Единица безумия - Оксана Николаевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К холодам все должно стоять. Нравится?
– Ну типа – да, а так – нет. Я уже вырос из того возраста, чтоб на карусельках кататься.
Отец рассмеялся и похлопал его по плечу, выразив жестом, что оценил его шутку.
– Вдруг надумаете, а все готово уже, – довольно проговорил, любясь на воплощение своей идеи.
– Что надумаем?
– Внуков мне родить! Внуков жду! На днях еще этот привезут, – поскреб бороду, – «Домик Хоббита».
– Угу, ты, если бороду подлиннее отпустишь, будешь на Гендольфа похож. Осталось только хоббитов завести, – мрачно сострил Андрей.
* * *
– Вот видишь! Он внуков ждет! – уже минут пятнадцать Женька распалялась, методично сверля дырочку в его и так не совсем здоровой голове.
– Пусть ждет, кто ж ему запретит. Я вот жду, когда зима наступит.
– Не смешно!
– Поверь, я сейчас не в том состоянии, чтобы шутить.
– Он считает, что у нас все серьезно, мы же женаты!
– Дольчегабана, брак – это всего лишь законное основание посещать некровного родственника в реанимации, а не повод рожать детей, – изрек Андрей в своей манере – метко, почти афористично. – Ты рожать, что ли, собралась?
– Нет.
– Вот и прекрасно. Как соберешься – скажешь.
Он достал из холодильника бутылку минеральной воды и поднялся в спальню. Присев в кресло у столика с аквариумом, посмотрел в окно. Небо было голубое и чистое, лишь на горизонте тянулась цепочка мелких серых облаков. День мог быть чудесным, если б не головная боль и эти действующие на нервы разговоры. В кармане ожил телефон, что избавило Андрея от дальнейших размышлений.
Номер был незнакомый, но Рысь все же ответил на звонок.
– Андрей? – спросил женский голос. Суховатый возрастной.
– Кто это?
– Это Галина Антоновна.
Галина Антоновна… Галина Антоновна…
– Соседка…
Точно. Антоновна. Соседка матери.
– Что случилось?
– Тут такое дело… – Антоновна коротко, но обстоятельно объяснила ему причину своего звонка.
– Почему сразу со мной не связались?
– Она говорит, пыталась. Ты не ответил.
– Я приеду. Спасибо, что позвонили.
Рысь ощутил толчок недовольства, но оправдываться перед соседкой не стал. Если и не ответил матери, то не специально. Случайно пропустил звонок. Тот, видимо, затерялся в куче других не отвеченных. Хотя, скорее всего, мать просто соврала. Намеренно Андрей ее не игнорировал.
Захватив куртку, он спустился вниз.
Дольчегабана снова что-то кулинарила. В кухне пахло шоколадом и ванилью. Женька мяла и колотила кусок темно-коричневого теста. Оно липло к столу, липло к ее рукам, но Дольчик не теряла надежды, пытаясь собрать расползающуюся массу в комок.
– Что это ты делаешь?
– Шоколадные кексы буду печь.
– На кулинарию пробило?
– Надо же мне хоть чем-то заниматься! А то скоро плесенью покроюсь в четырех стенах!
– Стен тут, прямо скажем, не четыре… – криво усмехнулся Андрей. – И, по-моему, на кексы тесто должно быть пожиже, не?
– Значит, это будут шоколадные печеньки! – как-то неожиданно зло бросила она, достала скалку и вырубку для теста.
– А ты куда?
– К матери. Соседка позвонила. У нее, оказывается, дом сгорел.
Женька обомлела, забыв про тесто.
– Как сгорел? Когда? Совсем? С мамой что? Она в порядке? В больнице? – Рысь не успевал отвечать на ее вопросы.
– Она в порядке. У соседки сейчас. Про остальное поеду узнаю.
– Давай, я с тобой. – Попыталась собрать в комок только что раскатанный шоколадный пласт, но он намертво прилип к столу.
– Нет. Ты ничем не поможешь. Я сам все разузнаю и вернусь.
– Что же мне теперь делать? – растерялась она.
– Займись чем-нибудь. Только не этим. А то, пока меня не будет, ты тоже дом спалишь. Носки вяжи! С оленями!
Пока Долчегабана, не переставая охать и ахать, убирала кухню, Андрей позвонил Марку. Сначала хотел вызвать Федора, но потом вспомнил, что тот на даче и сейчас, наверное, по пояс в стружке. А Каверин, если имел на этот вечер какие-то грандиозные планы, переживет.
– Хотя нет. Про носки с оленями забудь… спицы острые… Мне как-то Сашка рассказывал, как одну бабульку вязальной спицей замочили. Так что про носки забудь. Ты у нас из тех, кто выпьет на рубль, а дел натворит лет на пятнадцать.
* * *
Андрей молча смотрел на убегающую вперед дорогу, находясь в легком нервном напряжении. Привычном, когда дело касалось матери.
– Андрюша, давай без нервов, – спокойно сказал Марк, будто прочитав его мысли.
Рысь гмыкнул и промолчал. Он не мог толком объяснить, что именно чувствует. И досада, и даже какая-то злость его беспокоили. На себя в том числе. Потому что не мог оставаться равнодушным и не переживать за мать.
– Поджог?
– Да прям. По пьяне…
– Точно знаешь? Может, с проводкой проблемы были? Или еще что случилось?
Андрей не знал. Ему и в голову не пришло, что пожар произошел в результате чьей-то зловредности или неисправность электропроводки. Он сразу подумал, что, будучи нетрезвой, мать заснула с сигаретой, как обычно бывает в таких случаях. Другого варианта не допустил и подробностей не стал расспрашивать.
– Узнаем, – отозвался немногословно снова умолк.
Через час, мягко хлопая дверцами, они выбрались из «лексуса» Каверина. Ворота зияли открытой пастью, но Рысь не пошел во двор. Мокрая земля так и застыла складками, изборожденными колесами пожарных машин. Видимо, тушить пожар все же пытались. В нос сразу ударил горький, отдающий металлом, запах гари. На месте, где раньше был дом, теперь остались покрытые копотью развалины. Листва на деревьях будто тоже выгорела, и стволы стояли голые, умножая царящую безнадегу. Не было смысла бродить и что-то высматривать. Ничего не осталось. Огонь сожрал все.
Нервно и бессмысленно Андрей пнул валявшийся на дороге камень и двинулся к дому Антоновны. С другой стороны калитки уже раздавался лай собаки, заливистый, радостный, почти переходящий в визг. Заскребли по железу когти.
Бруня. Жива слава богу.
Антоновна открыла сразу, и они вошли сначала во двор, затем в дом.
– Ты проходи, а я пока в магазин сбегаю.
Немецкая овчарка вильнула хвостом и ткнулась мокрым носом Андрею в руку. Он погладил собаку по голове, потрепал по шерсти.
Мать стояла в дверях кухни, закутавшись в халат. Она была удивлена, но не обрадована. Похоже, только-только
