Долгожданная развязка - Максин Барри

Когда Маркус Д'Арвилль вышел из машины, он выглядел древним старцем.

Не только Раймонд следил за прибытием старика. Уэйн заставил таксиста гнать на огромной скорости и приехал на пять минут раньше. Ему показалось странным снова войти в красный с золотом зал казино. Он почему-то нервничал, как будто кто-то мог его остановить, показать на него пальцем и крикнуть: «Вон он! Это сын старика. Ловите его!» Разумеется, ничего подобного не произошло. Все были слишком увлечены крутящимся колесом рулетки и таинственным белым шариком, способным либо разорить их, либо наградить состоянием…

В этот момент Уэйн увидел своего отца. Впервые за почти двадцать лет. Он пошел к двери, с трудом переводя дыхание. Его крупное тело так дрожало, что на мгновение ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Себастьян приехал сюда вслед за Уэйном. Его глаза сузились, когда он заметил состояние пациента. Он тоже подошел к боковой двери, чтобы узнать, что вызвало такую реакцию. Но увидел лишь старика с белой тростью и высокого, худого молодого человека, явно какого-то служащего. Он снова повернулся к Уэйну, лицо у того было неподвижным, слишком неподвижным. Зато глаза горели. Себастьян чувствовал, как все вокруг медленно заволакивает дикая, темная ненависть. Ощущение усилилось, когда сутулый старик в темных очках вошел в помещение. Тил видел, как Уэйн следит за ним подобно охотнику в засаде, идет параллельно с ним через залы казино, полные сигаретного дыма.

Человек, сопровождающий Вольфганга, переложил что-то из руки в руку. Конверт, он был распечатан. Уэйн улыбнулся: значит, отец получил его подарок. Он взглянул на тонкое, бледное лицо секретаря и мельком прикинул: что подумал молодой человек, узнав, что его босс — нацистский преступник, на счету которого тысячи загубленных жизней? Наверняка ничего хорошего.

Вольфганг помедлил. Ему было жутко холодно. Слепые глаза будто пытались разглядеть того, кто, как подсказывал ему инстинкт, находится где-то рядом. Он нюхом чуял знакомый запах. Запах старого врага.

— Винс, здесь есть кто-нибудь, не играющий за столами? — прошипел Вольфганг.

— Только один мужчина, стоит в углу Очень высокий, рыжеватые волосы и… голубые глаза, — ответил Винс, слегка заикаясь. Он был в полной растерянности. Наверняка содержание конверта — навет, попытка очернить Маркуса Д'Арвилля. И все же…

Старший Мюллер потряс головой. Опасность… Почему-то она казалась ему знакомой. Он отпустил торчащего за спиной управляющего, а потом и Винса, который начал было слабо протестовать.

— Я сам в состоянии найти дорогу в офис, — рыкнул Вольфганг, но на злость уходило слишком много сил, поэтому он добавил поспокойнее: — Я хочу немного побыть один. — Винс с облегчением отошел, ему и самому не терпелось уйти.

Уэйн следил, как старик отодвинул тяжелую бархатную портьеру и исчез за ней. Он быстро последовал за ним. Прошел к двери офиса и осторожно открыл ее. Но Вольфганг с его обостренным слухом слепого все равно услышал тихий звук. Да еще сразу же почувствовал присутствие другого человека. И не просто человека. Врага.

— Кто вы? — Вопрос прозвучал громко, он даже подумал, что никто ему не ответит, и вздрогнул, услышав голос, сказавший по-английски:

— Я — хозяин «Гельм энтерпрайзис».

Губы Вольфганга раздвинулись в горькой усмешке.

— Пришли убедиться, что я собираю вещички? Боитесь, что я откажусь уйти?

— Нет. Вы уйдете, — уверенно произнес голос. — Даже если придется тащить вас отсюда волоком, а вы будете визжать и лягаться. Зрелище заставит ваших клиентов на секунду поднять от карт глаза, но лишь на секунду. Потом о вас забудут.

Вольфганг оскалился, показав желтые зубы.

— Вы так думаете?

— Я знаю.

Вольфганг нахмурился. Его беспокоили не слова, хотя в них была правда, его тревожил голос.

— Мне знаком ваш голос, — сказал он и замер. Ему показалось, в коридоре кто-то был.

— Не сомневаюсь. Вы довольно часто слышали его в прошлом.

Вольфганг медленно покачал головой. Дернулся от боли в груди, но не обратил на нее внимания. Легкое несварение от теплых круассанов вряд ли достойно внимания в такой момент.

— Я… не помню, — сказал он. Ему снова стало холодно. — Кто вы? — наконец настойчиво спросил он, сжимая в руке рукоятку трости.

— Я уже сказал. Я — «Гельм энтерпрайзис». А также тот, кто послал вам пакет, который сейчас держит ваш секретарь. Он ведь вам все прочел, так?

Вольфганг почувствовал, как взорвалась внутри ненависть.

— Откуда у вас эти документы? — На мгновение к нему вернулись его старая властность, злоба, умение подчинить своей воле, и Уэйн вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, плачущим в темноте. Потом отец наткнулся на стол, едва не упал, и момент прошел. Уэйн расслабился, не зная, что стоящий между портьерой и открытой дверью Себастьян в ужасе оцепенел.

— От вашего старого друга, лейтенанта Хейнлиха, разумеется, — ответил Уэйн. — В чем дело, герр Мюллер? Вы и в самом деле думали, что все забыли, как вы когда-то были комендантом концентрационного лагеря?

Себастьяна передернуло, но он не издал ни звука.

— Кто вы? — снова спросил Вольфганг, но теперь его голос упал почти до шепота.

— Разве название «Гельм» ни о чем вам не говорит? А должно бы. Это ведь сокращенное от Гельмут.

— Гельмут? — пробормотал Вольфганг И потряс головой в полной прострации.

— Вы же помните Гельмута, не так ли? — продолжал издеваться голос. — Вашего первенца. Самого-самого лучшего?

— Гельмут, — сказал Вольфганг и резко сел в кресло. Несварение мучило его сильнее, боль перекинулась на левую руку, стало трудно дышать, но он едва все это замечал. — Ты, — наконец произнес он довольно спокойно. В слове не было ненависти, только тупая, беспомощная констатация факта.

— Разумеется, это я, папа. Кто же еще? — Уэйн подошел поближе и оперся ладонями о стол.

Вольфганг отпрянул.

— Ты убил брата, — сказал он, не обращая внимания на собственные слезы, на то, что он выглядит по-дурацки. — Ганса…

— Ты первым убил меня, — ответил Уэйн. — Или ты забыл, как мордовал меня в детстве?

— Ты лишил меня глаз, — возразил Вольфганг, и Себастьян почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.

— Ты тогда пытался меня задушить, если помнишь, — отрезал Уэйн. Он говорил таким тоном, будто вспоминал про старые школьные времена с приятелем.

Внезапно Вольфганг бросился вперед, застав и Уэйна и Себастьяна врасплох. Во второй раз крючковатые пальцы вцепились в горло Уэйна, только теперь он оторвал их без всяких усилий, и сделал шаг назад, потирая горло. Вольфганг упал на стол, дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Он ощутил, как его лицо искажает чудовищная гримаса, перестал чувствовать левую сторону тела. Боль в груди едва не заставила его закричать. Но он продолжал слышать ненавистный голос: