Али-Баба и сорок разбойниц - Дарья Донцова

– Здесь лечат наркоманов? – удивился я.

Лидочка щелкнула языком.

– Не! У нее на фоне принятия героина мозги отключились. Ваще в трехлетку превратилась, хорошо, что под себя не ходит, вот ее и пытаются восстановить. Родители, конечно, надеются на благополучный исход, только знаете, зря они деньги тратят.

– Вы полагаете?

Лидочка кивнула.

– Все равно она такой, как раньше, не станет, хотя улучшение будет. Здесь много бывших наркошей. И вот что удивительно! Дети-то из хороших семей, папа с мамой богатые, ни в чем им не отказывали, живи себе и радуйся! Чего их к дури потянуло…

Она бы еще разглагольствовала на эту тему, но вдруг взгляд ее упал на часы, и Лидочка кинулась исполнять служебные обязанности, ей нужно было раздать лекарства.

Воспользовавшись ее уходом, я быстро переместился в кабинет и включил компьютер. Екатерина Семеновна Короткова нашлась сразу. Я пощелкал мышкой и открыл ее историю болезни.

Текст возник на экране мгновенно, а фотография загрузилась минут через пять, она появлялась медленно, словно нехотя. Наконец изображение проявилось полностью. Я вгляделся в него и вздрогнул. Передо мной была та самая девушка с шоссе или кто-то очень на нее похожий: огромные испуганные глаза, чуть приоткрытый рот с красивыми пухлыми губами и крупная родинка на щеке.

Глава 27

Я прочел анамнез и понял, почему Семен Юрьевич не хотел, чтобы мы с Норой пообщались с Катей. Девочка ничем не могла нам помочь, Катя была наркоманкой.

Как она подсела на иглу, в истории болезни не сообщалось. Героин колоть начала в школе, ей понадобилось всего два месяца, чтобы потерять человеческий облик. Отец, слишком поздно понявший, что происходит с дочерью, схватился за голову и отправил ее в широко разрекламированную клинику доктора Вересова. Но там ей стало только хуже. Кате начали вводить всякие лекарства, и она неожиданно впала в кому. Перепуганные врачи попытались вывести ее из этого состояния, и эти попытки увенчались успехом. Катя пришла в себя, но ее образованный отец очень скоро понял: его ждет новое, страшное испытание. Катя никогда более не станет принимать наркотики, не поедет к дилеру, не приобретет дозу, не ослушается родственников – и все это по одной причине: Катюша превратилась почти в младенца. И теперь ее предстоит обучать заново всему: есть, пить, ходить в туалет, разговаривать, мыться и узнавать своих родных.

Были тут и сведения о родственниках, имевших право на посещение больной, прежде всех – Коротков Семен Юрьевич. Здесь же были даны его адрес и телефон. Фира Базилевич – и опять приведены все координаты незнакомой мне женщины. Потом значилась Медведева Ирина, сестра. Я удивился, вроде бы у Кати есть еще мать, Наташа. Ее что, сюда не пускали?

История болезни содержала массу сведений медицинского порядка, я ничего не понимал в сообщениях о лекарствах, дозах, количестве уколов и таблеток. Самым интересным оказались комментарии психолога. Из них стало понятно, что Катя быстро восстанавливается. Уже сейчас она способна самостоятельно дойти до столовой и поесть там. К ней вернулась речь, и ее включили в группу, которая занимается рисованием. А вот попытка отправить Катю на плавание не удалась. По непонятной причине она впала в истерику при виде огромного количества воды и принялась кричать:

– Мама, мама!

Естественно, ее моментально увели. А рисование пришлось больной по вкусу. Еще тут была фраза: «Способна к шахматам». Ей-богу, она меня удивила. Ну о каких шахматах, игре, требующей способности логически мыслить, может идти в этом случае речь?

Изучив историю болезни, я позвонил Норе, быстрым шепотом доложил ей о своих успехах, получил от нее карт-бланш на свободу действий и глянул на часы. Стрелки подбирались к десяти, а Лидочка сказала, что отбой в корпусе объявляют именно в это время. Посижу минут тридцать и попробую заглянуть в палату к Кате.

От скуки я начал читать истории болезней других несчастных и очень скоро понял: никто из нас не застрахован от того, чтобы оказаться на их месте. Большинство пациентов до недавнего времени были нормальными людьми, но потом с ними произошла беда. Филишанову Надежду разбил инсульт, и она превратилась в бессловесное существо. Родькин Игорь попал сюда после автомобильной аварии, заработал черепно-мозговую травму, и как следствие – «отключенные» мозги. Гаврилина Олеся шла на занятия, когда ей на голову упала сосулька… Ужасный рок сделал из обычных людей беспомощных инвалидов. Встречались и другие, та же Лиза Федькина, упомянутая ранее Полиной в разговоре, родилась неполноценной. Я молча пробежал глазами ее карточку, надо же, девушка живет в двух шагах от Норы, Калистратовский проезд, дом два. Я хорошо знаю это здание, в нем недавно открыли большой супермаркет, фасад его украсила вывеска из ярких лампочек «Страна продуктия, 24 часа». Впрочем, у Лизы все сложилось хорошо, в конце истории болезни значилось: «Выписана домой в состоянии стойкого улучшения». Что ж, хоть кому-то повезло!

Я молча двигал мышкой, чувствуя, как в душе просыпается жалость. Бедные, бедные люди, а ведь им еще не хуже всех приходится! В этой клинике созданы просто идеальные условия для недужных, их тут учат, вон даже пытаются шахматы в руки дать! У каждого пациента в карточке обязательно есть записи о его способности к этой замечательной игре или наоборот.

В пол-одиннадцатого я вышел в коридор и пошел к сестринской. Лидочка мирно сидела у телевизора.

– Хотите киношку поглядеть? – зевнула она. – Идет сериал «Скорая помощь»! Про больницу, жутко классный.

На мой взгляд, работать в клинике и смотреть ленту о буднях людей в белых халатах явный перебор, но не обижать же милую девушку этим замечанием!

– Спасибо, у меня глаза от компьютера заболели.

– А мне так досмотреть хочется, – по-детски вздохнула Лида.

– В чем же дело? Наслаждайтесь спокойно фильмом.

– Обход положено сейчас делать, – грустно сказала медсестра, – по коридорам пробежаться, послушать, все ли в порядке.

Я понял, что судьба посылает мне шанс, и решил использовать его:

– Знаете, Лидочка, вы напоили меня великолепным чаем, теперь моя очередь оказать вам услугу. Смотрите спокойно кино, я сам пройдусь по коридорам и, если услышу что-то подозрительное, мигом позову вас.

– Правда? – обрадовалась глупышка. – Ну, спасибо! Вообще-то говоря, ничего дурного здесь никогда не приключается. У нас пациенты мирные, спят себе спокойно по ночам, чай, не буйное отделение. Но порядок есть порядок! Велено ходить – изволь выполнять. Начнешь лениться, выгонят. Вон Оля Силикина все дежурство продрыхла, да, как на беду, Ираида Сергеевна сюда в полночь заявилась. Никогда не приходила после отбоя в отделение, а тут бац! Здравствуйте! И что? Где теперь Силикина? Выгнали ее с позором! Сейчас трудно работу найти, в особенности такую хорошую, как здесь! На одни чаевые родственников жить можно, да и на еду я совсем не трачусь.

Я оставил совершенно счастливую Лидочку у мерцающего экрана и пошел по извилистому коридору. Из-за одинаковых, совершенно не больничных шикарных дверей не доносилось ни звука. Меньше всего это помещение напоминало клинику. Скорей уж гостиницу средней руки в какой-нибудь Франции. На полу лежали ковры, что, согласитесь, странно. Там, где работают люди в белых халатах, мягким покрытиям объявлен бой. Из соображений гигиены обычно в лечебных учреждениях постелен линолеум или плитка. Еще тут повсюду висели картины, стояла кожаная мебель и не пахло дезинфекцией.

Я добрался до двери с табличкой «16» и осторожно заглянул в палату. Но уже через мгновение мне стало ясно: Катя не испугается незнакомого человека. Она крепко спит.

– Катюша, – шепотом позвал я. – Эй, Катерина…

Ответа не последовало. Я покашлял, потом, прибавив громкости, спросил:

– Катя, вы спите?

Дурацкий вопрос! Если ответите «нет», то, значит, вас разбудили, если «да», то вы говорите во сне.

Катя молчала, скорей всего, ей дали сильное снотворное, потому что она даже не шелохнулась, когда я потряс ее за плечо. Энное количество времени я пытался растолкать мирно посапывающую девушку, но успеха не достиг. Едва я выскользнул из палаты, как услышал звонкий голос Лиды:

– Иван Павлович, а чегой-то вы там делаете?

Я мгновенно нашелся:

– Мне показалось, что в этой комнате плачут.

– Нет, – протянула Лида, – обознались вы. Кате сильное снотворное ввели.

– Зачем? У нее бессонница?

– Да нет, – ответила Лида, – у нее истерика приключилась. Вот послушайте, чего вышло.

До обеда Лидочка занималась разными делами, она не особо торопилась, зная, что ей предстоит дежурить сутки. В два часа дня нужно было забрать с занятий Катю. Лида побежала в соседний корпус, привела сюда девочку. Та, проходя мимо бывшей палаты Федькиной, притормозила и сказала:

– К Лизе хочу.

– Она ушла, – отмахнулась Лида, – пошли, отдыхать пора.