Последняя жизнь (СИ) - "Ifodifo"

Джону очень не нравится то, на что намекал этот тип – Шерлок не манипулятор, и он искренне любит Джона, ведь так? Да, иногда он действительно кажется «эгоистичной сволочью», но не рядом с Джоном. Даже на Латанге он таким не был. А конфеты… Да нет же, Шерлок же сказал, что привез их специально для Джона. Какой еще передаренный подарок? Или все же передаренный? Сомнения терзают Джона, но он старательно убеждает себя, что на Шерлока этот тип наговаривает. По всем пунктам. Вот Шерлок вернется, и все прояснится. В дверь робко, но настойчиво стучат. Джон вздрагивает и молчит, поскольку не получал от Шерлока каких-то внятных инструкций на этот случай. В какой-то момент Джону кажется, что настойчивый визитер развернется и уйдет, но вместо этого дверь отъезжает в сторону и в каюту заглядывает миловидная девушка в белом халате поверх военного комбинезона. Она улыбается, демонстрируя мягкие ямочки на щеках, и едва заметно краснеет.

- А Шерлока нет? – она оглядывается, убеждается, что его нет, но не торопится извиниться и уйти, а делает еще шаг вперед, заходя в каюту. – Слава богу, он жив! Я так волновалась… Он ведь жив? Успокойте меня, – она смотрит на Джона так жалобно, что трудно ей соврать, и Джон послушно кивает. – Ох, прямо гора с плеч, - радуется она. – Я – Молли, - представляется она, - мы вместе с Шерлоком… работаем, ну, вы понимаете, - она краснеет более выразительно, чем ранее. – Он такой невероятный, потрясающий, восхитительный! – восклицает она. – Для меня такое счастье помогать ему, быть с ним рядом, каждая минута вместе, это подарок, ну, вы понимаете, - она опять густо краснеет. – А вы слышали, как он играет на скрипке? Это что-то грандиозное… О, - она замечает злосчастную коробку из-под конфет, - «Лебединая верность». Шерлок однажды подарил мне их на день рождения, ну, вы понимаете, - она опять краснеет, и это начинает здорово раздражать Джона.

- Я передам Шерлоку, что вы заходили, - излишне резко произносит он, и она поспешно отступает к двери.

- Да, спасибо, я попозже загляну еще, какое счастье, что он жив, ну, вы… - окончание фразы раздраженный Джон уже не слышит, потому что дверь за Молли закрывается.

Теперь Джон смотрит на коробку не так нежно, как до этого, и желание прижимать ее к груди пропадает. Впрочем, остается еще вероятность того, что эта экзальтированная особа что-то напутала, и это ее «ну, вы понимаете» - вовсе не намек на что-то большее, а просто фраза-паразит. Однако отделаться от ощущения, что Шерлок его обманул, не удается. В голове Джона, помимо воли, рисуются картины ухаживания Шерлока за Молли, и в целом они неплохо смотрятся вместе, по крайней мере, лучше, чем с Джоном. Джон оставляет коробку в кресле, а сам подходит к висящему на стене зеркалу, откуда на него смотрит совсем еще пацан зеленый, хотя Джону двадцать семь лет. Это все из-за худобы (на питательных концентратах он здорово сбросил в весе), короткой стрижки (в армии эта прическа пока что считается идеальной по многим причинам), лопоухих ушей, глаз, которые из-за худобы кажутся больше обычного и делают его похожим на какого-то анимешного героя, а еще маленький рост (бедствие настоящее). Джон расстроенно отворачивается от зеркала – конечно, разве можно такого любить, он ведь не хрупкая красотка с длинными черными ресницами. Да нет, что он такое несет, Шерлок не изменник и не лгун, как он может думать плохо о самом дорогом человеке… Джон одергивает себя, но дурные мыслишки уже грызут оборону в клочья.

Дверь опять отъезжает в сторону, и на пороге возникает сногсшибательная красотка в узких облегающих легинсах и полупрозрачной шикарной блузе. На ногах ее красуются туфли на шпильке, а красные ногти напоминают когти какого-то хищного зверя. Некоторое время она изучает Джона, изучает комнату, а затем входит, закрывая за собой дверь.

- Чудно, - мурлычет она бархатным голосом, - наш золотой мальчик все же жив. Это радует, без него было бы скучно…

- Шерлока нет, - без всякой надежды на успех вытурить непрошенную гостью, сообщает Джон.

- Я вижу, - кивает она. – А ты, надо полагать, новое увлечение нашего котика?

- Это вы о Шерлоке? – огрызается Джон. – Боюсь, со сравнением не очень угадали.

- Еще как угадала, - воркует она, - он кот, который гуляет сам по себе. Уж я-то его хорошо знаю, - она заговорщицки подмигивает Джону. – Потому что мы с ним похожи. Он – кот сам по себе, а я – кошка сама по себе. Такая вот странная пара.

- Вы не пара Шерлока, - возражает Джон без прежней убежденности.

- Уж не ты ли тогда его пара? – насмешливо интересуется она, подходя ближе и проводя красным ногтем по щеке Джона. – Милый малыш, рыба не может быть парой коту. Кот рыбку съест и не подавится, а потом пойдет гулять по крышам со своей кошкой, - она едва не мурчит, разглядывая растерянную физиономию Джона. – Бедный мальчик, ты думаешь, Шерлок тебя любит? – Джон не решается кивнуть, но она все понимает по его глазам. – О, нет, глупая рыбка, ты именно что глуп, а такой как Шерлок может любить только ровню. Мы с ним похожи и в этом, - она стучит своим ногтем по виску, и улыбается накрашенными губами. – Мы с ним пара, а ты – так, приблудился. Плыви в свою стаю, рыбка, не то угодишь котам на завтрак, - она весело смеется. – Ну, я пошла. Зайду попозже, - проходя мимо кресла, она притормаживает. – О, «Лебединая верность» - их сейчас трудно достать, но Шерлок всегда поздравляет меня этими восхитительными конфетами. Люблю лебедей, - она облизывается, отчего Джона передергивает, и уходит.

Едва дверь за ней с шумом задвигается обратно, Джон срывается в уборную, где его выворачивает всем съеденным шоколадом. Джон умывается, прежде чем вернуться в каюту, а потом в ужасе смотрит на коробку. Нет, это не правда, Шерлок не может крутить роман с этой девицей. Хотя, стоит признать, она действительно подходит ему, такая же властная, изящная, едкая, умная, породистая… Джон обреченно вздыхает – неужели все то время, что они не виделись, Шерлок был с ней, и, возможно, с той, с ямочками, а может и с этим, первым, важным. А почему, собственно, нет? Шерлок не давал обета верности, они не женаты, не обязаны друг другу ничем. Ну и что, что Джон эту чертову верность хранил и даже не заглянул к мадам Форш, когда вернулся с Батрейна. И нет никаких чувств у него к Джону, только жалость, ведь только так можно относиться к жалкому неудачнику, которого к тому же не раз насиловали в плену – жалеть можно, любить и уважать нельзя. От осознания этой простой истины Джону становится совсем плохо. Все то время, что прошло с того момента, как Шерлок вытащил его из плена, он жил одной верой в него, и вот, оказывается, того, в кого он так истово верил, на самом деле не было. Глаза вскипают непролитыми слезами, а грудь словно сжимает железный обруч – трудно дышать и больно пошевелиться. Джон приглаживает волосы на макушке, оправляет комбинезон и выходит из каюты. Здесь больше делать нечего. Надо вернуться к своим, а может и не надо, ведь вернувшись, придется как-то жить, а как жить, если такое предательство? Хотя, с чего это вдруг предательство? Шерлок ничего не обещал, Джон сам все придумал, значит, сам во всем и виноват. Он слепо бредет по коридору, не понимая куда и зачем, сворачивает куда-то, зачем-то заходит в лифт и молча едет вниз, а потом опять идет и идет. Вокруг становится совсем уж пустынно, и холодно. Джон не дает себе времени подумать – для чего думать? Надо просто уходить, подальше от Шерлока, подальше от этих чертовых сфинксов, чтобы больше никогда не поверить их очарованию, не поддаться ласковой лжи. Убраться прочь отсюда. Джону нужен катер, чтобы вернуться домой, правильно? Он оглядывается, очнувшись от какого-то туманного забытья, понимая, что находится в странном помещении – огромном зале с какими-то гигантскими работающими механизмами. Между этими механизмами проложен узкий мостик с короткими, до колен перильцами, перешагнуть которые легко, а рухнуть в разверзшуюся внизу пропасть еще легче. Некоторое время Джон просто стоит и смотрит в эту завораживающую темноту, вспоминая свой сон и черную затягивающую воронку. Выходит, сон был в руку? Стоит всего лишь шагнуть вниз, и не будет болеть грудь, не будут жечь глаза невыплаканные слезы, и дышать уже не будет нужно. Джон, словно завороженный, смотрит вниз, в бесконечную тьму, раскинувшуюся под ним, и желание сделать этот шаг крепнет в сердце. Матушка, отец, сестра… О них Джон думать не будет, а будет думать о том, как ничего больше не будет, и это окажется облегчением и избавлением от…