Могила моей сестры - Роберт Дугони

Леденящий холод, поначалу придававший бодрости, начал обжигать щеки. У нее онемели кончики пальцев, и, двинувшись к двери, она заметила, что за ней наблюдает Мария Ванпельт.

– Хотите сделать заявление, детектив Кроссуайт?

Трейси не ответила.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря, что это личное. Я сожалею о вашей сестре. Я переборщила.

Кроссуайт заставила себя кивнуть.

– У вас есть какая-то догадка, кто виноват?

– Сколь-либо обоснованных нет.

Ванпельт шагнула к ней.

– Это телевидение, детектив. Ради рейтинга. Ничего личного.

Но Трейси знала, что между ней и Ванпельт есть личное. Детектив по убийствам, добивающийся повторного суда над убийцей, – это действительно был хороший сюжет. А когда жертва – сестра детектива, это великолепный сюжет. И это означало не только повышение рейтинга канала, но и публичную известность самой Ванпельт, а публичная известность для таких, как она, – это все.

– Для вас это рейтинг, – сказала Трейси, – но не для меня и моей семьи. Не для этого городка. Потрясение от убийства вполне реально. Это моя жизнь. Это жизнь моей сестры, жизнь моих родителей. Это была жизнь Седар-Гроува. То, что случилось здесь двадцать лет назад, затронуло нас всех. И влияет до сих пор.

– Можно эксклюзивное интервью, чтобы изложить историю с вашей стороны?

– Историю с моей стороны?

– Двадцатилетние поиски, которые, похоже, подходят к концу.

Трейси посмотрела на первые снежинки, падающие с еще больше нахмурившегося неба, на небо, всем своим видом показывающее, что на этот раз синоптики не ошиблись. Она подумала о вопросах Кинса и Дэна о том, что она будет делать, когда слушания закончатся.

– Вы этого не понимаете и никогда не поймете. Когда слушания закончатся, вы займетесь новым сюжетом. А мне такая роскошь недоступна. Для меня это никогда не кончится – для меня и для этого городка. Все мы уже научились жить с этой болью, – сказала она.

Трейси прошла мимо Ванпельт и, открыв дверь, вошла внутрь. Ей не терпелось услышать, что же скажет Мейерс.

Когда Мейерс занял свое место и стал листать бумаги и передвигать стопки документов, Трейси ощутила перемену в его поведении. Он достал желтый блокнот, взял его за уголок и поверх очков, сдвинутых на кончик носа, посмотрел на полупустую галерею. Многие решили отправиться домой, пока не началась буря.

– Я воспользовался возможностью ознакомиться с прогнозом погоды, а также свериться с законами, чтобы подтвердить свои полномочия на этих слушаниях, – сказал судья. – В порядке поступления. Я подтверждаю, что вечером должна начаться страшная метель. Зная это, я не могу со спокойной совестью задержать слушания хотя бы на день. Поэтому я подготовился, чтобы изложить свое предварительное видение фактов и выводы закона.

Трейси взглянула на Дэна. То же сделал Эдмунд Хауз. И Дэн, и Вэнс Кларк перед перерывом убрали со стола все бумаги. Как и оставшиеся на галерее, она ожидала, что слушания закончатся сегодня, но Мейерс, возможно, назовет им примерное время, когда вынесет свое решение. Теперь все снова достали свои блокноты и ручки. Судья лишь коснулся своих бумаг.

– За тридцать лет судейства я никогда не видел таких промахов юстиции, какие мы, похоже, наблюдаем в данном случае. Я не знаю точно, что случилось двадцать лет назад – решать это будет, я полагаю, Министерство юстиции, как и судьбу ответственных за эти промахи. Я лишь знаю, что защита доказала на этих слушаниях наличие существенных сомнений в достоверности свидетельств, предъявленных для осуждения обвиняемого, Эдмунда Хауза, в 1993 году. Поскольку мои записи детализируют эти видимые несоответствия подробно, я воспользуюсь возможностью огласить решение сейчас, так как не могу с чистой совестью послать обвиняемого обратно в тюрьму хотя бы еще на один день.

Хауз снова повернулся к Дэну, пораженный, не веря своим ушам. По остаткам толпы пронесся гул. Мейерс погасил его одним ударом молотка.

– Наша система правосудия основывается на правде. Она основывается на том, что участники этой системы уважают правду и говорят правду, только правду и ничего кроме правды… и да поможет им Бог. И наша система правосудия может функционировать только таким образом. Только так мы можем обеспечить честный суд над обвиняемым. Эта система несовершенна. Мы не можем отклонять свидетелей, которые не имеют почтения к правде, но мы можем отстранить тех, кто участвует в юридическом процессе: служащих правоохранительных органов и людей, которые дали клятву говорить правду перед этой скамьей. – Одним предложением Мейерс заклеймил Каллоуэя, Кларка и Деанджело Финна. – Эта система не без изъянов, но, как сказал мой коллега юрист Уильям Блэкстоун, «пусть лучше десять виновных выйдут на свободу, чем один невиновный будет осужден».

Мистер Хауз, я не знаю, виновны вы или нет в том преступлении, в котором вас обвиняли, за которое судили и признали виновным. Не мне это решать. Однако мое мнение и заключение, основанное на предъявленных мне свидетельствах, таково: есть серьезные сомнения в том, что вы получили справедливый суд, как того требует Конституция и как задумывали наши отцы-основатели. Поэтому я буду рекомендовать апелляционному суду повторно направить это дело в суд первой инстанции, чтобы над вами свершился новый суд.

Хауз прижал ладони к столу, опустил подбородок на грудь, и его широкие плечи поднялись и опустились от глубокого вздоха.

– Я не так наивен, – продолжал Мейерс. – Я понимаю, что за прошедшие двадцать лет вещественные доказательства испортились, а память свидетелей стерлась. Бремя доказательств на штате Вашингтон будет тяжелее, чем оно было двадцать лет назад, но если это затрудняет работу обвинения, то обвинение само в этом виновато. Это не моя забота.

Мне потребуется время, чтобы письменно изложить выявленные нарушения и выводы закона, и, полагаю, апелляционному суду потребуется время, чтобы ознакомиться с ними. Также предполагаю, что штат Вашингтон подаст апелляцию на мое решение. Также будет неизбежная задержка, прежде чем дело сможет быть направлено в Верховный суд, чтобы провести новое разбирательство, если такое вообще случится. Но эти задержки не должны волновать вас, мистер Хауз.

Трейси поняла, к чему Мейерс ведет, как поняли и зрители на галерее, которые продолжали шептаться и ерзать.

– Таким образом, я велю освободить вас, учитывая, что до сих пор вас содержат в Каскейдской окружной тюрьме и наложили определенные ограничения на вашу свободу. Я не требую залога и поручительства. Двадцать лет – более чем достаточная цена. Однако я велю вам оставаться в границах штата и ежедневно являться к надзирателю, воздерживаться от алкоголя и наркотиков и подчиняться законам этого штата и этого государства. Вы поняли условия?

Эдмунд Хауз, три дня молчавший, встал и проговорил:

– Я понял, судья.

Глава 49

Когда судья Мейерс опустил свой молоток в последний раз, репортеры бросились к загородке, выкрикивая вопросы Эдмунду Хаузу и Дэну. Адвокат утихомиривал их, пока охранник снова надевал Эдмунду Хаузу наручники и ножные кандалы, чтобы вывести его через заднюю дверь и сопроводить в Каскейдскую окружную тюрьму.

– У нас состоится пресс-конференция в тюрьме, как только моего клиента туда доставят, – сказал Дэн.

Финлей Армстронг подошел к Трейси, чтобы проводить ее через зал суда. Среди сутолоки она обернулась, и на мгновение в памяти мелькнул тот момент, когда она посмотрела из окна машины Бена и в последний раз увидела Сару, в одиночестве стоявшую под дождем.

Дэн поднял голову и, поймав ее взгляд, удовлетворенно улыбнулся.

Финлей открыл Трейси дверь и проводил по мраморной лестнице, ведущей в ротонду. Несколько репортеров, возможно почувствовав, что от Дэна ничего не добьешься, поспешили за ней, люди с камерами бросились вперед, фотографировать и снимать на видео, как Трейси спускается по внутренней лестнице в здании суда.

– Чувствуете себя реабилитированной?

– Для меня дело было не в реабилитации, – сказала она.

– А в чем же?

– Всегда дело было в Саре, в том, чтобы узнать, что случилось с моей сестрой.

– Вы продолжите свое расследование?

– Я буду просить, чтобы расследование убийства моей сестры было возобновлено.

– У вас есть догадки, кто ее убил?

– Если бы я знала, я бы сообщила тем, кто будет вести расследование.

– Вы знаете, как ваши волосы попали в машину Эдмунда Хауза?

– Кто-то подбросил их туда.

– Вы знаете кто?

Она покачала головой.

– Нет.

– Вы полагаете, что это шериф Каллоуэй?

– Я не знаю.

– А что насчет серег и бус? – спросил другой репортер. – Вы знаете, кто их подбросил?

– Не буду строить домыслов, – ответила она.

– Если Эдмунд Хауз не убивал вашу сестру, то кто же убил?

– Я сказала, что не буду строить домыслов.