Операция «Гадюка» - Кир Булычев

– Наоборот, – улыбнулся Берия, поворачиваясь спиной к окну. Его силуэт казался Чаянову страшной карикатурой на человека, бочкой с большой затычкой. – Они должны знать, что, оставшись там, наверху, предав меня, они обязательно погибнут. У них должно быть одно желание – вернуться как можно скорее.

– Сколько же они там пробудут?

– Не больше трех дней. И это правда. Я нашел врача, который имеет вакцину.

– Вы не врете?

– Я не буду делиться с вами секретом. Не хочу, чтобы все стали бегать наверх на экскурсии. Но когда там, наверху, не останется живых, я сам организую вам экскурсии.

– Они вам поверят?

Это означало, что Чаянов поверил не до конца.

Лариса Рейснер вбежала в комнату. Рыжие, ничуть не потускневшие, коротко остриженные кудри туго закрутились.

– Дверь была открыта, извините, – сказала она. – Вы знаете, что шел дождь?

– Я промок, – сказал Берия. – Дождь мог быть радиоактивным.

– Но дело не в этом, – сказала Лариса.

Она замолчала, переводя дыхание, – в этом мире нельзя долго бегать.

– Что еще случилось? – спросил Берия капризно. Любое чрезвычайное происшествие касалось его, а он не выносил неизвестности. Он не любил, если узнавал о чем-то не самым первым.

– Там человек, чужой.

– Ну и что? Даже я не всех знаю, – сказал Берия.

– Вы не поняли, Лаврентий Павлович, это совершенно новый здесь человек. Он одет по-новому, это военный.

– И что же? – спросил Чаянов. – Я не понимаю.

– Он только что пришел... его увидели. И он начал стрелять.

– Что ты говоришь! – Берия направился к двери. Именно не пошел, не побежал, а направился, как положено выдающимся людям.

Он спешил навести порядок.

– Он не понимает! Он не понимает, что этот человек вышел из отверстия где-то рядом, совсем рядом...

Берия понимал куда больше, чем эти интеллигенты. Он знал, что сегодня не Новый год. И нигде нет Нового года, даже в чертовом Китае, даже у мусульман. Август месяц. Конец августа, скоро дети в школу пойдут.

Это означает, что нарушилось самое главное правило двух миров: переход возможен только в Юрьев день. У Берии была неплохая память, он помнил еще с детства поговорку: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Эта поговорка знаменует собой отмену известного издавна правила отпускать крепостных к другому барину. Хотя за день многим не перебежать.

«Но если пошел дождь и кто-то провалился к нам в конце августа, то дела наши плохи. И раздумывать и планировать дальше нет смысла.

Все. Сегодня же. Завтра. Я не могу больше ждать...»

Берия сбежал по лестнице вниз. Велосипедисты стояли тесной группой, прислушивались.

Сзади послышались быстрые шаги. Лариса и Верховный спешили за ним.

Берия слушал.

Были слышны выстрелы.

Их здесь странно слышать. Природа оставила этот мир без огнестрельного оружия.

– Изготовиться! – приказал сержант.

По команде велосипедисты открыли багажники велосипедов и вытащили из них короткие черные арбалеты – самое мощное и редкое оружие, их положено иметь только полиции.

– Зачем он стреляет? – спросил Чаянов.

– Он стреляет в людей, – сказала Лариса. – Он бежит там, за Биржей.

Впереди пошли три велосипедиста и сержант – один велосипедист остался сторожить машину консула безопасности.

Открылся простор площади перед Биржей, прямо – Ростральные колонны и направо – мост к центру города.

Солдат стоял на ступеньках Биржи, оттуда ему было лучше видно вокруг.

На ступеньках неподвижно лежал человек.

Солдат нервно озирался.

Сержант скомандовал веселым голосом – давно ему не приходилось так командовать:

– Рассредоточиться! Номера первый – второй, заходь справа, третий– за мной перебежками!

От звука этого голоса Берия взбодрился. Началась славная охота на человека!

Велосипедисты двумя парами побежали к ступеням Биржи, так чтобы зайти к солдату с флангов.

В центре остались Берия и Чаянов с Ларисой, но они не спешили вперед. Они предпочитали быть наблюдателями.

Солдат не стрелял, ждал, пока враги подойдут поближе. А может, раздумывал, куда бежать.

– Может, спросить его, чего он хочет? – спросила Лариса.

– Сначала его надо уничтожить, – сказал Берия. – А потом будем разговаривать.

Но Лариса, как всегда, тут же сделала наоборот. Она взяла за обычай делать все поперек Лаврентию Павловичу. Настолько очевидно, что Берия даже подумал, не влюблена ли она в него. Так бывает с женщинами, которые не смогли побороть свою любовь и не смеют в ней признаться. Об этом ему рассказала когда-то чудесная птичка, весь организм вздрагивает и напрягается, когда вспоминаешь о ней.

Лариса быстро пошла вперед, она поднялась на несколько ступеней, солдат отступил чуть выше и смотрел теперь на нее.

– Эй! – крикнула Лариса. – Мы не желаем вам зла. Откуда вы, зачем к нам прибыли?

Солдат смотрел на нее. Слушал.

– Вы убили людей?

– Нет, – вдруг ответил солдат. – Я из части ушел, сил нет, как сержант Митяев меня бил, неуставные отношения, понимаешь, вот я и ушел из части. Что будет?

– Ничего не будет, – сказала Лариса.

– А я у вас одного убил, – сказал солдат, показывая автоматом на человека, лежавшего у его ног. – Я не хотел, думал, что он за мной.

– Ничего, мы разберемся, – сказала Лариса и пошла к нему. – Отдай мне оружие. Хватит убивать, правда? У тебя же мать есть. А невеста есть?

Солдат не знал, что ответить. При чем тут невеста, когда ты стоишь на верхней ступеньке гигантской лестницы, открытый, и не знаешь, кто тебя убьет.

И тут ближайший к нему из велосипедистов поднял арбалет и ловко, быстро выпустил стрелу. Стрела летела прямо и чуть жужжала.

Она вонзилась солдату в плечо так, что чуть не опрокинула его.

Солдат завертелся на месте, схватился за плечо, между пальцами била кровь, он рванул стрелу, стрела выпала на камни. Солдат прижал к животу приклад и дал длинную очередь.

Некоторые пули попали в велосипедистов, один упал, другой согнулся вперед, прижимая живот. Упала Лариса: ей досталось хуже других – в лицо. Солдат побежал вдоль сада Биржи.

Велосипедисты, те двое, что остались на ногах, пустили вслед ему по стреле. Одна из них угодила солдату в лопатку и торчала из камуфляжа, дергаясь от каждого его шага.

– Ах, суки! – кричал солдат. И тут было так тихо, что издали его слова долетели до Берии.

– Это неприлично, – сказал Чаянов. – Не было никакого смысла его убивать. Прекратите эту погоню, Лаврентий Павлович.

– Во-первых, это мое дело, – сказал Берия. – Мое дело. Во-вторых, мне не остановить людей, они полны справедливого гнева.

– Ах, не говорите красиво! – рассердился Чаянов и побежал по ступенькам наверх, туда, где лежала Лариса Рейснер.