«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В составе уникальных документальных комплексов «Актов хозяйства боярина Б. И. Морозова», опубликованных в 1940 и 1945 годах, сохранилось немало так называемых «документов вотчинной переписки». Документы, вышедшие из «канцелярии» боярина Бориса Ивановича Морозова, позволяют «услышать» его голос, хотя в основном боярские наказы по-деловому коротки (и это тоже их важная характеристика) и далеки от красот литературного стиля. Они часто повторяют принятый делопроизводственный формуляр, когда сначала воспроизводилась суть челобитной или раскрывались обстоятельства дела, а затем следовало распоряжение или наказ о рассмотренных делах. Обратимся к наказам боярина Морозова, чтобы узнать, как он решал дела по управлению своей вотчиной. Вотчиной в широком значении этого слова, потому что боярские земли, как уже говорилось, были разбросаны в разных уездах, часть владений боярина Морозова составляли поместья, но он сам мог не задумываться о разнице между поместной и вотчинной землей. Ни один бспоместный служилый человек не стал бы претендовать на боярские поместья.
В архиве боярина Бориса Ивановича Морозова сохранилось много распоряжений приказчикам уладить дела с соседями. Кому-то требовалось вернуть беглого крестьянина, кому-то сжатый «по ошибке» чужой хлеб, провести новую границу и вернуть землю соседям… Не зная времени создания этих документов, можно было бы подумать, что их автор — самый справедливый из бояр-владельцев, всегда помогавший своим соседям. Но одна и та же дата у нескольких документов аналогичного содержания — лето 1648 года — позволяет понять, что, оказывается, боярин Морозов своими распоряжениями хотел быстрее снять соседские претензии на фоне московского бунта, а все эти дела ранее не решались годами!
Первое распоряжение: «От Бориса Ивановича в орзамаскую мою вотчину в село Богородцкое человеку моему Корнилу Шанскому» — в составе морозовского архива датируется 7 июня 1648 года. Это несколько дней спустя после начала выступления служилых и посадских людей в Москве, после казни и расправы над судьями и дьяками приказов. Приказчику в далекой арзамасской деревне, конечно, ничего не говорили о том, что происходит в Москве. Но в документе оказалась необычная ссылка на разговор в Москве с одним из детей боярских, чьи земли располагались рядом с имением самого Морозова: «Нынешняго 156-го говорил мне Михайло Иванов сын Засецкой…» Рядовой арзамасский сын боярский мог добиться приема у боярина по своим соседским делам, но почему такая неопределенная дата — 7156 год? Может быть, боярину раньше было недосуг написать об этом разговоре? Очевидно, пропуск точной даты — признак торопливости, отсутствия времени, чтобы уточнять детали, да они могли просто и не отложиться в памяти, если разговор с Засецким состоялся в дни начавшегося московского «гиля». Суть устного обращения («говорил мне») арзамасского сына боярского была обычной: соседские крестьяне не могли войти в боярский лес без разрешения приказчика вотчины боярина Морозова: «деревня де его блиско моей вотчины села Богородцкого, и ты, де, Корнило, людей ево и крестьян в лес без моего указу не пускаешь». Теперь боярин Борис Иванович дал такое распоряжение пускать чужих крестьян в свой «вотчинной лес» и приказывал не брать «топоровщины» — пошлины за вход в лес для рубки деревьев. Хозяин Морозов остался рачительным собственником, он специально давал поручение приказчику по-прежнему следить, чтобы соседские крестьяне «бортей со пчелами не драли и меду не выдирали». Такова истинная причина, по которой чужие крестьяне не могли войти в боярский лес. Оговаривались и другие ограничения: пришлецам нельзя было давать рубить и портить лес, сечь его «на продажу» и снимать «лубье» (кору). «И никакова б угодья за посмех не пустошили» — в этих словах хорошо виден боярин Морозов. За окном бушует московский пожар, на боярский двор рвутся разные люди, готовые сжечь и разграбить морозовское имущество, а Борис Иванович, даже сделав доброе дело, не забывает о строгости распоряжений.
Пройдет еще два дня, и боярину Борису Ивановичу Морозову придется быть покладистее и разрешить «для хоромного и дровяного лесу безъявочного пущать» жителей целого города Арзамаса. Они до этого даже зимой не имели возможности войти в морозовский лес и замерзали «без дров», так как другого леса рядом с городом не было. Очень удачно в те дни каким-то образом оказался в Москве арзамасский староста Иван Спиридонов, подавший свою челобитную, а в ответ получивший «белую грамоту» (черновик остался в боярском архиве, а подлинник всегда можно было предъявить при будущих спорах)! Аналогичный «примирительный характер имели и другие распоряжения приказчикам своих вотчин», сделанные в начале июня 1648 года: «в соседстве жить смирно и в совете», «сыскать накрепко в правду и по сыску указ учинить тотчас безволокидно». Могло показаться, что времена переменились, теперь будет легче и своим крестьянам, но боярин Борис Иванович Морозов пресек любые надежды на этот счет.
Устранение Бориса Ивановича от власти носило временный и внешний характер. Объявить об этом в Москве, где составляли мирские челобитные на царское имя и где требовали созыва Земского собора, было невозможно. Другое дело, земли самого боярина Морозова. 11 июня 1648 года он разослал свои грамоты, чтобы предостеречь крестьян от каких-либо надежд на уступки, если они тоже начнут бунтовать. Борис Иванович действовал через своих приказчиков, велев собрать в своих арзамасских вотчинах «старост, целовальников, выборных людей и всех крестьян». На этих сходах от имени боярина следовало объявить крестьянам, «чтоб они жили за мною по прежнему, ни в чем бы не сумнялися», и предостеречь их от каких-либо выступлений: «а заводов бы от них, крестьян, на дурные дела никаких не было». Всем ослушникам, которые «учнут дуровать или какой завод заводить», грозили карами; приказные люди должны были немедленно прислать «ходока» в Москву, «и их, крестьян, государь укажет смирить».
Потрясение все-таки было велико. В арзамасских вотчинах стали появляться челобитчики «для крестьян», иногда уже с грамотами Бориса Ивановича о выдаче их прежним владельцам. Отмахнуться от нараставшего напряжения и беспокойства крестьян боярской вотчины было невозможно. Поэтому боярин
