Пыточных дел мастер (Книги нового солнца, Книга 1) - Джин Вулф

Глава 20

Зеркала Отца Инира

? никогда в жизни не видел настоящих джунглей, которые, как сказала Агия, медленно умирали далеко на севере, однако эти, в саду, сразу же показались мне знакомыми. Даже сейчас, сидя за своим письменным столом в Обители Абсолюта, я будто бы слышу доносящие издалека крики того попугая с фуксиновой грудью и ярко-голубой спинкой, что при появлении нашем перелетел с ветки на ветку и неодобрительно покосился на нас окаймленным белыми перышками глазом. Но это, без сомнения, лишь оттого, что мысли мои обратились в прошлое, перенеся меня в тот зачарованный сад. За криком попугая последовал новый звук - точно новый глас из какого-то красного мира, еще не завоеванного мыслью. Я коснулся руки Агии. - Что это? - Смилодон. Но он далеко и всего-навсего пугает газелей, чтобы они бросились наутек и попали к нему в зубы. А от тебя с твоим мечом сам удерет быстрее, чем ты мог бы удрать от него. Платье ее зацепилось за ветку и треснуло, выставив напоказ одну из грудей. Агия заметно помрачнела. - Куда ведет эта тропинка? И как эта кошка может быть далеко от нас, когда все это - лишь зал в здании, которое мы видели с Адамнианской Лестницы? - Я никогда не заходила в этот сад слишком глубоко. Это ведь тебе захотелось посмотреть его. Я взял ее за плечо. - Отвечай на вопрос. - Если эта тропинка - такая же, как и другие - то есть, как в прочих садах, то она описывает круг и в конце концов приведет нас обратно к выходу. Так что бояться нечего. - Дверь исчезла, когда я закрыл ее. - Трюк. Разве ты никогда не видел картин, на которых святые погружены в собственные мысли, когда ты с одной стороны, и таращатся на тебя, если встать с другой? Стоит нам описать круг и вернуться к двери, мы увидим ее. На тропинку выползла змея. Она подняла головку, взглянула на нас сердоликовыми глазами-бусинами и скользнула в траву. Агия ахнула. - Ну, кто из нас боится? Разве змея не удрала от тебя быстрее, чем ты могла бы удрать от нее? А теперь отвечай на вопрос о смилодоне. Он в самом деле далеко? И, если да, как это может быть? - Не знаю. По-твоему, здесь на все вопросы существует ответ? Ты сам мог бы ответить на любой вопрос о том месте, откуда пришел? Я вспомнил громаду Цитадели и обычаи нашей гильдии, зародившиеся тысячи лет тому назад. - Нет. Там, откуда я пришел, многие обязанности и обычаи совершенно непонятны, хотя в наш век, век упадка, они совсем вышли из употребления. Есть там башни, куда никто никогда не ходит, есть забытые залы и коридоры, в которые никто не знает входа... - Так отчего же ты не можешь понять, что здесь - точно так же? Мог ли ты разглядеть все здание целиком с верхней площадки Адамнианской Лестницы? - Нет, - согласился я. - Что-то заслоняли пилоны и шпили, да еще угол набережной... - Но мог ли ты хотя бы оценить его величину? Я пожал плечами. - Стекло... Границ силуэта здания было почти не различить. - Тогда зачем задавать такие вопросы? А если уж задаешь, неужели не понимаешь, что я вовсе не обязательно знаю ответ? Рев смилодона звучал так, точно зверь очень далеко. Возможно, его вообще нет здесь. А может быть, расстояние измеряется не пространством, но временем. - Глядя на Сады с лестницы, я видел многогранный купол. А теперь, если поглядеть вверх, в просветах меж листьев и лиан видно лишь небо. - Грани купола очень велики. И края их вполне могут быть укрыты за этими самыми лианами и листьями. Мы миновали крохотный ручеек, в русле которого нежилась какая-то рептилия с угрожающего вида клыками и шипастой спиной. Опасаясь, как бы она не кинулась к нашим ногам, я вынул из ножен "Терминус Эст". - Хорошо, - сказал я. - Деревья здесь в самом деле растут густо и заслоняют обзор. Но взгляни на прогалину, по которой течет этот ручей. Вверх по течению, куда хватает взгляда, нет ничего, кроме джунглей. А с другой стороны, вдалеке, поблескивает вода, точно ручей впадает в озеро. - Я ведь предупреждала, что залы - чем дальше от входа, тем обширнее, и это может сбить с толку. Еще говорят, что стены здесь - из зеркального стекла, и зеркала, отражаясь друг в друге, создают впечатление бескрайних просторов. - Когда-то я знавал женщину, встречавшуюся с Отцом Иниром, и она рассказывала историю о нем. Хочешь послушать? - Ну, расскажи, если есть желание. Я и в самом деле хотел послушать эту историю еще раз, и потому рассказал ее самому себе, прислушиваясь к ней каким-то укромным уголком сознания и слыша все столь же отчетливо, как и в первый раз, когда руки Теклы, холодные и белые, словно лилии, сорванные с могил в проливной дождь, покоились в моих ладонях. "Мне, Северьян, было тогда тринадцать лет, и была у меня подруга по имени Домнина - очень милая девочка, выглядевшая лет на пять младше своего возраста. Возможно, поэтому она и стала жертвой его каприза. Конечно же, ты ничего не знаешь об Обители Абсолюта. Так вот, в одном из залов ее, называемом Залом Смысла, имеются два зеркала, каждое три-четыре эля в ширину, а высотою - от пола до потолка. Меж ними нет ничего, кроме нескольких дюжин шагов мраморного пола. Другими словами, всякий, идущий по Залу Смысла, видит в них бесчисленное множество собственных отражений. Каждое из зеркал отражает то, что отражается в другом. Естественно, место это весьма привлекательно для маленьких, нарядно одетых девочек. Однажды вечером мы с Домниной играли там, вертясь перед зеркалами так и сяк, любуясь своими новыми платьями. У нас были два канделябра; каждый - по левую сторону от одного из зеркал. Мы были так заняты игрой, что не заметили Отца Инира, пока он не подошел совсем близко. Ты, наверное, понимаешь: в другое время мы, едва завидев его, убежали и спрятались бы, хотя он был вряд ли выше нас ростом. На нем были переливчатые ризы, казалось, выкрашенные туманом. - Берегитесь, дети, - сказал он, - ибо любоваться собою таким образом весьма опасно. На свете есть бес, что живет в стекле зеркал и проникает в глаза всякого, засмотревшегося на свое отражение. Я поняла, что он имеет в виду, и покраснела. Но Домнина сказала: - Пожалуй, я видела его. Он - словно такая блестящая слеза, верно? Отец Инир ни на мгновение не замешкался с ответом и даже глазом не моргнул, хотя я видела, что он изумлен. - Нет, моя сладкая, - сказал он, - вовсе нет. Это - некто другой. Видишь ли ты его? Нет? Тогда зайди завтра, сразу после вечерни, в мою приемную, и я покажу его тебе. Он ушел. Мы очень испугались. Домнина раз сто поклялась, что никуда не пойдет завтра. Я одобряла ее решение и старалась всячески укрепить ее в нем. Более того - мы устроили так, чтобы в эту ночь и весь следующий день не разлучаться. Но все было тщетно. Незадолго до назначенного времени за бедной Домниной явился служитель в ливрее, каких мы до того ни разу не видели. Несколькими днями ранее я получила в подарок набор бумажных куколок субреток, коломбин, корифеев, арлекинов, фигурантов - словом, обычный комплект. Помню, как я весь вечер сидела у окна, ждала Домнину и играла с этими маленькими человечками, раскрашивая их костюмы восковыми карандашами, выстраивая из них сцены и придумывая игры, в которые мы будем играть, когда она вернется. Наконец нянька позвала меня к ужину. Я уже была уверена, что Отец Инир убил Домнину или же отослал к матери, запретив впредь возвращаться в Обитель Абсолюта. Но, едва я съела суп, раздался стук. Я услышала, как служанка моей матери пошла к дверям, а после в комнаты вбежала Домнина. Никогда не забуду ее лица - оно было белее, чем лица моих бумажных кукол. Она плакала, но моя нянька смогла успокоить ее, и тогда она рассказала нам все. Присланный за нею служитель провел ее залами, о существовании которых она прежде и не подозревала. Ты понимаешь, Северьян, как пугают такие вещи сами по себе. Мы-то считали, что прекрасно знаем наше крыло Обители Абсолюта! В конце концов она оказалась в приемной; это была большая комната с плотными темно-красными шторами на окнах и совсем без мебели там были лишь вазы выше человеческого роста и шире, чем ее руки, разведенные в стороны. В центре этой комнаты было нечто, сперва показавшееся ей еще одной меньшей - комнатой, восьмиугольные стены которой были украшены орнаментом из "лабиринтов". Над этой маленькой комнаткой, едва различимой с порога, горел светильник, по яркости превосходивший все прежние виденные Домниной. Бело-голубой свет его был столь ослепителен, что на него невозможно было смотреть. Дверь затворилась за ней, и она услышала лязг щеколды. Другого выхода из приемной не было. Она бросилась к шторам, надеясь отыскать за ними еще одну дверь, но, стоило ей отодвинуть одну, украшенная "лабиринтами" стена восьмиугольной комнатки раскрылась, и в приемную вошел Отец Инир. За спиной его, как рассказала Домнина, была бездонная дыра, наполненная светом. - Вот и ты, дитя мое, - сказал он. - Как раз вовремя. Сейчас мы с тобой поймаем рыбку. Понаблюдай за тем, как я забрасываю крючок, и узнаешь, что нужно сделать, чтобы золотые чешуйки этого существа застряли в нашей земной сети. С этими словами он взял ее за руку и ввел в восьмиугольную комнатку". Здесь я был вынужден прервать повествование и помочь Агии перебраться через клубок лиан, загородивший тропинку. - Ты разговариваешь сам с собою, - сказала она. - Я слышу твое бормотанье позади. - Я рассказываю самому себе предназначенную для тебя историю. Тебе, похоже, не очень хотелось ее слушать, а вот мне было интересно послушать ее еще раз. Кроме того, она - о зеркалах Отца Инира и может заключать в себе какие-нибудь полезные для нас подсказки. "Домнина подалась назад. В центре комнатки, прямо под ярким светильником, шевелилось нечто наподобие сгустка желтого света. Сгусток этот, рассказывала она, очень быстро скакал вверх-вниз и из стороны в сторону, но все время оставался внутри пространства в четыре пяди высотой и четыре - длиной. Он и в самом деле очень напоминал рыбку, резвящуюся в воздухе, наполняющем невидимую чашу - куда было до него жалким бликам в зеркалах Зала Смысла! Отец Инир задвинул за собою украшенную "лабиринтами" стену - она оказалась зеркалом, отразившим его лицо, руку и сверкающие переливчатые ризы. Отражалась в зеркале и сама Домнина, и "рыбка" в невидимой чаше... но там, за стеклом, казалось, была еще одна Домнина, словно бы выглядывавшая из-за ее плеча, а за ней - еще и еще, ad infinUum; каждая - чуть меньше предыдущей. Увидев все это, она поняла, что напротив стены, сквозь которую они вошли внутрь, стоит еще одно зеркало. Все восемь стен изнутри были зеркальными, и свет бело-голубого светильника, пойманный в ловушку, солнечным зайчиком скакал от одного к другому, образуя в центре комнатки ту самую пляшущую "рыбку". - Вот и он, - сказал Отец Инир. - Древние, знавшие этот процесс по крайней мере не хуже нашего, а вероятнее всего - гораздо лучше, считали "рыбку" самым распространенным и наименее важным из обитателей зеркала. Их заблуждения относительно того, что вызываемые существа на самом деле обитают в глубинах стекла, не стоят нашего внимания. Но со временем они задались куда более серьезным вопросом: какими способами может быть осуществлено перемещение, если точка отправления отделена от точки назначения расстоянием астрономического порядка? - Можно его потрогать? - На этой стадии - да, дитя мое. Позже - не советую. Поместив палец в середину пляшущего сгустка света, Домнина почувствовала ускользающее тепло. - Так же прибывают к нам и какогены? - Скажи, твоя мать когда-нибудь катала тебя на флайере? - Конечно. - Игрушечные флайеры, которые дети постарше ради забавы запускают с наступлением сумерек, с бумажным фюзеляжем и фонариками из пергамента, ты тоже, несомненно, видела не однажды. То, что ты наблюдаешь сейчас, отличается от настоящих межсолнечных путешествий примерно так же, как игрушечный флайер от настоящего. Однако таким образом вполне можно вызвать "рыбку" и даже, быть может, кого-нибудь еще. И подобно тому, как игрушечный флайер порою может послужить причиной пожара, в котором погибнет целый дворец, наши зеркала, как ни слаба здесь концентрация, тоже небезопасны. - А я думала, чтобы полететь к звездам, нужно сесть на зеркало. Впервые Отец Инир улыбнулся. Хотя Домнина и понимала, что улыбка его означает не более чем удивление и удовольствие (каких, вероятно, не смогла бы доставить Отцу Иниру взрослая женщина), ее это вовсе не радовало. - Нет, нет. Позволь мне изложить поставленную задачу. Когда предмет движется очень и очень быстро - с той же скоростью, с какой ты видишь знакомую обстановку в комнате, стоит лишь няньке зажечь свечу - он становится многократно тяжелее. Не больше, понимаешь ли, но - тяжелее. Таким образом, его сильнее притягивает к Урсу или любому другому миру. Если придать этому предмету достаточную скорость, он может и сам сделаться миром, притягивая к себе другие предметы. Конечно, придать предмету такую скорость невозможно, но, если бы кто-нибудь все же добился этого, случилось бы именно так. Но даже свет свечи не развивает скорости, какая требуется для межсолнечных путешествий. "Рыбка" все это время скакала в центре комнатки. - А если сделать совсем большую свечу? Домнина наверняка вспомнила о пасхальных свечах, какие мы видели каждую весну - толще бедра взрослого мужчины. - Увы! Сколь бы ни была велика свеча, свет ее не станет от этого двигаться быстрее. К тому же свет, хоть и кажется невесомым, все же оказывает давление на то место, куда падает, - как ветер, хоть его и не видно глазом, давит на крылья ветряной мельницы. Теперь ты понимаешь, что получается, когда мы помещаем источник света лицом к лицу зеркалами? Изображение, отражаемое ими, перемещается от одного к другому и обратно. Что, по-твоему, произойдет, если посредине оно встретится с самим собой? Несмотря на весь свой страх, Домнина рассмеялась и сказала, что не может догадаться. - Проще простого - оно уравновесит само себя. Представь себе двух девочек, бегущих по лужайке, не глядя, куда они направляются. Столкнувшись, они остановятся. А вот отражения, если зеркала сделаны как следует, и расстояние между ними выверено точно, не встретятся, но разминутся. При этом света свечи или обычной звезды для достижения эффекта недостаточно, ибо это - всего лишь белый свет; беспорядочный, точно волны, расходящиеся от пригоршни камешков, брошенной маленькой девочкой в пруд с лилиями; иначе свет сей склонен был бы двигать свой источник вперед. Однако, если свет исходит из когерентного источника и отражен оптически идентичными зеркалами, ориентация волновых фронтов одинакова - поскольку все зеркала отражают одно и то же. В нашей вселенной ничто не может превысить скорость света, и потому этот свет, получив дополнительное ускорение, покидает ее и перемещается в другую, а там, замедляясь, возвращается обратно. Естественно, не в исходную точку. Домнина снова взглянула на "рыбку". - Так это - всего лишь отражение? - Постепенно оно станет реальным существом - если мы не погасим светильник или не сместим зеркала. Отражение без отражающегося объекта не может существовать в нашем мире, и посему здесь перед нами просто появится новый объект". - Гляди! - сказала Агия. Тень тропических деревьев была столь густа, что пятна солнечного света на тропинке сверкали, словно расплавленное золото. Сощурившись, я попытался рассмотреть, что скрывалось за ослепительной завесой солнечных лучей впереди. - Там дом, стоящий на сваях из желтого дерева, крытый пальмовыми листьями. Видишь? Приглядевшись, я в самом деле увидел эту хижину - словно зеленые, желтые и черные пятна в одно мгновение срослись воедино, вылепив ее. Огромный мазок тени стал дверью, две косые черты - треугольной крышей. На крохотной веранде стоял, глядя в нашу сторону, человек в яркой, пестрой одежде. Я поспешил одернуть накидку. - Не стоило, - сказала Агия. - Здесь это не имеет значения. Если жарко, можешь снять ее вовсе. Я снял накидку и перекинул ее через левую руку. Стоявший на веранде в ужасе отвернулся и поспешил в хижину.