Смерть в ритме танго - Георгий Ланской

Посреди стены висел небольшой плоский шкафчик из темного полированного дерева. Кирилл осторожно потянул на себя дверцу, опасаясь, что на него вывалятся части человеческого тела.

Он почти угадал, но увиденное повергло его в состояние невероятного ужаса и омерзения. Не в силах сдерживаться, Кирилл вылетел из кладовки, едва успев добежать до ванной. Там его вырвало в старый потрескавшийся унитаз.

Шкафчик представлял собой грубую пародию на алтарь. На единственной полочке стояли маленькие баночки из-под аджики и других острых приправ. В них, залитые спиртом, находились отрубленные пальцы жертв, с посиневшими ногтями, грязно-бурые или вовсе почти черного цвета. Все остальное место занимала большая фотография, вырванная из журнала. На снимке, рекламирующем минеральную воду, радостно улыбались Богдан и Милена Тихомировы.

Глаза Милены были выцарапаны. На губах помадой была изображена клоунская улыбка, а черным маркером из белоснежных зубов были сделаны волчьи клыки.

Сказать, что в один из прекрасных сентябрьских дней у Дмитрия Донцула было предчувствие неминуемой беды, значит, погрешить против истины. Он ни о чем не подозревал. Более того: у него было прекрасное настроение. Недавно он прочитал одно из творений местных журналистов, со смаком описывающих убийство начинающего манекенщика Жени Пономарева. Один из писак даже умудрился раскопать, что Женя даже состоял в недолгой связи с известной моделью Богданом Тихомировым. Невольно Дмитрий задал себе вопрос: как это удается узнать этим щелкоперам, но ответа не нашел. Скорее всего, у журналистов были свои осведомители, причем платные. Некий Никита Шмелев делал далеко идущие выводы, правда, не имеющие ничего общего с действительностью.

К лотку с газетами подошли двое мужчин с неприметными скучными лицами. Дмитрию такие не нравились. Он предпочитал ярких молодых блондинов, уверенных в себе и знающих себе цену. Только тогда он мог насладиться всей властью, что давал ему их страх, их боль, когда он вонзал в них нож. Но ему нужны были деньги, и поэтому он с вздохом отложил в сторону газетку. Покупатели всегда правы. Может быть, они тоже заинтересуются похождениями городского маньяка? Это будет даже забавно. Дмитрий нервно хихикнул.

И только когда, подняв голову, Дмитрий взглянул в их глаза, он отчетливо понял, что они ничего не купят… Что они пришли за ним. На этих тусклых нафталиновых лицах, со скучными одинаковыми выражениями, горели холодные глаза доберманов, которые уже учуяли свою жертву.

И тут нервы Дмитрия не выдержали. Он перевернул лоток на оперативников и побежал. Но силы были неравны. Тренированные опера быстро догнали тщедушного мужичонку, который несколько месяцев нагонял страх на весь город.

Дмитрию удалось пробежать всего несколько метров, когда один из милиционеров пнул его по ноге. Запнувшись о собственные конечности, Дмитрий рухнул в вонючую лужу. Опера мигом подлетели к нему и подхватили под руки.

Кажется, его несколько раз ударили, пока волокли до «уазика». Кажется, он слышал матерные фразы в свой адрес. Донцул лежал на полу, ощущая холодный металл наручников на своих руках, и удивлялся. Как им удалось на него выйти? Ведь он же был таким умным. Он прочитал столько книг о маньяках, посмотрел массу фильмов. Как же они догадались?

Потом его много допрашивали, показывали фотографии, но ему было все равно. Он почти не слушал и лишь отрицательно мотал головой. Следователь, который вел это дело, поначалу был очень терпелив. Его вопросы были хороши тем, что из них тоже можно было почерпнуть кое-какую информацию. Дмитрий понял, что вышли на него из-за его нелепой сентиментальности. Он пошел на похороны своего Идола и встретил там его сестру. Эту ведьму. Эту девушку, глаза которой напоминали мутные омуты, ведущие в никуда. Дмитрий вспомнил, что тогда на кладбище он столкнулся с Миленой лоб в лоб, но она вроде бы его не узнала, как ему показалось тогда. Выяснилось, что он ошибся.

Он продолжал все отрицать. Требовал адвоката и врача. Наконец даже терпеливому следователю надоело слушать весь бред, который он нес, чтобы вызвать к себе сочувствие, чтобы его признали душевнобольным. И тогда следователь, который тоже смотрел американские фильмы и читал детективы, избил его толстенным телефонным справочником. А потом его били и другие. Били сильно и профессионально, стараясь не задевать лица и не оставить следов.

Его посадили в одиночную камеру, отобрали шнурки, ремень и очки. Якобы, чтобы он не покончил с собой. А он все никак не мог поверить, что это действительность, что это происходит с ним. А потом была очная ставка с рыжеголовой демоницей, которая плюнула ему в лицо.

Вечером в его камеру пришли еще два бугая и снова избили его. С толком, с чувством, с расстановкой, как говаривала еще мама Димочки, мечтавшая, чтобы ее сын вышел в люди и стал известным. Что же, ему это вполне удалось. В этом городе он был очень популярен довольно долго.

Дмитрий Донцул не был героем. Даже в детстве он не любил играть в партизан. Не выдержав побоев, он признался во всем. Он рассказал, как, когда и где он убивал молоденьких мальчиков, все преступление которых было только в том, что они были молоды, красивы, обесцвечивали свои волосы. И за то, что они спали с мужчинами. Более удачливыми, более привлекательными, чем он.

Дмитрий Донцул признался во всем.

Кроме одного эпизода.

Он отказался взять на себя убийство Богдана Тихомирова.

Но следователю было наплевать.

Эдуард Соловьев понял, что окончательно сошел с ума.

Странно, но это открытие его совсем не смутило. Он, казалось, был даже рад этому. Во всяком случае, это объясняло все.

Он сидел на своем любимом диване, в своей квартире, где еще совсем недавно он испытывал если не счастье, то, во всяком случае, что-то очень похожее на это.

Голос Богдана наполнял все вокруг. Он напевал какую-то незамысловатую мелодию, то появляясь, то исчезая из виду. Но он все время был рядом. Богдан всегда был разным: сердитым и веселым, несчастным и беззаботным, злым и милым. Иногда его было целых два, взаимно противоположных, и оттого еще более мистических. Хватит обманывать самого себя…

Недолгое тюремное заключение, когда менты прихватили его по подозрению в убийстве Богдана, не прошло бесследно. Эдик сходил к врачу и потом тупо смотрел на бумажку, на которой был страшный приговор. Врач что-то говорил, но в его голосе Эдуард Соловьев слышал издевку. Врач презирал его. Он всегда его презирал, а теперь еще больше. А все потому, что среди тех урок в КПЗ оказался какой-то урод, заразивший его СПИДом.

Эдуард любовно поглаживал висок стволом своего пистолета. Теперь он ни расставался с ним ни на миг. Это его судьба и его возмездие. За ту ночь, за боль маленького мальчика, в котором Эдик боялся увидеть самого себя. Хватит…

С чего все началось? Наверное, с зека-соседа, который вернулся после очередной отсидки в их коммуналку. Тощему, но жилистому сорокалетнему мужику с оскалом хищницы-гиены, приглянулся пухлощекий тринадцатилетний мальчуган по имени Эдик. Мать Эдика каждый день отправлялась учительствовать в соседнюю школу. Возвращалась она поздно, на сына, учившегося в первую смену, времени почти не было. Эдик возвращался из школы, оставаясь в пустой квартире с плотоядно ухмыляющимся дядей Костей.

Однажды Эдик уснул, придя домой. Это случалось не в первый раз. Как и большинство учащихся первой смены, он вдоволь не высыпался, посему восполнял недосып после обеда. Он проснулся оттого, что шершавые чужие руки полезли к нему в трусы. Открыв глаза, Эдик с ужасом увидел склонившегося над собой дядю Костю, ухмылявшегося всеми своими железными зубами…

Странно, но Эдику это понравилось. Потом дядя Костя приходил к нему каждый день и они отправлялись в постель… Впрочем, это звучало слишком возвышенно. Если говорить откровенно, то дядя Костя просто трахал Эдика, не особо заботясь о том, чтобы доставить ему наслаждение… Эдику это нравилось, нравилось, черт побери, но этого было мало.

А потом дядю Костю посадили снова. Эдик не знал, за что, но в восторг он от этого не пришел. Ему нужен был секс, он стал искать другие способы удовлетворения…

С годами он преуспевал в бизнесе и ни в чем не знал себе отказа. Но особенно его возбуждала групповуха, с элементами насилия. Почему? Он боялся признаться в этом даже себе. Вот и в ту ночь он и еще трое его приятелей накинулись на беззащитного Богдана… Хватит об этом…

Соловьев нажал на кнопку дистанционного управления, и из динамиков музыкального центра зазвучал грустный голос Лары Фабиан. Эдуард не знал французского, но мелодия и одно понятное ему слово объясняли все. Певица пела о танго. Соловьев потушил сигарету и зажег новую. Во рту было сухо и как-то мерзко. Когда он успел поставить этот диск? Какая теперь разница!

Тень у окна зашевелилась, и из ее темных недр вылез черт с неоновыми рогами. Эдуард захихикал и погрозил черту пистолетом. Черт глубоко оскорбился, но не ушел, а сел на краешек письменного стола, помахивая лазурным хвостиком, от которого в воздухе шли искрящиеся разводы. Эдуард затянулся и покосился на последнюю фотографию Богдана. Хватит обманывать самого себя…