СМЕРТЕЛЬНЫЕ СВЯЗИ: ВОЗВЫШЕНИЕ БЕСТЕРА - Дж. Грегори Киз

– У тебя есть доказательства всему этому?

– Нет. Но смотри – смотри очень внимательно – и ты их найдешь. Ты на лучшем месте, чем я, умнее меня, сильнее меня. У тебя есть верная тебе эскадрилья "Черной Омеги" и подразделения "ищеек". Эл, известно тебе это или нет, ты самый сильный человек на нашей стороне. Ты – Черный Папа.

– Что это за сторона, Бретт?

– Единственная, которая по-настоящему важна, Эл. Сторона тэпов. Видишь ли, тобой играют против мятежников, держат тебя настолько занятым, чтобы ты не задавал вопросов. Но теперь скоро, очень скоро, они окажутся неспособны скрывать от тебя все это. Тогда они должны будут предпринять что-нибудь насчет тебя. Раз и навсегда.

– Если сказанное тобой правда, у них теперь есть повод – ты говорил со мной.

– Нет. Как я сказал, я это уладил.

Бретт был хорош. Эл уловил его намерение чуточку слишком поздно. Более высокий мужчина сначала проехался ему по лицу, наполовину сорвав респиратор. Эл уже резко втягивал в себя воздух, но это был почти только СО2, и голова у него закружилась. Бретт добавил, ударив снова, колени Эла подогнулись, но Бретт мягко опустил его на острые камни.

– Прости, Эл, – Бретт выдернул PPG Эла из кобуры. – Просто для уверенности, что ты выхватил его, – сказал он. – И не забудь, что я сказал. Ты единственный, Эл. Единственный, кто может нас спасти. Корпус – мать. Корпус – отец.

Бретт выстрелил себе в лицо.

Эл пристроил маску на место и встал, пошатываясь, глядя на труп Бретта, решив не двигаться, пока не придумает, что же делать. Поразмыслив, он вытащил оружие Бретта и выстрелил из него – один раз в сторону горы, один раз так, чтобы ему самому опалило руку. "Почерки" PPG несколько различаются, а оружие было зарегистрировано – расследование покажет, кто в кого стрелял.

Затем он вынул свое оружие из вытянутой руки Бретта и заменил его на другое. Он загнул мертвые пальцы, сжал их и припомнил, как давно, так давно, играя в копов и Беглецов, притворялся, что Бретт – плохой парень. Как предал его. Своего брата.

– Мне жаль, Бретт, – сказал он тихо, – мне действительно жаль.

И впервые за очень, очень долгое время он ощутил нечто, что могло быть слезами, родившимися в уголках его глаз.

Он сдернул маску, давая сухой марсианской атмосфере убрать их. У него не было на это времени.

Он едва ли мог сомневаться в искренней вере Бретта в свой рассказ – тот умер за это. Бретт мог ошибаться, но слишком многое из сказанного слишком хорошо сходилось с тем, что Эл уже подозревал. Он уже давным-давно знал о Джонстоне. Разумеется, однажды он встретится с Джонстоном лично, чтобы обсудить чисто личные вопросы – это было ясно.

Но обширный заговор – до сих пор он не разглядел его очертаний.

Если Бретт был прав, это означает много больше, чем только политические игры внутри Корпуса. Его телепаты в опасности. Телепаты Альфреда Бестера. Они были всем, что он имел, всем, что его заботило.

Помогай господь тем, кто перейдет ему дорогу.

Глава 2

Разбилось стекло, и, хотя это было где-то впереди, Бестер инстинктивно пригнулся. Он дал знак своим охотникам, и они развернулись вокруг него, едва сдерживая возбуждение.

Они передавали ему свои впечатления по цепочке. Он любил охотиться со своими "ищейками". Это как дирижировать симфонией. В данный момент он дирижировал ими как фаготами и басовыми струнными, перебирая струны, пока они воровски крались через разрушенные коридоры старинной белизны и аквамарина.

Через сотню ярдов они набрели на нормала. Как и другие найденные ими, этот скрючился у стены с вялой миной. Кровь сочилась из трещины в маске, но он был еще жив. Один глаз был выбит и окровавлен, но нормалу было наплевать. Он был больше занят кошмарами, которые видел его оставшийся глаз, куда бы он ни посмотрел.

"Не понимаю", подумала Тапия. "Зачем он это делает?"

– Шшш. Не передавай, – предупредил Бестер. Он заметил, что она, похоже, по большей части – но не совсем – снова владеет своей рукой. Он слышал, что она гордилась ранением, потому что это придавало ей сходство с ним. Она была хорошим копом, и одной из тех немногих, кому он определенно мог доверять, особенно сейчас.

– Есть, сэр. Но МакДвайр же умнее. Я училась с ним. Если он стал Беглецом, он не будет…

– Нет, нет, мисс Тапия. Он не стал Беглецом. Случилось не это.

Его коммутикатор тихо завибрировал. Он коснулся его, включая.

– Бестер.

– Сэр, это Донн. Сэр, я следила, как вы велели. Другая команда только что вошла. Выглядят как Сигма, точно.

– Хорошо сработано, мисс Донн. План вы знаете. Я посылаю нескольких назад, на подмогу. Просто займите этих на несколько минут. Ничего явного, ничего, что мы не могли бы правдоподобно отрицать.

– Будет сделано, сэр.

Он жестом приказал паре охотников повернуть и возвратиться тем же путем, которым они пришли.

– Что происходит, сэр? – спросила Тапия.

– Лучше вам не знать этого сейчас, – сказал он ей. – Если все пойдет так, как я хочу, я расскажу вам. А пока наше дело сосредоточиться на поимке МакДвайра. Живым.

– Есть, сэр.

Они прошли через помещение с высоким потолком, которое когда-то могло быть танцзалом заведения. Скромных размеров по земным стандартам, по марсианским же – расточительство.

И руины. Никто даже не побеспокоился тут пограбить – битый хрусталь канделябров покрывал пол, а когда-то плюшевые или настоящей кожи диваны полопались в сухом марсианском воздухе. Вздымавшийся под ногами тонкий покров красной пыли покрывал все.

Минбарская война, последовавшее эмбарго и временное правительство Марса мало чем помогли прежней туристической индустрии. Нью-Вегас уцелел, как и развлечения на поверхности Олимпус Монс, но ни одно из более эксклюзивных – и изолированных – имитаций. Это, отель "Тарсис", похоже, никогда не откроется вновь. Он был домом примерно полутора десяткам скваттеров, каким-то беглецам от Временной Администрации, каким-то попросту полусумасшедшим отщепенцам.

МакДвайр проделал заметную брешь в их наличном населении – след из тел был даже отчетливее, чем отпечатки его подошв в марсианской пыли.

Что-то еще разбилось впереди, и трое его охотников рванулись вперед. В соответствии с приказами, они не вытащили PPG. Бестер ускорил свой собственный шаг, через танцзал и в крыло люксов.

Охотники уже были сражены, когда он вошел, сжимали головы, в судорогах, оглушенные.

МакДвайр сидел напротив, балансируя на высокой спинке кресла, с ногами на сиденье. Он склонился вперед в позе средней между горгульей и роденовским "Мыслителем". Позади него было большое обзорное окно, покрытое трещинами. Холм ржавого песка наметало снаружи, закрывая вид до половины. Пейзаж снаружи освещало редчайшего янтарного оттенка небо. Свет из окна окрашивал все в комнате слегка сернистым тоном.

– Здрасте, – сказал МакДвайр не поднимая взгляда.

– Здравствуйте, м-р МакДвайр, – сказал Бестер. – Я пришел помочь вам.

Ему не было видно лица мужчины за респиратором, но от него исходили флюиды ликования, хотя и странного свойства. Как мед с прикусом аниса. Образ сознания МакДвайра напоминал комок икры, тысячу маленьких черных крупинок, беспорядочно копошащихся.

МакДвайр медленно погрозил ему пальцем.

– Вы знаете, что число "пи" нельзя вычислить. Но и два плюс два тоже. Это просто приближенное значение, вам это известно?

– Нет, неизвестно. Помогите мне понять.

Приглушенный смех.

– Вы просто хотите меня вернуть. Но я уже вернулся, вот чего вы не понимаете. Они повсюду. Поскребите материю космоса, и вы найдете их глаза, взирающие на вас. Понимаете? Так почему я должен возвращаться? Я просто жду, жду, иногда я забываю, но тут они возвращаются, потому что они никогда не уходят… – он потряс головой. – Хотите увидеть? Вы хотели, чтобы я увидел, а теперь не хотите видеть сами? Все еще думаете, что "пи" вычислимо? Вы…

– Ну ладно, – сказал Бестер. – Покажите мне.

МакДвайр стиснул голову.

– О, разумеется…

Икристая масса его сознания внезапно вздрогнула, и каждое яичко раскололось – нет, расщепилось, подобно глазу. Вся масса изменилась, стала похожа на фасеточный глаз насекомого. Видения зароились. Зароилось безумие. Штуки, похожие на пауков, на черных морских ежей, жалящие штуки, ядовитые ампулы. Но это было только начало – это был прилив ощущений, причинявших такую боль, принесших эмоции, похожие на запах формальдегида, вкус гнилого мяса, звук бормашины. Муки, как будто между пальцев сорвана кожа, бумагой режет глазное яблоко, почти наслаждение от прорыва полной гноя раны. Вожделения, которые ничего не значили, не могли ничего значить, для теплокровного млекопитающего.

Все это ударило Бестера меньше чем за секунду, и он заслонился своими барьерами. Тем не менее, он был ошеломлен интенсивностью волны.