Избранные дни - Майкл Каннингем

Оба белобрысых ребенка, кажется, любили ее. Человеческие дети вообще обычно любили надиан, особенно те, что помоложе. Она привычно вела белобрысых подопечных по дорожкам парка. Негромко разговаривала с ними. Время от времени пела, как поют все надиане, — низким с присвистом голосом выдавала последовательность из пяти нот. Способны ли надиане на нежность? Этот вопрос еще не был окончательно решен. Любят ли они людей, или то, что принимают за любовь, — всего лишь отчаянное простодушие? Детям, судя по всему, не было до этого никакого дела.

Надианка с детьми приближалась к его скамейке. Старший из двоих, мальчик, на вид лет четырех, забегал вперед. Находил что-нибудь интересное — камешек, листик — и нес показать ей. Они негромко обсуждали находку, оценивали ее достоинства. Непригодившаяся снова оказывалась на земле, нужная исчезала в кармане нянькиной накидки. Как только судьба находки была определена, мальчишка отправлялся на новые поиски, неугомонный, как спаниель. За всем этим со скептической заинтересованностью наблюдала девочка, ей было не больше трех, и она ни на шаг не отходила от надианки. Девочка теребила подол накидки. Время от времени бралась за длинные тонкие пальцы изумрудной няниной руки. Ее, по всей видимости, не смущали двухдюймовые, оловянного цвета когги.

Когда няня с детьми подошли совсем близко, Саймон сказал:

— Привет.

Он здоровался с ней уже несколько дней. Общение развивалось по нарастающей: ноль внимания, затем улыбка, затем улыбка и кивок…

Сегодня она сказала в ответ:

— Бочум. — Голос у нее был приглушенный, слегка свистящий. Как флейта, которая научилась говорить.

Он улыбнулся. Она расширила ноздри — это было вместо улыбки. Улыбаться по-настоящему надиане не умеют, не позволяет устройство рта. Те из них, кто еще плохо ассимилировался, улыбки пугаются. Видя обнаженные зубы, они решают, что их хотят съесть.

— Что он собирает? — спросил Саймон, кивнув в сторону мальчика.

— О, много вещей.

Значит, она говорит по-английски.

Мальчик, находившийся в некотором отдалении, заметил, что няня отвлеклась на постороннего, и побежал к ней.

— Парк полон чудес, — сказал Саймон. — Многие об этом не подозревают.

— Да.

Мальчик встал между Саймоном и няней. На Саймона он смотрел с откровенной и безудержной ненавистью.

Надианка опустила длинные когти на крошечную белую головку. Понятно, отчего многие до сих пор считают: тот, кто нанимает няней надианку, проявляет свободомыслие, граничащее с безумством.

— Томкруз, — сказала она, — мы показываем, что находим?

Томкруз покачал головой. Девочка спряталась в складках нянькиной накидки.

— Боится, — сказала надианка Саймону.

— Вижу. Эй, Томкруз, меня нечего бояться.

Надианка присела рядом с мальчиком на корточки.

— Мы показываем ему круглый камешек?

Томкруз снова покачал головой.

— Гриилич, — сказала она.

Ее ноздри втянулись внутрь, как потревоженные анемоны. Ей наверняка было запрещено разговаривать с детьми по-надиански, так что она добавила поспешно:

— Тогда идем.

Она поднялась, собралась продолжать прогулку. Саймону она повторила:

— Боится.

Она была смелой. Большинство ее сородичей не смеют вступать в разговоры с людьми. Некоторые даже не могут заставить себя ответить на обращенный к ним вопрос. Если молчать, если сделаться, насколько возможно, невидимым, вдруг да получится отвести беду или, на худой конец, к ней подготовиться.

— Как тебя зовут? — спросил Саймон.

Она замерла в нерешительности. Ноздри расширились. Когда надиане волнуются, ноздри у них раскрываются и внутри становятся видны две пронизанные зелеными сосудами слизистые мембраны, два тонких лепестка плоти, сочной и нежной, как салатный лист.

— Катарина, — ответила она так тихо, что он едва расслышал.

— А меня Саймон. — Он сказал это громче, чем обычно разговаривал.

В присутствии надианина чувствуешь себя большим и шумным. Надиане стремительны и уклончивы. В них тишина выдернутого из розетки провода.

Она кивнула. И посмотрела ему прямо в глаза.

Он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из надиан так смотрел. Саймон не взялся бы сказать, смотрят ли они в глаза даже друг другу. Их взгляд обычно сосредоточен на том, что может появиться сбоку или подкрасться сзади. А эта стояла, в обеих изумрудных лапах рука человеческого ребенка, и как равному смотрела ему в лицо без тени страха и подобострастия. Ему никогда прежде не выдавалось случая всмотреться в глаза надианина. Ее были огненными, желтовато-оранжевыми, в глубине — янтарными. Их прошивали вспыхивающие лучики оранжевого цвета, чрезвычайно насыщенного, чуть ли не фиолетового. Вертикальные прорези зрачков светились спокойным, величественным пониманием.

Нет, ты не так проста, подумал он. Даже на твоей планете должны быть принцессы и королевы-воительницы. Пусть даже их дворцы построены из ила и веток Пусть их армии пугливы и ненадежны.

Она опять кивнула. И пошла. Девочка продолжала путаться в полах ее накидки. Мальчик оглянулся на Саймона с видом победителя, уберегшего свои сокровища от грязных взоров незнакомца.

Когда они переходили горбатый мостик, до Саймона донеслась ее тихая песенка.

Он расстегнул молнию на кармане, достал сканер и еще раз сверился с расписанием. Общеугрожающее поведение до первого клиента — седьмого уровня в семь тридцать. Потом два третьего и один четвертого уровня. Седьмые его напрягали. Все, что выше шестого (или, если честно, пятого), давалось ему с трудом. От девятых и десятых пришлось отказаться с самого начала — они были ему не по зубам. За работу хорошо платили, а лишних иен у него никогда не водилось. Однако он четко понимал пределы собственных возможностей.

До двадцати минут восьмого Саймон изображал общую угрозу. За время между клиентами платили по минимуму, поэтому большинство исполнителей стремились набрать как можно больше заказов. Саймон же предпочитал эти спокойные промежутки. В парке, опоясанном бледно-желтыми огнями, было зелено и тихо. Случались вечера, когда целых двадцать минут не появлялось ни одной туристической группы — вокруг не было ничего, кроме травы, сумерек и напитанного запахом зелени ветерка. По условиям контракта даже наедине с самим собой Саймон не выходил из роли. Он шлялся с мрачным видом и бросал по сторонам злобные взгляды. Садился то на одну, то на другую скамейку и сидел, поигрывая мускулами, выставляя на обозрение фосфоресцирующие татуировки. Время от времени мимо стайками во главе с гидом, тихо переговариваясь между собой, семенили туристы. Они и на несколько шагов не удалялись от круглого золотисто-зеленого фонаря, который держал над собой их провожатый.

Дважды, приблизившись к Прибрежной лужайке, он встречал Маркуса. Во второй раз Саймон даже рискнул подмигнуть ему, хотя демонстрация человеческого расположения грозила увольнением. Парковые громилы не могли быть дружелюбными. Кучно тусоваться полагалось только черной братве, но белым исполнителям сбиваться в банды не следовало. Из-за устойчивого, пусть и скромного спроса среди клиентов на представителей европеоидной расы компания «Опасные встречи Лтд.» держала в штате нескольких белых, но требовала, чтобы они работали поодиночке. Банды англосаксов, терроризирующих район Центрального парка, — это было бы уж слишком недостоверно. А именно на соблюдении исторической достоверности и держалась репутация Старого Нью-Йорка. Поэтому Маркус, Саймон и остальные белые исполнители действовали каждый сам по себе, как одинокие волки, выросшие — согласно соответствующей брошюре — в семьях, в которых царили пьянство и насилие, а затем очутившиеся в мире, где правят законы джунглей и где чем меньше у них выбора, тем сильнее проявляются их дурные наклонности, и теперь эти отчаявшиеся охотятся за всякой жертвой, по неведению забредшей в их владения. Одиночки были самым дешевым пунктом в прейскуранте фирмы. Попасть в лапы уличной банды стоило в пять раз дороже.

Встреча с седьмым уровнем должна была состояться у фонтана Бетесда. Туда-то Саймон и отправился.

На мощеной площадке у фонтана никого не было. Несмотря на то что с неявившихся удерживали только двадцатипроцентный залог, из которого ему причиталась половина, Саймона это не огорчило. Он был бы рад заиграть седьмой уровень, спокойно отработать третий и четвертый, после чего отправиться домой спать. Завтра, может, получится отбить недополученные деньги на дополнительных заказах.

На месте встречи полагалось ждать пятнадцать минут. Он устроился в стороне от фонтана, в тени колоннады, так чтобы клиент не сразу заметил его, когда спустится по западной лестнице. Он огрызнулся в сторону проходившей мимо группы. С волчьим аппетитом пожирая глазами шедших с родителями девочек-подростков, он пробормотал, что китайские сладости — объедение. На случай, если кто-то из китайцев понимает по-английски. Им обычно все такое очень нравилось. По выходе из парка они могли через гида передать для него чаевые. А гид мог даже отдать деньги по назначению.