Школа негодяев - Ян Валетов

Спина болела нестерпимо, особенно там, где сравнительно недавно был ушиб от термоса… Недавно? Сергееву казалось, что это было вечность назад!

Он перевернулся на живот и медленно стал на четвереньки, отплевываясь и тряся чугунной от контузии головой. В ушах звенело, а когда он мотал головой, еще и булькало. Рядом ворочался Вадим. Ирина уже сидела в нескольких метрах левее, придерживая Матвея за плечи. Рядом лежал уцелевший «Галил», правда, без прицела, но, если Сергееву не почудилось, прицел Ира сняла еще до атаки.

Из глубин здания раздался вздох – словно выдохнул притаившийся дракон, что-то осыпалось, и из проема выползли языки вонючего, пахнущего жженной дизелькой дыма. Если Сергеев смог расслышать этот звук сквозь звон в ушах, то вздох был воистину богатырским.

Умка стал на колени и, подняв с земли выпавший из рук Вадима РПГшный выстрел, перезарядил гранатомет. Хотелось полежать. Или хотя бы посидеть, но времени не было. Михаил не мог слышать, но знал наверняка, что в здании поднялась тревога, и гарнизон получил команду «в ружье» весь – от первого и до последнего человека. Оружие атакующих – внезапность, но оно плохо заменяет скучный точный расчет. Главный дефицит теперь – время. С того момента, как обитатели старой станции поймут, что никакого расчета у нападающих нет, а есть только молодецкий напор да безумная удаль, поражение атакующих – вопрос нескольких десятков минут. А, может быть, и гораздо меньшего промежутка времени.

Быстрее, быстрее, еще быстрее!

Но осенние мухи – и те двигались быстрее, чем сергеевский отряд… Но, главное – все были живы и шли вперед.

После того, как они пересекли засыпанный обломками внутренний двор, двигаться стало легче. И звон в голове превратился в умеренный, хотя слух так полностью и не вернулся. Сергеев мог различать стук собственных каблуков по бетону и слышать голоса товарищей, но так, словно они звучали не рядом, а издали.

Внутри здания оказалось не депо, а некое подобие транспортного цеха, от которого теперь мало что осталось. Половина его была охвачена огнем – горело топливо (похоже, что здесь хранились и бензин, и дизелька), растекшееся из нескольких развороченных цистерн. Тут же лежал кверху брюхом перевернутый БТР – древняя «восьмидесятка» с пылающими колесами – напоминающий раздавленного гигантского жука. Второй БТР – более новый, «девяностый» – был придавлен к земле многотонной железобетонной балкой, рухнувшей откуда-то сверху, с поврежденных перекрытий, но практически цел: даже ствол пушки не пострадал.

Проход во внутренние помещения Школы был открыт.

Массивная бронированная дверь осталась в проеме, зато кусок стены размером с гаражные ворота вывалило вместе с арматурой. Из-под обломков торчала пара ног в новеньких берцах, возле которых на пыльный бетон выползали блестящие, влажные черные языки. Одна нога еще шевелилась. Сергеев переступил через нее, словно через отрубленное щупальце осьминога.

Судя по всему, они попали в один из коридоров, проходящих по периметру основного здания. Цокольный этаж, на котором они находились, был лишен окон. Освещение работало с перебоями, лампы под потолком помигивали вразнобой – взрывом повредило кабель или распределительную коробку. Если бы Сергеев руководил «комитетом по встрече», то в нужный момент обязательно бы вырубил свет и с помощью пары ребят в ПНВ перестрелял бы атакующих, как куропаток.

Сергеев достал из рюкзачка подарок полковника и нацепил ПНВ на лоб, откинув бинокуляр. Питание на прибор подавалось, оптика была цела – спасла упаковка, рассчитанная на ударные нагрузки, да и сам ПНВ был легким и прочным.

– Я иду первым, – подал голос Умка. Он заговорил впервые с момента начала атаки. Голос был совсем хриплый, настолько просевший, что Сергеев сам себя не узнавал. – За мной – Вадим. Потом Ира. Потом Мотл. Дистанция – три метра. Если свет погаснет – всем лечь. Падать сразу. Не думая. Пошли!

Бесконечный коридор. Ни одного бокового отвода. Ни одной двери. Серые некрашеные стены, бетонный пол, трубопроводы по стенам, чуть выше головы. Чисто. Тут – никакого мусора, никаких следов. Но именно это говорит о присутствии людей. Причем таких аккуратных людей, которым не лень убирать за собой следы. Полная противоположность заднему двору – там, в целях маскировки, был полный беспорядок.

Сергеев двигался автоматически: правильно поставив тело, не шагая, а перекатываясь на полусогнутых, напряженных ногах. Автомат поднят на уроне груди, голова чуть втянута в плечи, ствол обшаривает пространство перед отрядом, выискивая врага в мельтешении ламп. Умка вошел в ритм. Отступили и боль в спине, и шум в голове. Он, конечно, чувствовал боль, (куда б она делась?) но она существовала отдельно от него. На расстоянии. Вне. А, значит, её можно было терпеть.

Все – финиш. Тупик. Впереди лестница – широкая, во весь коридор. Десяток железных ступеней, за которыми двустворчатые двери. Открыты они или заперты, не разобрать на расстоянии. Можно только пробовать. Очень, ну, очень удобное место для засады. И времени прошло вполне достаточно – Сергеев посмотрел на часы боковым зрением – пять минут с момента первого взрыва. Если охрана в Школе работает, а не просто проедает продукты, то уже должна подтянуться. А если ее нет? Значит, счастлив наш Бог! Чужое разгильдяйство значительно надежнее собственной смелости. Кто скорее выживет: медлительный или проворный? Ответ давно известен, но еще раз проверим – для верности.

Он проскользнул к дверям, буквально стелясь по лестнице, подав знак следовать за ним только Вадиму. За дверями было темно и они не были заперты. Сергеев представил себе приблизительную планировку подобного рода строений и определил место, где они находились, как лифтовую площадку в цоколе, под вестибюлем. Отсюда пролеты должны были вести на первый этаж.

Так и оказалось – одна лестница начиналась справа от никогда не работавших лифтов, вторая – слева. С противоположной стороны лифтовой площадки, брал начало еще один длинный коридор – точная копия того, который привел отряд сюда – только уходящий на север. По идее, в ста метрах отсюда коридор сворачивал вправо, шел по цоколю фасадной части Школы, и нырял на юг, дорисовывая огромную букву «П», повторяющую контуры здания.

Пока никого.

Мотл притаился внизу правой лестницы, контролируя полтора пролета, Ира взяла под прицел левую часть. Вадим двинулся, было, вслед за Умкой – вверх по ступеням, но тут же замер, подняв в жесте «внимание» левую руку.

Он услышал.

Сергеев же пока не слышал ничего. В ушах вместо колокольного звона раздавался комариный писк, но и этого вполне доставало, чтобы оглушить. Плохо, ох, как плохо! Когда шаги загремели рядом, Михаил наконец-то разобрал то, что коммандос услышал издалека. На них двигалась группа – четверо или пятеро с оружием наизготовку – вон как гремят о бетон подошвы во время бега!

Было достаточно темно. Умка сдвинул бинокуляр ПНВ на глаза (мигнул красный огонек индикатора подсветки, силиконовые наглазники коснулись кожи, мир растворился в зеленом мерцании), и стал на одно колено, наводя автомат в лестничный проем.

«Сейчас мы вас встретим, родненькие! – подумал он. – Ох, и встретим! Так горячо, как вас отроду не встречали. Главное, чтобы атаковали не дети! Чтобы дети не пошли впереди, а то Ирину можно из списка стрелков вычеркнуть. Пусть потом они пустят подростков, (а в том, что именно они будут основной ударной силой, Сергеев не сомневался ни на секунду!) но только не сейчас! Пока нам везло с охраной: зажрались, заспались, осоловели от чувства неуязвимости за этими стенами и не поспели вовремя на перехват, а вот будет ли так везти в дальнейшем – вопрос! Умка знал по опыту, что как бы плохо ни была организована караульная служба, цели нужно достичь за первые несколько минут. А потом, почуяв возможную погибель, из щелей полезут даже самые ленивые – и будет ад!

Сейчас, несмотря на то, что их атака была стремительной, противник не был деморализован. Он просто еще не понял, что происходит, а когда поймет… Вот тогда и начнется самое интересное. Что такое четверо отчаянных стрелков против роты… Да и детишек Сергеев видел в деле. Впечатляющие детишки. А ведь деваться уже некуда! И где Молчун, неизвестно. И как его найти в этом огромном здании – непонятно. Если бы просто знать, с каким количеством бойцов предстоит иметь дело! Но и тут незадача.

«А ведь всех своих положу, – понял вдруг Сергеев с удивительной ясностью. – Прав Левин. И малого не вытащу, и ребят угроблю, и сам лягу. Этот рейд – даже не самоубийство. Надо было идти самому…»

Шаги уже грохотали на верхнем пролете.

«Я что, совсем с ума сошел? – спросил сам себя Умка, шалея от ощущения, что секунду назад балансировал над пропастью на канате. И тут же мысленно заорал на себя: – Ты уже ввязался! И ребят потащил! Все! Ушел поезд, нет другого пути! Сделай все, что можешь, мать твою! Сколько раз ты мог сдохнуть?! Сколько раз ты выплывал с самого дна? Горел на судне в море, падал с неба на сбитом самолете, высыхал от жажды и тонул в Африке! Ты живой! И твои друзья живы! Сомнения убивают надежнее пули, так что борись, пока дышишь!»