Кир Великий. Первый монарх - Гарольд Лэмб

Затем на некоторое время все массы присутствовавших забыли о своих тревогах и голоде — под звуки множества труб, отправивших тучи голубей кружиться по небу, из открытых ворот Эсады появился Мардук. На колеснице, которую тянул ряд поющих жрецов, стоя прямо на своем драконе, вавилонский бог возник из святилища, народившийся для жизни и глаз своих верующих.

Женщины заиграли на арфах, мужчины принялись бить в литавры, и мириады ликующих голосов запели, заклиная о помощи возродившегося Мардука. Ведь в Мардуке объединились силы всех древних божеств.

Нергал города Вавилона,

Нергал — это Мардук сражений,

Забаба — Мардук убийств,

Энлиль — это Мардук намерений,

Шамаш — Мардук правосудия…

Затем, как только Мардук свернул на дорогу процессий, за ним последовало нечто непривычное. Разборчивые зрители искали символы Нергала и других древних божеств. Вместо них они увидели действующих богов, каждый из которых ехал в повозке, запряженной белыми мулами: злой дух Син из Харрана, Шамаш из Сиппара, как всегда, на крылатом, изрыгающем пламя льве, и закрытая покрывалом, вооруженная Иштар из Урука.

Эта процессия божеств тянулась и тянулась, пока умнейшие головы из публики не поняли: пред ними предстали все боги из владений Вавилона. Со всех городов их свезли сюда на гигантское богоявление. Безусловно, сделать это должен был сам Набонид, и не просто для того, чтобы увеличить новогоднее ликование. Не привезли ли чужих богов в цитадель Эсагилы ради их сохранности? А если так, то какие события предрекал сей факт? Или же они привезены сюда ради увеличения могущества Вавилона? В таком случае какие непредвиденные обстоятельства угрожают ему?

На протяжении всего праздника, до вечера, когда зажглись свечи, многие в толпе задавали эти вопросы. И не нашлось никого, кто бы на них ответил. Толкователи предзнаменований и предсказатели судьбы собрали богатый урожай серебра и дешевых драгоценностей за свои предположения, в которые на самом деле мало кто поверил. Тайны всегда увлекали вавилонян, и это была выдающаяся тайна.

Во время вечернего ликования по столам, заставленным угощениями, пробежал слушок из святилища Экура, где после процессии отдыхал Мардук. Как утверждалось, теперь Мардук захватил верховную власть над всеми малыми богами, что, впрочем, наблюдатели уже заметили. Но Зерия, главный жрец храма, не стал ничего говорить. Поскольку Зерия выражал интересы царя и был его ставленником, это означало, что сам Набонид решил не давать объяснений народу. Строгий приверженец обрядов, подержав Мардука за руки, он удалился из поля зрения присутствующих на празднике.

Члены Биржи решили, что лукавый Набонид хотел возбудить в своем народе ожидания. Что бы ни случилось в грядущем году, все должно быть приписано его обряду, совершенному на этом празднике. В конечном итоге финансисты решили, что Набонид в очередной раз взял верх над партией Валтасара.

В ту ночь праздничные лампы горели у дверей пятидесяти трех храмов Вавилона, трехсот святилищ божеств земных, шестисот святилищ божеств небесных и всех бессчетных святилищ в углублениях стен вдоль улиц. Иллюминация пробуждала надежды на все самое лучшее, поскольку конкретизировать их было невозможно.

За крепостными стенами Имгур-Бел и охраняемыми воротами, в строениях на темном канале Кебар никто не разделял этих надежд. Работникам-иудеям не дозволялось возвести свой храм в их квартале на берегу канала. В такие дни они собирались помолиться в темноте пустой комнаты у воды, стараясь своим шепотом не нарушать тишины. В ту ночь они шептали изречения зилота Исайи: "Пал Вил, низвергся Нево, истуканы их — на скоте и вьючных животных.., низверглись, пали вместе, не могли защитить носивших… "

Эти слова, если бы их кто-нибудь повторил агентам Зерии, нельзя было истолковать как измену. Однако для тех, кто видел процессию богов, сидевших на животных и следовавших за Бел-Мардуком, эти слова имели значение. Этот парад идолов не мог защитить город.

Вдоль канала Кебар с его стоячей водой усиливался запах смерти. Каждый день после Нового года стражники Римута в доспехах прочесывали улицы в поисках нищих, прокаженных, слепых, больных и просто голодных людей, заполнявших переулки. Уборщики мусора гнали свою добычу за восточные ворота Имгур-Бел к мусорным кучам у канала и оставляли там, заставляя есть и пить то, что в них можно было найти. Таким образом, людские отбросы скапливались вдоль канала, отмахивались от собиравшихся там же грифов и, причитая, выпрашивали подачки у прохожих, которые иногда бросали им бронзовый грош, чтобы поглазеть потом на драку между ними.

Изредка вдоль канала проходили люди, они пристально изучали скорбевших у воды и говорили самым сильным из них:

— Подними глаза к горам, оттуда к тебе придет помощь.

Не многие следовали совету. Лишь в холодный и безветренный день они могли различить горы на востоке, за внешней стеной и пространством, покрытым зеленеющими плантациями. Никому из этих страдающих и умирающих людей не приходило в голову постараться уйти из города. Инстинкт, который привел тысячи таких, как они, к городским стенам, удерживал их здесь. Даже стражники Римута не пытались выгнать их за канал, так как знали, что они обязательно приползут обратно к мусорным кучам и воде.

Именно в первый месяц после праздника нищие Кебара узрели чудо.

Они увидели благородного Якуба Эгиби, раздобревшего от сытой жизни. Одной унизанной кольцами рукой он высоко подхватил украшенное бахромой платье, в то время как другой часто подносил к носу благоухающую склянку. Сопровождали Якуба Эгиби из Биржи высокий черный раб, державший зонтик от солнца над его бритой головой, и низенький белый раб, вооруженный посохом, чтобы разгонять вопивших нищих. Те наблюдали, как он пробирался между кучами грязи, и кричали:

— Помоги, могущественный господин, любимец Мардука, помоги голодающим!

Вместо того чтобы бросить им сикли или хотя бы грошик, Якуб Эгиби свернул к двери иудейского молельного дома, в темноте и тишине которого никого не было ни видно, ни слышно. У двери, когда обладатель посоха отогнал нищих, Якуб Эгиби выпустил из руки одежду и сказал им словами иудейских проповедников:

— Помощи ждите с гор.

Затем богач-банкир поспешил скрыться в невидимой комнате колонии пленных иудеев.

ЧТО УВИДЕЛ ИАКОВ ЭГИБИ

Якубу, или Иакову Эгиби, старшему представителю древнего Дома Эгиби, торговавшего в кредит и со скидками, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы расследовать таинственные обстоятельства, которые привели его, несмотря на все свойственное ему здравомыслие, в тайный сговор. Он обладал всей осмотрительностью своей матери, дочери пленника из Иерусалима, и проницательностью отца-вавилонянина. Значительную долю своих доходов он тратил на агентов, не только не известных шпионской сети Римута, но и ничего не знавших друг о друге. Из их отчетов он по крупицам воссоздал в целом историю о торговцах лошадьми. Ему пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы удовлетворить таким образом свои подозрения, но Иаков не жалел серебра, когда речь шла о его жизни.

Положив все отчеты перед собой, он обнаружил, что первой деталью того дня после праздника стала встреча двух молодых возлюбленных, изготовителя кирпичей Нуску и свободной блудницы Эалиль. Ничего замечательного в этой встрече не было, поскольку в праздники неразумные молодые люди потратили все свои монеты, и затем им пришлось поголодать. Несомненно, барышня Эалиль просила своего возлюбленного держаться подальше от ростовщиков, а он, в свою очередь, добился от нее обещания никогда больше не продавать свое тело другим мужчинам. Расставшись с Нуску на мосту, Эалиль направилась своей дорогой, последовав за арамейскими всадниками.

Эалиль не придавала значения законам, запрещавшим блудницам появляться на улицах в покрывалах, как женам из семей, и носила на белокурой головке шарфик, а на тонкой ее руке качался амулет Иштар. Не будучи зарегистрированной храмовой блудницей, она понимала, что мужчин тянет к девушкам из храма, и к тому же была очень голодна. По опыту она знала, что вождь далекого племени, разъезжающий на дорогой лошади, которую редко можно было увидеть в Вавилоне, обычно имел при себе набитый монетами мешочек. Этот всадник из варваров был упитан — видно, ел сытно. Сопровождавший его оруженосец был одет в чистую одежду и также ехал на хорошей лошади. Эалиль проследила за гостями по всей улице Адада до цитадели Эсагилы, где они уставились на огромную башню, а затем спешились и подошли поглядеть на таблички, выставленные на просторном, покрытом плитами дворе царского дворца. Таблички эти рассказывали о победах Набопаласара и Навуходоносора. На одной из них, недавно установленной Набонидом, третьим халдейским царем, содержалась насмешка над неизвестным здесь Киром. Несколько любопытствующих столпилось вокруг, чтобы прочитать новую табличку, и всадники тоже остановились посмотреть.