Тайная страсть Достоевского. Наваждения и пороки гения - Т. Енко

Все произведения Достоевского посвящены преступлениям и наказаниям. Когда он их писал, это он к нам обращался, людям конца XX века. Похоже, что человечество после Достоевского и до наших дней занималось тем, что изобретало все новые и новые преступления, и не только против отдельной личности, но и против человечества (фашизм, например).

Достоевский индивидуализировал, расчленял внешнее воздействие на человека – на его душу, чтобы глубже и лучше ее понять. И в этом мы ему следуем. Но сегодня мы не стремимся понять душу человека, а стремимся на нее воздействовать, чтобы от этого воздействия получить большую прибыль.

Пример тому современная музыка (поп-музыка, ансамбли, всевозможные группы, записывающие диски), которая воздействует на слушателей не содержанием песен, не мелодией, а звуком – низким, высоким, ударным, резким. Таким образом, если раньше один талант, один гений (Достоевский) добивался высших результатов влияния на душу человека, то сегодня его опыт трансформируется и используется как инструмент влияния на психику человека через рекламу (молодые девушки), через современную поп-музыку, эротические фильмы и т. п.

Достоевский страстно верил в «великую общую гармонию», «всеединство человечества». Человечество в наше время уже вплотную подошло к этому рубежу. Люди стали почти одинаковыми и по внешнему виду, и по развитию души. Достоевский писал, что если люди только природные существа, если души их не бессмертны, то им следует наиболее благополучно устроиться на земле, подчиниться началам выгоды и разумного эгоизма. Отсюда, по Достоевскому, «стадность» человечества или превращение людей в «человеческое стадо» и уничтожение души человека.

И в этом Достоевский оказался прав для нашего времени. Все это уже произошло и не потому, что человек только подчинился «началам выгоды и разумного эгоизма», а потому, что человек в наше время живет «в толпе». Другими словами, людей стало много, так много, что мы живем как бы «в толпе»

И «толпа» эта действует на каждого человека, на его душевное состояние, на желание скорее «урвать свой кусок жизни». «Толпа» увеличивает преступления, снижает порог морали, вытесняет из жизни такие душевные понятия, как доброта, милосердие, порядочность, искренность, честность.

И «стадность» в этих условиях – это не физическое состояние «толпы», а способ ее поведения. Все мы подвержены рекламе и покупаем одни и те же вещи. «Что есть у соседа – должно быть у меня». Это самый непреложный закон нашей «толпы». Отсюда и уничтожение душевных ценностей.

В одном Достоевский оказался не прав. Тема отцеубийства в его произведениях сегодня трансформировалась, скорее всего, в «матьубийство». У нас в России скорее дети ненавидят и убивают матерей. Отцы оставляют семьи – дети винят во всех бедах мать, и дело доходит до ее убийства.

И последнее – такого писателя, как Достоевский, в наше время уже быть не может. По сравнению с Достоевским у современных писателей очень беден внутренний мир. Его еле-еле хватает на простое бытописательство. К примеру, были писатели, прошедшие сталинские концлагеря, но никто из них не написал произведения, подобного «Запискам из мертвого дома» Достоевского. Все они ограничились бытописательством, хотя и ужасным, но бытописательством. Почему это происходит? В душах писателей нет новых идей, они страдали физически и душевно, но передать это не могли. Не те чувства, не те эмоции сегодня, какие были раньше у Достоевского. Сейчас писатель пишет более или менее интересные произведения, когда на него воздействует сильный внешний толчок (например, война). Скудный внутренний мир современного писателя перекрывает ему путь к гениальному произведению.

Общественная международная организация «Римский клуб», объединяющая несколько сотен людей, входящих в элиту современного мира, пришла к заключению, что в своем развитии человечество вступило в заключительную часть своего существования. Иными словами, если раньше оно развивалось, то теперь движется к своему умиранию. Трудно сказать, сколько времени продлится этот этап, но одно бесспорно – чувства, эмоции, чувственность человека сокращаются и притупляются в этом процессе умирания. Это также препятствует появлению нового Достоевского среди нас, современных людей.

Отрывки из произведений

(Эротизм в творчестве)

«От Ставрогина.

Я, Николай Ставрогин, отставной офицер в 186*– году жил в Петербурге, предаваясь разврату, в котором не находил удовольствия. У меня было тогда в продолжение некоторого времени три квартиры. В одной из их проживал я сам в номерах со столом и прислугою, где находилась тогда и Марья Лебядкина, ныне законная жена моя. Другие же обе квартиры мои я нанял тогда помесячно для интриги: в одной принимал одну любившую меня даму, а в другой ее горничную и некоторое время был очень занят намерением свести их обеих так, чтобы барыня и девка у меня встретились при моих приятелях и при муже. Зная оба характера, ожидал себе от этой глупой шутки большого удовольствия.

Приготовляя исподволь эту встречу, я должен был чаще посещать одну из сих квартир в большом доме в Гороховой, так как сюда приходила та горничная. Тут у меня была одна лишь комната, в четвертом этаже, нанятая от мещан из русских. Сами они помещались рядом в другой, теснее, и до того, что дверь разделявшая всегда стояла отворенною, чего я и хотел. Муж у кого-то был в конторе и уходил с утра до ночи. Жена, баба лет сорока, что-то разрезывала и сшивала из старого в новое и тоже нередко уходила из дому относить, что нашила. Я оставался один с их дочерью, думаю, лет четырнадцати, совсем ребенком на вид. Ее звали Матрешей. Мать ее любила, но часто била и по их привычке ужасно кричала на нее по-бабьи. Эта девочка мне прислуживала и убирала у меня за ширмами.

Однажды у меня со стола пропал перочинный ножик, который мне вовсе был не нужен и валялся так. Я сказал хозяйке, никак не думая о том, что она высечет дочь. Но та только что кричала на ребенка (я жил просто, и они со мной не церемонились) за пропажу какой-то тряпки, подозревая, что та ее стащила, и даже отодрала за волосы. Когда же эта самая тряпка нашлась под скатертью, девочка не захотела сказать ни слова в попрек и смотрела молча. Я это заметил и тут же в первый раз хорошо заметил лицо ребенка, а до тех пор оно лишь мелькало. Она была белобрысая и весноватая, лицо обыкновенное, но очень много детского и тихого, чрезвычайно тихого. Матери не понравилось, что дочь не попрекнула за битье даром, и она замахнулась на нее кулаком, но не ударила; тут как раз подоспел мой ножик. В самом деле, кроме нас троих, никого не было, а ко мне за ширмы входила только девочка. Баба остервенилась, потому что в первый раз прибила несправедливо, бросилась к венику, нарвала из него прутьев и высекла ребенка до рубцов, на моих глазах. Матреша от розог не кричала, но как-то странно всхлипывала при каждом ударе. И потом очень всхлипывала, целый час.