Улыбка Мицара - Михаил Белов

— Вы читали книгу?

— Конечно. Вы, профессор, неверно оцениваете поступательный ход человечества, пытаясь ограничить его, ввести в какие-то строгие рамки. Я ценю отточенность, остроту вашей мысли, но желал бы и широты мышления…

Сантос не заметил, как в комнату вошли инженеры марсианской радиостанции. Он неохотно оторвался от экрана и вопросительно взглянул на вошедших. Он знал их обоих: это были талантливые радиоинженеры, которые первыми обнаружили пояс непрохождения радиоволн в районе Большой Медведицы.

— Что-нибудь срочное? — спросил Сантос.

— Наша станция приняла сигналы из космоса…

— «Земля! Слушай, Земля!..» Это?

Инженеры переглянулись.

— Мне сообщили об этом. Земля приняла сигнал.

— Но вы не знаете самого удивительного, — сказал юноша с подвижным лицом. — Сигналы приняли и звукоуловители, самые обыкновенные звукоуловители!

— Вот запись звуковой установки, — вступил в разговор второй инженер. — Сигналы приняли все уловители Марса. Мы это выяснили. Записи завтра к утру будут здесь. Видеофоны и те фиксировали сигналы. Я как раз в это время смотрел Москву.

— Это были щелчки? — живо спросил Сантос.

— Щелчки и мгновенные вспышки.

— И что же вы думаете об этом?

Инженеры опять переглянулись.

— Какие-то звуковые бомбы, — не совсем уверенно ответил юноша. — Мы думаем…

— Пока ничего не можем сказать, — решительно прервал юношу его товарищ.

Сантос рассмеялся:

— Секрет?

— Да нет. Просто мы хотим проделать один опыт.

Инженеры распрощались. Некоторое время Сантос сидел без движения. Надо было обдумать все происшедшее. В генераторной все еще светился экран. Говорил Лунь. Профессора Эллиота рядом с ним уже не было.

— Объединенное Человечество примерно одну десятую суммарного планетарного продукта тратит на межзвездные полеты. Это очень много. Но я не считаю эту цифру слишком большой и уже благоприятствующей дальнейшему освоению Галактики. Мы с вами живем в такой период истории человечества, когда поступили первые сигналы инопланетной цивилизации.

Почему мы должны расходовать значительную долю наших людских и материальных ресурсов на исследование Вселенной, хотя и не можем точно оценить, сколь полезными окажутся результаты этих исследований? Да потому, что великие космические открытия приводят к постепенным, но радикальным изменениям в образе наших мыслей. Они оказывают самое благотворное влияние на методику и технологию науки, изменяя всю человеческую практику. Профессор Эллиот утверждает, что полеты за пределы Солнечной системы не нацелены на решение конкретных практических задач сегодняшнего дня. Но отсюда не следует, что звездные полеты надо отложить на будущее. Трудно оценить общую отдачу от вложений людских и материальных ресурсов в прошлые звездные экспедиции, но смею вас уверить, что она очень и очень высока. Срок, отделяющий открытия в космосе от их практического применения, меняется в невероятно широких масштабах. Мне вспоминается женщина из древней притчи о Бенжамине Франклине. Она присутствовала при демонстрации нового открытия ученого в физике и спросила: «Но, профессор Франклин, какое же этому применение?» Франклин ответил: «Мадам, а какое применение новорожденному?» Очевидная выгода галактических полетов имеет совсем другой порядок величины, чем исследование на Венере или Марсе. Результаты первых требуют гораздо большего времени для своего «вызревания».

Я глубоко убежден, что полеты за пределы Солнечной системы сыграют огромную роль в выработке нами более глубоких представлений о материальном мире и строении Вселенной. И мы обязаны летать и будем летать. Я за Вселенную!

Сантос улыбнулся:

— Что же, так оно и должно быть.

За последнее время Мадия не переставала думать об Игнате Луне. Вот и сейчас, сидя перед генератором мысли, или мыслетроном, как назвал Сантос свой аппарат, она вспомнила последнюю встречу с ним. Он был сдержан или старался казаться сдержанным, она не поняла. Впрочем, не следовало отвлекаться: до пробной передачи остались считанные секунды. Так и есть…

«Я — Рауль Сантос, я — Рауль Сантос», — услышала она. Мадия оглянулась и увидела членов наблюдательной комиссии по приему мысли с Марса. — «Я — Рауль Сантос, я — Рауль Сантос, — продолжал шептать председатель Комитета галактической связи. — Сейчас московское время двенадцать часов. Работает мыслетрон „Марс“, работает мыслетрон „Марс“. В эти минуты я думаю о сигналах, поступивших с далекой планеты. Извечная мечта человечества о встрече с инопланетным существом близка к осуществлению. Отныне земляне начинают новую эру — вру контактов с разумными мирами Вселенной. Мы, кубинские ученые, верим, что наш мыслетрон послужит благородным целям связи с далекими братьями по разуму. Мы надеемся, что наш опыт по передаче мысли на большие расстояния пройдет успешно, и заранее благодарим всех, кто принимал в нем участие. Если же опыт не удастся, — Мадии показалось, что Рауль Сантос вздохнул, — мы продолжим наши поиски во имя Науки и Человека. Спасибо вам, Мадия Тарханова, за помощь, которую вы оказали нам. Благодарю вас, коллеги, за участие в экспериментальной передаче мысли на расстояние».

— Как самочувствие? — спросил Мадию председатель наблюдательной комиссии, как только та поднялась со специального кресла после медицинского обследования.

— Нормальное, — ответила вместо Мадии женщина-врач.

Председатель комиссии, известный парапсихолог, вынул из машины памяти кассету с записью мысли Сантоса и запер в ящик стола.

— Вы можете припомнить, о чем думали до начала сеанса? спросил он Мадию.

Она смутилась.

— Забыли? Это очень важно…

Она подняла глаза:

— Я припомнила последнюю встречу с одним знакомым эвездолетчиком.

Ей задали еще несколько вопросов. Что она почувствовала, как только восприняла чужую мысль? Не было ли болезненным это ощущение? Не появлялись ли во время сеанса посторонние мысли?

Ясные и исчерпывающие ответы Мадии вполне удовлетворили ученых.

На следующее утро, когда прилетел Сантос, комиссия сначала вскрыла кассету, привезенную с Марса, переписала и прослушала текст, потом при торжественном молчании была прослушана запись мысли, принятая на Земле. Тексты были идентичны.

…Как сложилась бы судьба бабушки, если бы на «Уссури» работал мыслетрон? Об этом думала Мадия, перелистывая дневник Натальи Тархановой. Сколько лет этому дневнику? Бумага его пожелтела, выцвели чернила. Но какая свежесть чувств. Мадия перевернула страницу дневника, легко читая четкий почерк своей бабушки.