Нечестная игра. На что ты готов пойти ради успеха своего ребенка - Брюс Холсингер

Азра хорошо его знала, но, видимо, все же недостаточно хорошо. Она легонько коснулась бокалом его локтя.

– Не забудь о собрании.

31. Роуз

– Мааам!

Дрожащий, долгий зов прокатился по коридору. Роуз пошла в спальню Эммы и обнаружила такую картину: дочка растянулась на любимом одеяле, жалкая, с мокрыми щеками и текущим носом.

– Милая, что случилось? – Роуз схватила салфетку с прикроватной тумбочки, нагнулась, вытерла верхнюю губу девочки.

– У Эммы Зи… – дальше разобрать было невозможно.

Роуз вытащила еще салфетку, чувствуя раздражение. Только этого им не хватало: очередной ссоры с Эммой Зи. Они случались примерно раз в месяц, и даже если повод был самый незначительный, лицо Кью от слез превращалось в нечто невообразимое: покрывалось пятнами нездорового розового и шокирующего красного цветов.

– Кью, что такое? Что сделала Зи на этот раз?

Эмма покачала мокрой головой.

– Ничего. У нее… она написала мне. У нее сто сорок пять.

– То есть?

– На Когнаве. На десять баллов больше, чем у меня. Она сказала, проходной балл был сто тридцать, почти что мой результат.

– Ох, – промолвила Роуз, помертвев внутри. Девочки все-таки проболтались насчет результатов, на этот раз повод нешуточный.

– Так значит, меня не возьмут, да?

– Мы этого не можем знать, Кью, – сказала Роуз, хотя в голове ее вертелась та же самая мысль. – Это баллы всего лишь за первый этап. Теперь вы вместе с Зи оказались в группе, которая перешла на финальный этап, и к каждому в этой группе будет одинаковое отношение.

– Правда?

– Ну конечно, – заверила Роуз. Хотя правда ли это?

– Но почему Зи такая противная? Почему она все время хочет оказаться лучше меня?

– Ах, милая…

Роуз притянула Кью к себе, обняла и дала ей выплакаться. Но помимо прилива материнской любви и желания защитить, она ощутила сдавившую грудь злость. На Эмму Зеллар, которая постоянно разжигала вечное, гадкое соперничество, на Саманту, которая ее в этом поддерживала, на саму себя, потому что она слишком часто варилась в этой каше.

Кью перестала всхлипывать и отстранилась, посмотрела на маму широко раскрытыми серьезными глазами. Она знала, что на кону, и хотела правды.

– И как же будет проходить этот финальный этап? Я очень хочу знать.

Роуз улыбнулась, гордясь дочерью, и краем рукава вытерла слезы с ее щеки.

– Я тоже хочу, Эмма Кью, – сказала она. – Я – тоже – хочу.

В том, что случилось следующим утром, Роуз не могла обвинить Кью. Звено за звеном начала выстраиваться целая цепь идиотских, спровоцированных конкуренцией поступков. Это Роуз, сидя в лаборатории, взяла трубку, набрала номер и начала разговор. А за первым разговором последовал второй, которого умнее было бы избежать. Но взволнованный вопрос дочери натолкнул Роуз на одну идею.

Она дождалась десяти часов и только тогда стала звонить. Ответили после первого же гудка.

– Битси Лейтон.

– Ой. Я не ожидала, что смогу связаться с вами напрямую. – Роуз сглотнула, говоря вполголоса, потому что дверь ее кабинета была открыта. – Моя дочь недавно проходила тестирование для поступления в Кристальскую академию.

– Порядок подачи апелляции описан на сайте нашей школы.

– Нет, Эмма набрала проходной балл.

– Чудесно. И вы придете на собрание насчет второй стадии вступительных испытаний? – Тон ее голоса мгновенно из снисходительного сделался радушным.

– Конечно.

– Так чем я могу вам помочь, мисс…?

– Вообще-то доктор. Доктор Роуз Холланд. – Она поморщилась от собственной напыщенности. – Можно Роуз.

– Так чем я могу вам помочь, Роуз?

– Я знаю, что вы будете очень заняты, как только начнется следующий этап, – проговорила она быстро, – поэтому я подумала, возможно, у вас сейчас есть время обсудить некоторые вопросы насчет школы?

– Какие вопросы?

Мысль явилась ошеломительной вспышкой, хотя после Роуз вспоминала, что голос ее звучал так, будто бы она отрепетировала каждое слово.

– Я интересуюсь, не только потому, что я мать. Я детский невролог с медицинского факультета. В нашей лаборатории мы исследуем развитие детского мозга.

И ведь это даже не совсем ложь.

– Сейчас мы думаем предложить длительное исследование на тему развития мозга и одаренных детей. – А вот это однозначно вранье. Слова просто выскочили, словно неожиданный чих.

– Расскажите подробнее, – попросила заинтригованная Битси.

Роуз подумала секунду.

– Ну, учитывая количество учащихся первого потока и большое разнообразие их способностей, материальных условий и демографических особенностей, ваши аналитические материалы в рамках вступительных испытаний могли бы стать для нас идеальной выборкой.

Вдохновенно импровизируя, Роуз практически слышала размышления Лейтон: ведь для новой школы так престижно было бы похвастаться совместным проектом с местным университетом. Битси задала пару дополнительных вопросов, потом предложила встретиться до обеда, попить кофе в кафе «Возвышенности» на Изумрудной аллее.

Роуз повесила трубку. Ее отражение в потемневшем экране телефона подрагивало.

Она видела Битси Лейтон только издали, на вводной беседе о Кристальской академии. Битси ей тогда показалась совершенно невозмутимой. Высокая, уверенная в себе женщина лет, пожалуй, на пять старше Роуз. Она сумела сохранить бесстрастную манеру выпускницы пансиона несмотря на то, что ее со всех сторон забрасывали взволнованными дотошными вопросами. Теперь она оказалась в распоряжении Роуз.

Когда Битси вошла, колокольчик зазвенел и ударился о стекло. Она отказалась от попытки Роуз ее угостить, вместо этого директриса отстояла очередь и купила себе капучино. Роуз рассмотрела ее: серебристые волосы до плеч убраны под коричневый ободок, так что бледный лоб был полностью открыт. Прямого кроя костюм цвета бургундского вина и учительские мокасины создавали впечатление, будто Битси прикладывала все силы, чтобы не выглядеть стильной.

По пути к столу она слизнула пену с края чашки. После обмена любезностями Роуз попросила:

– Расскажите, где вы учились.

– Я выросла в пригороде Бостона и окончила колледж Уэллсли. Это было в 1991 году. Потом написала докторскую диссертацию на тему начального образования в Колумбии.

– Педколледж Колумбийского университета?

– Правильно.

Роуз спросила ее о схеме тестирования для набора учащихся в академию. О выборе теста Когнав, о рассмотрении результатов на следующих этапах.

– Я не буду делать вид, будто полученные на Когнаве баллы не имеют значения, – сказала Битси. – Как минимум они помогли отсеять семьдесят-восемьдесят процентов потенциальных учащихся.

– Ничего себе, как много.

– Да, и поверьте, мы постоянно слышим это от их родителей.

Роуз подняла брови. Она подумала о Лорен, об отчаянии на ее лице.

Битси продолжала:

– Мы хотим, чтобы оценка способностей на второй стадии была как можно эффективнее. Чем меньше учащихся мы будем рассматривать, тем лучше.

– Расскажите мне об этой второй стадии. – Роуз занесла ручку над листком блокнота, ожидая подробностей. – Как именно будут выбирать кандидатов на поступление?

– Для приема в Кристальскую академию мы оцениваем ребенка в целом. Склонности и особые таланты. Усидчивость и настойчивость. Может, ребенок превосходно играет на музыкальном инструменте? Может, у него уникальный подход к решению задач? Может, он выражает свои мысли сложными предложениями, которые говорят о высоком уровне абстрактного мышления, что отличает ребенка от сверстников? А еще мы ищем детей 2И.

– 2И?

– Дважды исключительных. Детей с высоким интеллектом, но с затруднениями, которые мешают им полностью раскрыть свой потенциал на тесте вроде