Вместе вопреки (СИ) - Витина Элина

Самое смешное, что еще до вчерашнего разговора, я была уверена, что единственное, что меня сдерживает от того чтобы оттаять — это его слова о Тимуре. Но выходит, что боль сидит гораздо глубже. Выходит, что все те раны, которые я вроде как излечила за эти годы, на самом деле все еще кровоточат.

По-хорошему, мне нужно взять тайм аут от Скалаева, от внешних проблем и просто подумать. Переварить. Попытаться разобраться в себе. Но пока на горизонте маячит ублюдок, который поставил себе целью избавиться от меня, это не представляется возможным.

Поэтому сразу после завтрака я отправляю Тимура распаковывать одну из коробок с лего, которые вчера волшебным образом появились в квартире Марата и решительно заявляю:

— Нужно найти того кто за этим стоит. Мы и так потеряли слишком много времени.

— Я над этим работаю, — говорит Марат и потирает виски. Не могу не отметить, что выглядит он очень уставшим. В него, в отличие от меня, не вливали литрами лекарства, а нормально не спал он по моим подсчетам уже вторые сутки.

— Если ты считаешь, что моего отца шантажировали, то в официальных бумагах мы ничего не найдем. Он был умным человеком и уверена, позаботился бы о том, чтобы не оставить следов.

— Шантаж — это лишь одно из предположений. Он пока не особо вписывается в общую картину. Ковальский явно что-то знал, раз от него тоже решили избавиться. Но насколько я знаю, он не был близким другом твоего отца, а значит вряд ли был в курсе каких-то личных дел.

— Что, если его шантажировали не по личному делу? Что, если это было связано с МиКрейтом?

— Первые переводы начались больше двадцати лет назад, Ковальский тогда не работал в компании.

— Больше двадцати? — округляю глаза. Это как же глубоко надо было копать, чтобы зайти так далеко?

— Да, почти двадцать два года назад.— кивает он и с улыбкой добавляет: — Тебе тогда было пять лет по идее. Не помнишь, случайно, ничего такого за что отца могли бы шантажировать?

Он произносит это в шутку, смеясь, но видя мое выражение лица, тут же замирает.

— Алиса, — Скалаев подходит так близко, что я чувствую его дыхание и могу в мельчайших деталях рассмотреть красную сеточку сосудов в уставших глазах. — Ты что-то помнишь?

Его руки ложатся на мои предплечья и он смотрит на меня с таким теплом и беспокойством, что я поневоле расслабляюсь. В этот момент я даже не особо злюсь на свое тело за то что так реагирует на него, за то что позволяет Марату так влиять на меня, потому что как бы я ни сердилась на него, сейчас мне это нужно.

— Возможно. Но… Когда именно был совершен первый перевод?

— Сейчас посмотрю, — он снова начинает рыться в ворохе бумаг на столе, а я вдруг понимаю, что ответ мне вряд ли что-то даст. Мне было пять лет. Я не помню точную дату, когда видела ссору своих родителей. В моей памяти почему-то всплывает лето, но я не уверена, что это не плод моего воображения. В голове стоит картинка нашего с мамой путешествия, мы гуляли в парках, она, кажется, была в легком платье… каждый день покупала мне мороженое и много смеялась. Да, это точно было лето. Но произошла ли ссора сразу после этого или просто мое подсознание склеило именно такую картинку, я не знаю.

— Первый платеж на этот счет датируется августом, банк греческий, это все усложняет.

— Греческий? — не знаю почему это меня так удивляет, у меня все равно нет никаких разумных теорий и предположений.

— Если бы платеж был внутри страны, моим людям было бы легче все выяснить. Но они это сделают. Если понадобится — отправятся в долбанную Грецию, но мы разберемся, принцесска.

— У нас нет времени, — угрюмо заключаю. — У нас нет времени тыкаться в темноте.

— Я знаю, — заверяет меня Марат. — Но мы делаем все возможное.

— В официальных данных мы ничего не найдем. Если мы хотим докопаться до правды, надо порыться в его личных бумагах. Я, конечно, не надеюсь, что в его сейфе нас ждет записка с чистосердечным признанием, но в его доме у нас больше шансов найти что-то полезное.

— Ты права, — кивает он, но когда я предпринимаю попытку выйти из кухни, он хватает меня за руку и заставляет остановиться. — Принцесска, что такого произошло, когда тебе было пять лет?

— Он убил мою маму.

Глава 51

Выехать сразу у нас, к сожалению, не получается. Как только я пытаюсь сообщить Тимуру, что надо идти, он требовательно кричит, чтобы мы не входили в гостиную потому что он еще не закончил собирать конструктор. Я знаю, что прерывать его чревато скандальным настроением на целый день, поэтому решаю дать ему еще немного времени. Сама же запираюсь в ванной и хоть как-то привожу себя в порядок. Благо, стараниями Марата здесь для этого есть необходимый минимум. С удивлением замечаю, что даже упаковка моих любимых духов стоит на полочке. Запечатанная. Когда-то это был мой любимый аромат, но последние несколько лет я нашла для себя более бюджетные альтернативы, однако сам факт, что Марат не только до сих пор помнит этот запах, но и позаботился о том, что включить его в список покупок на первое время… нет, этот факт не заставляет меня растечься безвольной лужицей и прыгнуть в его объятия, но это так мило…

В общем, когда Тимур торжественно приглашает нас в гостиную, выгляжу я более менее свежо, чего нельзя сказать о моей голове, там судя по всему все еще дым и пепел от пожара, потому что когда сын демонстрирует очередное творение из цветных кубиков, я с первого раза даже не могу понять машина это или зверь.

— Ух ты, — громко и, самое главное, искренне, восхищается Марат. — Это волк-вертолет?

— Вообще-то это собакалет, — с улыбкой говорит сын. — Как Рамик. Только с пропеллером.

— На хвосте? — уточняю осторожно.

— Думаю, если бы у Рамзеса был длинный хвост, — смеется Марат, — он бы непременно крутил им как пропеллером и, возможно, мог бы летать.

— А я бы сел ему на спину и мы бы полетели вместе, — подхватывает Тимур.

— Далеко? — интересуюсь с улыбкой.

— Не знаю, — пожимает плечами Тим. — Я об этом еще не думал. Но главное ведь сам полет, а куда уже не так важно.

— Согласен, — смеется Марат и подхватив Тимура, вытягивает руки над головой и начинает кружить его по комнате.

Оба при этом звонко смеются, Рамик, позабыв о больных ногах вливается в общее веселье, а я делаю шаг назад и прислоняюсь к стене. В этот момент мне кажется, что артрит пса передался мне и сейчас у меня самый настоящий приступ. Вот только вряд ли мне помогут какие-то лекарства: ноги подкашиваются и отказываются держать меня в вертикальном положении, а сердце в этот момент отплясывает такую бешеную чечетку, что еще чуть-чуть и вырвется из груди, чтобы присоединиться к волшебному полету сына.

Глаза застилает пелена слез, но я все равно жадно впитываю каждое мгновение их веселья. Тимур хохочет так громко, что в какой-то момент начинает кашлять и Марат, наконец, опускает его на пол.

— Еще, еще, — требует сын, снова пытаясь забраться на отца. Скалаев с готовностью протягивает руки, но я напоминаю:

— Нам нужно съездить по делам.

— Точно, — спохватывается Марат и обращаясь к Тиму, заверяет: — Потом мы обязательно продолжим,

— Обещаешь? — серьезно спрашивает сын.

— Обещаю, — торжественно клянется Марат. — У нас будет еще много времени впереди.

Меня так и подмывает попросить его не давать опрометчивых обещаний сыну, но приходится себя одергивать. Во-первых, не хочется поднимать эту тему при Тимуре, а во-вторых, я напоминаю себе, что еще неделю назад не собиралась мешать общению Марата с сыном. Воскресный папа… Сложно представить Скалаева в этой роли, но с другой стороны, мне вообще сложно представлять его хоть в каком-то будущем, какую бы роль он себе ни выбрал.

К дому моего отца подъезжаем почти спустя час и все это время я пытаюсь подготовить себя к шквалу эмоций, которые, как мне кажется, навалятся на меня стоит мне увидеть знакомый пейзаж.