Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Однако этот список достижений лишь на первый взгляд кажется блестящим. Четырехлетний отчет 1911–1913 годов германского разведывательного отдела представляет собой каталог разочарований и потерь: неожиданно оказалось, что российские военные секреты не так-то просто добыть. Одной из причин этого была низкая производительность многих агентов. Другая заключалась в том, что они были, так сказать, скоропортящимся продуктом. Карьера среднестатистического немецкого агента в России была короткой и малоэффективной. Каждый год ряды агентов редели — их косили болезни, измены и аресты. Возмещение этих утрат требовало невероятных усилий, и все равно многие оставались невосполнимыми. «Уничтожен, — резюмировалось в отчете за 1913 год, — лучший агентурный материал»5. Так что, пожалуй, не приходится удивляться тому, что немецкая разведка запорола свое главное предвоенное задание на российском направлении — выяснить, с какой скоростью может быть проведена мобилизация и, следовательно, время первого нападения русских. Когда всего через две недели после объявления войны 1-я и 2-я русские армии вторглись в Восточную Пруссию, германская секретная служба была столь же поражена, сколь не подготовлена к тому оказалась германская армия6.

Чтобы не допустить новых проколов, с началом войны бюджет военной разведки увеличили вдесятеро. Помимо использования рекрутированных агентов, проникавших на вражескую территорию, Берлин и Вена создали в больших российских городах сеть так называемых «внутренних агентов», которые для связи с курировавшими их крупными шпионскими бюро в Стокгольме, Копенгагене, Христиании (Осло) и Берне использовали шифры или невидимые чернила7. Обе противостоящие России державы придавали большое значение обработке и подкупу российских офицеров на фронте, и каждая заявляла о наличии десятков агентов, по большей части из низших офицерских чинов, готовых работать (или, по крайней мере, брать за это деньги)8. Кроме того, немцы организовали полномасштабный шпионский центр в Одессе, австрийцы же пользовались услугами некоего армейского офицера, служившего при московском консульстве одной нейтральной державы, под началом которого, как говорили, состояло сто пятьдесят агентов9.

Одним из немногих источников для раскрытия личностей российских подданных, шпионивших в пользу основных воюющих держав, служит послевоенное исследование Генерального штаба, автор которого, Фриц Гемпп, играл ведущую роль в большей части важнейших шпионских операций Германии на востоке с 1914 по 1917 год. По словам Гемппа, в основанной им антирусской разведывательной организации «V-Mann» состояли купец из Ковно Макс Козлович, бумажный фабрикант Эйнар Кулл, колонист Арнольд и богатый лесоторговец Пупков. Гемпп утверждал, что имел агентов даже в самой Ставке. Некая Богданова проникла в российский Генеральный штаб под видом сестры милосердия Красного Креста. Считается, что на жалованье у Гемппа состоял также некий официант, который иногда подменял телеграфиста в Ставке и потому время от времени мог делать для немцев копии военных приказов. Среди разведывательных удач созданной Гемппом агентурной сети были сведения о работе железных дорог и точные данные о потерях российской армии, а также своевременное предупреждение о вступлении в войну Италии на стороне союзных держав10.

Не стоит, однако, преувеличивать значение для Германии и Австрии индивидуальных разведывательных источников. Возьмем, например, офицеров-шпионов. Ни Германия, ни Австрия не могли быть совершенно уверены в том, кому те служат на самом деле — всегда оставалось сомнение, не водит ли их таким образом за нос русская контрразведка. Один сотрудник германской разведки впоследствии вспоминал, что из восьмидесяти русских агентов, завербованных Германией в 1914 и 1915 годах, «более шестидесяти… как оказалось, были подсунуты нам русской секретной службой»11. Полковник Вальтер Николаи, бывалый ветеран, возглавлявший во время войны немецкую разведку, жаловался в своих мемуарах, что «шпионы на русском театре военных действий… способны были предоставить материал только для крайне ограниченного локального тактического успеха. Им не удалось своевременно известить нас ни об одной значительной перегруппировке российской армии»12. Практически не приходится сомневаться в том, что самая надежная и полезная информация о русской армии имела своим источником разведку связи — то есть подключение к российской фронтовой связи, перехват радиотелеграмм, расшифровка посланий и проч. Одни только австрийцы раскрыли шестнадцать отдельных кодов русской армии13. Майор Буссо фон Бисмарк, германский военный атташе в Берне, преуспел в привлечении на свою сторону тайных сотрудников из числа членов швейцарского правительства и регулярно пересылал в Берлин копии всех военных телеграмм России, приходивших или исходивших из нейтральной Швейцарии. Российский Генеральный штаб всю секретную переписку со своими военными атташе в Западной Европе вел через телеграфное агентство Берна, так что Бисмарк, можно сказать, разрабатывал золотую жилу. Весьма вероятно, что именно этот источник и предупредил Германию о планировавшемся Россией в январе 1915 года наступлении и таким образом обеспечил возможность немецкого контрнаступления, увенчавшегося февральским уничтожением русского 20-го корпуса14.

Однако Германия и Австрия все же предпринимали широкомасштабные усилия по вербовке русских агентов, невзирая на высокую затратность такого рода деятельности. Учитывая это обстоятельство, а также то, с каким истерическим упорством русская полиция вынюхивала предателей (а также размеры сети, раскинутой для их уловления), можно с большой долей вероятности предположить, что среди арестованных по делу Мясоедова наряду с невиновными попались и виноватые.

В качестве введения к теме начнем с Антонины Кедыс. Случай ее уникален тем, что Кедыс, в отличие от других арестованных по делу Мясоедова, признала факт своего участия в шпионской деятельности. Кедыс — проститутка, в свои девятнадцать лет имевшая богатый опыт правонарушений, — была арестована в Минске в конце октября 1914 года. Официально ее задержали по обвинению в бродяжничестве и, как «нежелательный элемент», приговорили к административной ссылке в Томскую губернию. Однако до отправки на восток дело не дошло, так как полиции стало известно, что она также состоит в розыске по обвинению в краже. В связи с этим Кедыс отправили в женскую тюрьму в Гродно, где она попала в одну камеру с Эммой Райнерт, двадцатидевятилетней крестьянкой из деревни Шестаково, арестованной по подозрению в шпионаже. Женщины познакомились и разговорились. Как позже показала Райнерт, стоило ей пожаловаться Кедыс, что она стала жертвой навета своего хозяина, Матеуша Микулиса, как Кедыс туг же призналась, что она сама немецкая шпионка15.

Райнерт передала тюремным охранникам слова Кедыс, и немедленно было начато расследование. На первом же допросе (21 апреля) Кедыс подтвердила, что сказала Райнерт правду: она признала себя виновной в том, что передавала немецким солдатам сведения о передвижениях и дислокации российских войск16. Девушка рассказала, что после смерти отца ее мать вторично вышла замуж за немецкого поддатого из Тильзита. Этот человек познакомил падчерицу с германскими офицерами, которые и завербовали ее весной 1914 года. По большей части ее использовали для мелких курьерских поручений, она передавала записки и документы другим немецким агентам, находившимся на русской территории. Под давлением следователей Кедыс подробно рассказала о некоторых заданиях, которые ей приходилось выполнять, а также назвала имена тех, с кем была связана. В частности, она утверждала, что Шломо и Аарон Зальцманы снабдили ее фотографиями и планами фортификационных укреплений в Гродно для передачи немецкой секретной службе. Она также сообщила, что одним из ее кураторов на российской стороне границы был Франц Ригерт, как-то отправивший ее в Шестаково с пачкой разведывательных материалов, которые она отдала Матеушу Микулису, а тот, в свою очередь, должен был передать их немцам.

Именно на основании признаний Кедыс были арестованы Микулис и Зальцманы. Ригерт (бывший, помимо прочего, зятем Мясоедова) к этому времени уже находился в тюрьме. Следует признать, что показания Антонины по поводу всех четырех мужчин подтверждались некоторыми фактами. Микулис обвинил Кедыс во лжи, однако свидетели из Шестаково показали под присягой, что Кедыс действительно приходила в деревню в сентябре 1914 года и провела ночь в доме Микулиса. В период захвата Шестаково противником в марте 1915 года Микулис был замечен за оживленной беседой с немецким офицером. Более того, при аресте у Микулиса было обнаружено охранное свидетельство на переход через немецкую линию фронта.