Чертовски неправильное свидание - С. Р. Джейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему потребовалось три попытки, чтобы открыть дверь ключом, и вот… мы оказались внутри.
Уолкер осторожно поставил меня на ноги, и я вцепилась в его рубашку, желая поскорее снять с него все и прикоснуться к восхитительной коже.
Но он схватил меня за запястья и замер. Я подняла на него озадаченный взгляд.
– Скажи, что думала обо мне. Скажи, что была одержима каждым прикосновением, каждым поцелуем, каждым вздохом… каждой чертовой секундой той ночи, – взмолился он, крепко прижав мои запястья к своей груди.
Я отвела глаза, не в силах держать зрительный контакт. Это было слишком.
– Посмотри на меня, – прорычал он и схватил меня за подбородок, так что мне пришлось повиноваться. – Посмотри. На. Меня.
– Те же правила, – прошептала я. – Только на эти выходные. Это все, что я… все, что я могу тебе дать.
Он покачал головой, но сразу ничего не сказал. Уолкер поиграл желваками и уставился на меня, в глазах пылал огонь.
– Я заставлю твое тело пылать от страсти ко мне.
Слова повисли в воздухе, я начала волноваться… потому что мне, как никому другому, было известно, какую силу имеют слова. И то, что он только что сказал… ну, это ужаснуло меня.
Что, если они станут правдой?
Уолкер зарычал и потянул за волосы на затылке. Он укусил в то место между шеей и плечом, которым, казалось, был одержим. Голубые глаза заблестели от удовольствия, когда он увидел на моей коже оставленный след.
– Я хочу пометить тебя всю. Каждый сантиметр. Так, что ни у кого не возникнет сомнений, что ты моя, – грубым голосом сказал он. – Я умирал от желания быть с тобой.
Я встала на цыпочки и попыталась поцеловать его, но он увернулся. Это движение причинило мне иррациональную боль.
– Расскажи мне что-нибудь правдивое о себе. Если не дашь мне ничего другого. Дай хотя бы что-нибудь настоящее, – сказал он. Уолкер прижался к моему лбу и потерся носом о мой.
Секунду спустя он наконец-то подарил мне поцелуй, о котором я так долго мечтала.
Он обжег изнутри и показался мне пророческим… Словно слова Уолкера начали сбываться.
– Расскажи мне, – вновь прошептал он, когда мы прервали поцелуй, чтобы глотнуть немного воздуха.
– Я не сумасшедшая, – выпалила я, желая провалиться сквозь землю от того, что именно это выдал мой мозг сейчас.
Он фыркнул.
– Я знаю это. Расскажи мне что-нибудь еще. – Его рука скользнула по груди вверх и сдавила горло. – Расскажи что-нибудь, что не знает никто.
Я дернулась, чтобы отвести взгляд, – мне казалось, что он видит меня насквозь, когда смотрит так. Я не могла позволить ему убежать, выходные только начались.
Но, конечно… он не отпустит меня.
– Я просто хочу заняться сексом, окей? Нам не нужно все это. – Слова выходили неправильными и лживыми, но я не могла позволить ему продолжать это все, чем бы оно не было.
Чем-то, чем это не могло быть.
Он улыбнулся, как будто я сказала что-то милое.
– Мы переспим, но ты дашь мне все, что я хочу, во время секса. Я буду обнимать и ласкать тебя, моя леди. Но только, если выполнишь мои условия. Каждый раз, когда хочешь мой член… ты должна делиться правдивым фактом о себе.
– Ты шантажируешь меня своим членом? – усмехнулась я.
Он ухмыльнулся без намека на раскаяние и прижался тем самым членом, о котором мы говорили, к моему животу.
– Ладно, но только потому, что это действительно очень, очень хороший член.
Уолкер усмехнулся, его улыбка стала шире.
– Ненавижу выступать перед толпой. Я не чувствую себя настоящим человеком во время таких шоу. Такое ощущение, что я марионетка или машина, которая делает трюки, чтобы развлечь людей. Мне приходилось притуплять чувства перед каждым выступлением, просто чтобы пережить его.
Он нахмурился.
– Ни за что бы не догадался. Ты потрясающе выступаешь.
– Ты был на моем шоу?
Он покраснел.
– Я посмотрел все твои концерты, которые смог найти в сети. Просто пошел на поводу у своей одержимости.
Теперь наступила моя очередь краснеть, тепло разлилось по всему телу.
– Но все это ненастоящее, вот это настоящее – то, что я даю тебе. В «Оливии Дарлинг» нет ничего настоящего.
– Поэтому ты перестала выступать? Потому что ненавидишь все это?
Я закрыла глаза, боль пронзила меня. Сделав глубокий вдох, я открыла глаза… и рот… почему бы не сказать еще одну правду сегодня?
– Я больше не даю концертов, потому что это единственное, чего они хотели от меня, но не могли заставить сделать. Они могут лишить прав, денег и много чего еще… но они не способны заставить петь перед тысячами людей. Это забавно, на самом деле. – Никакой радости в моем голосе, конечно же, не было.
Он открыл рот, я высвободила запястье из его хватки и приложила палец к губам.
– Ты хотел правды. Теперь дай мне свой член.
Уолкер нахмурился, услышав это. Я чувствовала себя слишком уязвимой в тот момент, поэтому готова была больше ничего не говорить…
– Ты хочешь мой член, Оливия? – протянул он.
Я подняла на него глаза, дрожь пробежала по телу, в нижней части живота все пульсировало.
– Ты хочешь, чтобы мой большой член вошел в твою чертовски идеальную вагину, ангел? Хочешь, чтобы я растянул тебя так, чтобы ты продолжала чувствовать меня еще несколько дней?
Невольный стон сорвался с моих губ, и он загадочно усмехнулся.
– Повернись, – приказал он, и, как и в прошлый раз, его властность сделала меня мокрой.
Я хотела чувствовать, а не думать.
Он расстегнул мои штаны и скользнул в них рукой, огладил лобок и провел пальцами по половым губам.
– Это то, чего ты хотела? – прорычал он.
Я простонала, и он толкнулся пальцем внутрь.
– Ты вся мокрая, – сказал он удовлетворенно низким голосом. Другой рукой он дернул завязки моего корсетного топа. Его дыхание немного сбилось, когда он увидел мою обнаженную грудь. Он огладил ее, покачал головой и вытащил палец из моего влагалища.
– Повернись.
Я послушно выполнила команду и прижалась щекой к прохладной стене. Уолкер приспустил мои штаны, оттянул ниточку кружевных стрингов и помассировал одну из ягодиц.
– Ах, – выдохнула я, когда его зубы впились в мою кожу.
– Черт, идеально.
Уолкер дернул стринги вниз и спустил штаны еще ниже.
– Ноги, – приказал он, и я послушно переступила с ноги на ногу, чтобы он смог полностью снять мои кожаные штаны.
– Раздвинь ноги и нагнись.
– Красноречиво, – поддразнила я, сделав над собой усилие, чтобы голос не