Голоса потерянных друзей - Лиза Уингейт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я пересекаю кухню, оборудованную по последней моде пятидесятых-шестидесятых годов. Красные приборы отличаются стильными изгибами, а панели и датчики словно позаимствованы с космического корабля! Черно-белая плитка только усиливает ощущение, будто я забралась в какую-то диковинную машину времени. При этом на кухне царит порядок. Почти все шкафчики за стеклянными дверцами пустуют. Кое-где еще можно увидеть салатницу или стопку меламиновых тарелок, а то и супницу с отломанной ручкой. В комнате дворецкого, расположенной по соседству, похожая обстановка, разве что обставлена она старинной мебелью, вздувшееся и растрескавшееся покрытие которой наглядно свидетельствует, что гарнитур вполне может быть ровесником самому дому. Весь изысканный фарфор и столовое серебро, от которого, похоже, когда-то ломились полки, исчезли. Выдвинутые ящики для приборов пусты. За дверцами шкафчиков, забранных узорчатым стеклом, пылятся остатки былой роскоши. Так мог бы выглядеть дом состоятельной дамы, чьи внуки после ее смерти уже поделили все наследство и вот-вот продадут поместье.
Я чувствую себя чуть ли не вуайеристкой, когда брожу по дому. В столовой стоит внушительных размеров стол со стульями из красного дерева, сиденья обиты зеленым бархатом. Со стен на меня смотрят написанные маслом и заключенные в массивные рамы портреты обитателей этого дома, принадлежащих к разным поколениям. Дамы в пышных нарядах, туго затянутые в корсеты. Господа в камзолах и при тростях с золотыми набалдашниками, рядом их охотничьи псы. Маленькая девчушка в кружевном платьице — такие были в моде на рубеже прошлого и позапрошлого веков.
Соседняя комната обставлена немного современнее: диван, бордовые кресла с подголовниками, телевизор, встроенный в деревянную панель с динамиками. Представители последующих поколений Госсеттов взирают на меня с портретов на стенах и фотографий в рамках, расставленных на телевизоре. Останавливаюсь у тройной рамки, в которую заключены снимки судейских сыновей, и разглядываю их. Под каждой фотографией висят дипломы: Уилл и Мэнфорд — выпускники факультета бизнеса Университета Райса, а младший, Стерлинг, окончил сельскохозяйственный колледж при Университете штата Луизиана. С первого взгляда понятно, что это и есть отец Натана — сходство между ними поразительное.
В голове тут же вспыхивает непрошеная мысль: «Неужели Натану и впрямь не нужны эти снимки? А как же память о безвременно почившем отце?» На снимке Стерлинг Госсетт, судя по всему, немногим старше Натана. И если я правильно понимаю, запечатлен он незадолго до своей кончины.
Все это наводит на печальные мысли, и чтобы от них отвлечься, я продолжаю свое путешествие по комнате. Благодаря многочисленным вылазкам сюда, во время которых я заглядывала в окна библиотеки, планировка дома мне уже знакома. И все равно: стоит мне переступить порог библиотеки, как у меня захватывает дух.
Зал великолепен и, кажется, нисколько не изменился за время своего существования. Если не считать появившихся здесь электрических ламп, выключателей, россыпи розеток и огромного бильярдного стола, который скорее всего значительно моложе самого дома, — в остальном все здесь осталось как прежде. Проходя мимо стола, я скольжу рукой по его кожаному чехлу и натыкаюсь на одну из бесчисленных книг в мягкой обложке. У судьи была до того обширная библиотека, что книги захватили все пространство — как захватывает стены вездесущий плющ. Они повсюду: под массивным письменным столом, на полу, на бильярдном столе, на полках.
Я упиваюсь этим видом, гляжу на него, зачарованная, любуюсь кожей, бумагой, золотым тиснением, чернилами, шрифтом.
И вот уже все прежние заботы позабыты, а я уношусь в мир грез. Погружаюсь в него так глубоко, что совсем не замечаю бега времени и прихожу в себя лишь тогда, когда понимаю: я в доме не одна.
Глава одиннадцатая
Ханни Госсетт. Луизиана, 1875
Река нехотя выпускает меня из своих объятий, и я с трудом выползаю на песок, откашливая воду и все, что только скопилось в легких. Плавать я умею, да и за борт меня вышвырнули совсем недалеко от берега, но стихия решила показать норов. Волны, которые оставляло за собой судно, подхватили меня и потащили на глубину. Высвободиться оказалось не так просто. А уже рядом с берегом я вдруг различила, как где-то совсем близко скользит по илу аллигатор. Пришлось поднажать и на четвереньках проползти по дну последние несколько метров.
Я снова откашливаю воду и чувствую во рту привкус крови. Касаюсь шеи — и не обнаруживаю кожаного шнурка.
Он пропал! А вместе с ним и бабушкины бусины!
Не в силах унять дрожь в ногах, я поднимаюсь и, пошатываясь, делаю несколько шагов, выискивая бусины на земле. Задираю рубашку, ищу под ней. Ридикюль мисси, спрятанный под мокрыми брюками, соскальзывает ниже, а бусин нет как нет.
Мне хочется кричать, осыпать реку отборной бранью, но я лишь падаю на четвереньки и выкашливаю остатки воды.
В голове проносится: «Ну, Мозес, попадись мне еще хоть разочек — придушу голыми руками!»
Он забрал все, что у меня осталось от моего народа. Река поглотила последнее напоминание о нем. Может быть, это знак того, что пора возвращаться домой, откуда и уезжать-то не стоило? А уж когда вернусь, тогда и подумаю, кому и что рассказывать. Может, сыщики пойдут по следу и отыщут негодяев, схвативших мисси Лавинию и Джуно-Джейн, но мне самой в полицию никак нельзя. Надо найти другой способ сообщить шерифу о случившемся.
Снова окинув взглядом бурливую, широкую реку, гадаю, далеко ли до переправы. Своими силами мне не перебраться на тот берег, где остался мой дом. Вокруг пустынно: ни жилищ, ни дорог, не считая той, у которой мы загрузились дровами. Куда-то же она ведет. Как знать, может, лошадей еще не забрали и, если провидение будет ко мне благосклонно, я успею их украсть.
Больше мне надеяться не на что, и я отправляюсь в путь.
Вскоре я слышу крики людей, звон упряжи, протяжный стон постромок и оглобель, тихое лошадиное ржание. Я немного сбавляю шаг. Надеюсь, что среди лесорубов есть и цветные — они-то мне наверняка помогут. Но чем ближе я подхожу, тем отчетливее понимаю, что говорят они на каком-то неведомом мне языке. Не на французском — его бы я точно узнала, потому что не раз уже
