Детство в Соломбале - Евгений Коковин

ГЛАВА ВОСЬМАЯ СПАСЕНЫ!

После вахты я долго бродил по палубе и до боли в глазах всматривался в безбрежную океанскую даль: а вдруг мне первому удастся заметить шлюпку! Но, конечно, об этом я мог только мечтать. С высоты капитанского мостика за морем наблюдали вахтенные штурманы. У них сильные морские бинокли. Разве простым глазом заметишь то, что на огромном расстоянии можно увидеть только в морской бинокль! Однако я не уходил с палубы. Если мне не удастся первому заметить шлюпку, то по крайней мере я мог одним из первых узнать, что терпящие бедствие англичане найдены, и сообщить об этом Косте, Илько, радисту Жаворонкову, старшему механику Николаю Ивановичу, всей команде. - Ты чего на палубе торчишь? - спросил меня Павлик Жаворонков, неся капитану очередную радиограмму. - Так просто... - уклончиво ответил я. Но радист догадался и рассмеялся: - Дурной ты, ведь мы еще очень далеко от места гибели "Гордона"! Часов через восемь начнутся поиски, никак не раньше! Жизнь на "Октябре" шла обычным порядком, вахта за вахтой. Но разговоры у моряков теперь велись только о том, удастся ли спасти потерпевших кораблекрушение. Моряки волновались, спорили, строили всевозможные догадки и предположения, вспоминали и рассказы вали случаи других аварий, поисков, спасательных рейсов. Вечером свободные от вахт машинисты, кочегары и матросы не уходили с палубы. На "Октябре" все было подготовлено на тот случай, если шлюпки будут обнаружены. Мы с Илько долго не спали в тот вечер. Костя Чижов был на вахте. - Дима, а если мы их спасем, то дальше что?- спросил Илько. - В порт доставим. - Ох они и обрадуются! - Еще бы! - Какие они, хорошие или нет? Может быть, кулаки... - Чудак же ты, Илько! Какие же на судне могут быть кулаки! Обыкновенные моряки. Илько посмотрел на меня недоверчиво и сказал: - Инглиши... - Ну и что же, инглиши? Всякие бывают. - То-то всякие, инглиши - не советские. На палубу вышел Николай Иванович. Увидев нас, он вытащил знакомые мне с давних пор часы-луковицу и сказал: - А спать за вас кто будет? - Не хочется, Николай Иванович. Механик шутливо нахмурился. - Сейчас же по койкам! А то как придем в Архангельск, доложу Максимычу, что судовой распорядок нарушаете. Тогда вам больше моря не видать. Николай Иванович ушел к себе в каюту. Мы тоже отправились в кубрик и улеглись на койки. Я долго не мог уснуть, все смотрел на круглое световое пятно иллюминатора. Мне хотелось представить людей, спасать которых шел наш пароход. В своем воображении я пытался нарисовать картину: море, шлюпка и в шлюпке - люди. Одежда у них мокрая, лица усталые, глаза тусклые, потерявшие надежду на жизнь. А море шумит, шумит, и горизонт огромен, и нет на нем желанного дымка корабля, идущего на спасение. На другой день утром стало известно, что на палубу "Октября" ночью был поднят обломок весла. Это говорило о том, что кораблекрушение произошло поблизости. Но это принесло и опасения: неужели люди погибли? Весь день прошел в томительном ожидании. И только к вечеру вдали на юго-западе вахтенный штурман заметил точку. Вскоре было точно установлено, что это шлюпка и в ней находятся люди. ...В шлюпке было шесть человек. Первым на борт "Октября" поднялся высокий человек лет тридцати пяти. Он был хорошо сложен и имел вид циркового артиста. В его часто прищуриваемых глазах я заметил холодное высокомерие. Подавая руку капитану "Октября", он коротко улыбнулся и сказал: - Алан Дрейк, штурман "Гордона". Мени тэнкс фор юр кайндес. Ду ю спик инглиш? Это означало: "Говорите ли вы по-английски?" Наш капитан утвердительно кивнул головой и ответил штурману "Гордона" тоже по-английски. Англичанин снова улыбнулся и произнес какую-то очень длинную фразу. В это время на палубу нашего парохода один за другим поднялись остальные моряки погибшего английского судна. Если Алан Дрейк выглядел сравнительно бодро, то вид остальных англичан был ужасен. Худые обросшие лица и впалые глаза свидетельствовали о пережитом голоде, тревожных днях и бессонных ночах. Обессиленные моряки смогли влезть на палубу лишь с помощью наших матросов. Они едва держались на ногах. Один из спасенных сразу же привлек особое внимание всей команды "Октября". Это был мальчик лет двенадцати. По узким глазам и по матовой желтизне кожи мы догадались, что он - китаец. Мальчик держался очень робко и молчал. - Спросите, кто этот мальчик, - шепнул я Павлику Жаворонкову. - Как он попал к ним на пароход? - Я уже знаю, - громко ответил радист. - Это бой, салонный лакей, прислужник. Лакей! Это слово для нас казалось странным, нелепым и даже оскорбительным. Я подумал, что, вероятно, жизнь маленького китайца на английском пароходе была очень нелегкой. Капитан Малыгин распорядился проводить спасенных моряков в приготовленный для них кубрик, а сам со штурманом Аланом Дрейком отправился в кают-компанию, что бы побеседовать и выяснить обстоятельства гибели "Гордона". Наш третий штурман, ведавший судовой аптечкой, принес англичанам лекарства против простуды. Вскоре, подкрепившись обедом, изголодавшиеся и усталые английские моряки спали на койках, заботливо приготовленных командой "Октября". "Октябрь" продолжал поиски: в море должна быть еще одна шлюпка с погибшего парохода. На другой день рано утром Павлик Жаворонков зашел в кубрик навестить англичан и узнать, не требуется ли им что-нибудь. Однако все моряки после пережитых тревог спали крепким сном. Лишь один из них лежал с открытыми глазами. Как узнал наш радист, этого моряка-кочегара звали Джемс. Разговорившись с Джемсом, Жаворонков услышал историю странствии английских моряков по морю на шлюпке. Потом радист рассказал эту историю нам.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ РАССКАЗ КОЧЕГАРА

"Гордон" находился в море, далеко от берега, когда разразился неожиданный, огромной силы шторм. Судно было старинной постройки, дряхлое, неуклюжее и малосильное, хотя и большое. Неприятности начались с того что отказало рулевое управление. Огромный пароход без управления мотался по океану, как щепка. Когда в старом корпусе "Гордона" появилась течь, моряки поняли: гибель неминуема. Попытки откачивать воду оказались напрасными. Многие из команды были уверены, что если "Гордон" попадет серединой на большую волну, он переломится на две части. Такие случаи нередки в мореплавании и известны старым морякам. Вода все больше и больше заполняла трюмы. "Гордон" погибал. И тогда люди бросились к шлюпкам - к последней, хотя и крошечной, надежде на спасение. Шлюпка, в которую попал кочегар Джемс, была спущена последней. Как она оторвалась от борта погибающего судна - этого не смог бы сказать ни один из оказавшихся в ней моряков. Просто чудо, что шлюпку не ударило волной о борт "Гордона". Но это еще не было спасением. Шторм не утихал. Волны бросали маленькое суденышко из стороны в сторону. Люди видели себя то на высокой страшной горе, то вдруг оказывались словно в глубокой пропасти между такими же горами волн, готовыми вот-вот сомкнуться над шлюпкой. В шлюпке было пять человек. Люди еще не успели прийти в себя и узнать друг друга, как почти рядом, где-то в волнах, послышался жалобный прерывистый крик, заглушаемый ревом шторма: - По-мо-ги-те! Боцман Броун, сидевший у руля, резко повернул шлюпку. Нужно было спасти человека. - Это Дрейк, ну его к черту! - злобно прошептал стюард Харлей. Но штурман Дрейк уже ухватился за борт шлюпки. Рискуя жизнью. Джемс, боцман Броун и китайчонок Ли втащили бесчувственного штурмана в шлюпку. В эту минуту они словно забыли, что для них Дрейк был самым ненавистным человеком. А возможно, они думали, что после спасения он изменится. Кто знает, о чем они думали и вообще думали ли они в эти минуты? Стюард знал: запас продовольствия на шлюпке настолько скуден, что его хватит на пять человек едва ли на сутки. В другой обстановке стюард посмеялся бы над человеком, который называет три банки консервов и крохотный ящик с сухарями "запасом продовольствия". Шестой человек лишний рот - только уменьшит нормы. Кроме того, Харлей отлично знал характер штурмана Дрейка: не дай бог, если Дрейк захватит продукты в свои руки. Потому стюард ничуть не обрадовался, когда в шлюпке появился шестой человек. А между тем раньше на пароходе штурман Дрейк и стюард Харлей не были врагами. Они, конечно, не были и друзьями. Просто буфетчик боялся штурмана и прислуживал ему не менее усердно, чем капитану. Ведь Алан Дрейк был сыном одного из компаньонов пароходной компании, которой принадлежал "Гордон". Пока штурман лежал на дне шлюпки без сознания, люди продолжали бороться со штормом. Они не выпускали из рук весел: окажись шлюпка без движения и управления, гибель наступила бы в ту же минуту. Маленький Ли тоже работал веслом, и ему было особенно тяжело. Его руки, правда, привыкли к постоянной работе, но в них не было силы. Руки одеревенели и вспухли, из пальцев и ладоней сочилась кровь. Мальчик с трудом поднимал и опускал тяжелое весло. Однажды у него мелькнула мысль, что лучше выпустить весло и выброситься из шлюпки. Но через секунду он снова поднимал и опускал весло, стараясь каждый раз хоть чуточку двинуть шлюпку вперед. Другие моряки тоже гребли почти уже бессознательно. Им тоже иногда казалось, что все это бесполезно, напрасно - развязка лишь затягивается на минуты, на секунды. Несколько часов борьбы в нечеловеческом напряжении измучили людей. На них не было сухой нитки. Обессиленные, потерявшие всякую надежду на спасение, люди каждую минуту были готовы прекратить сопротивление. Самым выносливым и настойчивым оказался боцман Броун. Правда, он не греб, а сидел на корме, управляя шлюпкой, но и ему приходилось не легче, чем остальным. Броун был опытным, видавшим виды моряком. Пожалуй, он меньше других боялся, что вот-вот наступит смерть, и в то же время он держался за жизнь более цепко и упорно, чем кто-либо другой. Последняя шлюпка была спущена с "Гордона" около девяти часов вечера. Целую ночь моряки боролись с разъяренным океаном. Они потеряли всякое представление о времени. И вечер, и начало ночи, и рассвет - все было одинакового серого цвета, как обычно в Северном океане. Низкие тучи сплошь закрывали небо и давили на океан, словно хотели его усмирить, задушить. Ветер безумствовал, вздымая вокруг шлюпки громады волн. "Только бы дотянуть до утра, - думал Броун, - а там решится: жизнь еще хоть на некоторое время или смерть". С наступлением утра шторм мог утихнуть. На это и надеялся боцман. Но если океан не угомонится, значит, их мучения продлятся еще сутки, а может быть, и больше. Тогда силы окончательно иссякнут и наступит конец. Утро оправдало надежды Броуна. Тучи поднялись, и ветер ослаб. Волны были еще огромные, но уже не злые, без гребней. Стало светло, и когда шлюпка поднималась на вершину волны, Броун мог осматривать горизонт. Спустя полчаса он разрешил стюарду Харлею и Ли оставить весла и отдыхать. Матрос Парсон пересел к рулю. Пришел в себя штурман Дрейк. Он приподнялся, ощупал карманы, оглядел всех, кто был в шлюпке, и спросил о капитане. Оказывается, вначале он был в одной шлюпке с капитаном. Только сейчас Дрейк вспомнил, как их шлюпка перевернулась. Он оказался в воде и с того момента больше ничего не помнил. - Что ж капитан... - сумрачно сказал Броун, - о покойниках плохо не говорят. Моряк он был хороший, ему там место найдется. - И боцман мельком взглянул на небо. - Где-то будет наше место? - с горькой усмешкой заметил матрос Парсон. Вряд ли наша доля будет лучшей. Никто не отозвался на мрачные предположения матроса. Все понимали, что будущее не обещает ничего хорошего. Людей одолевала усталость. Съежившись от холода, стюард и Ли дремали. - Можно бы перекусить немного, - сказал боцман, и все вспомнили, что они давно ничего не ели. - А что есть? - спросил Дрейк. Он нашел консервы и сухари, второпях захваченные с парохода стюардом. - С таким запасом и на берегу недолго продержишься, - сказал Дрейк, вспарывая одну из банок ножом. Раскрыв банку, Дрейк, не обращая внимания на других моряков, стал быстро поедать консервы. Когда боцман протянул к консервам руку, банка на две трети уже была опустошена. - Доедайте, - покровительственно сказал Дрейк. - А этим можно и не оставлять. - Он показал глазами на стюарда и Ли, спавших крепким сном. Ни Джеме, ни боцман, ни матрос Парсон не были удивлены поступком Дрейка. Они хорошо знали натуру этого человека и все таки возмутились. Кочегар Джеме подумал "Если штурман будет так делать и впредь, то он может оказаться там, откуда он попал в шлюпку". Боцман осуждающе взглянул на Дрейка. А простодушный Парсон почти не возмутился. Он привык видеть в Дрейке хозяина парохода, а теперь видел в нем хозяина этой шлюпки, и этих консервов, сухарей, и этой маленькой банки с пресной водой. Ветер совсем стих. Тучи рассеялись. Крупная мертвая зыбь плавно подымала и опускала одинокую шлюпку. Когда стюард Харлей проснулся и не обнаружил возле себя консервов и сухарей, он поднял скандал. Он набросился на Джемса и Броуна, требуя возвратить "запас". - Успокойся, Харлей, - сказал штурман. - Эти консервы с "Гордона", они не твои, и распоряжаться ими буду я. Тревожно и томительно прошел первый день. Люди почти не разговаривали. Все, кроме Дрейка, поочередно садились за весла, чтобы поддерживать движение шлюпки в одном направлении. Ночью была открыта вторая банка с консервами. Дрейк сделал это втихомолку, когда измученные голодом и работой боцман, кочегар и мальчик спали. Он дал немного консервов стюарду и матросу Парсону. На следующий день кочегар Джеме потребовал, чтобы третья банка и сухари были разделены поровну между всеми моряками. - Вы забываетесь! - зло ответил ему Дрейк. Возмущенный кочегар встал с банки, намереваясь силой получить консервы. Но в ту же минуту штурман вытащил из кармана пистолет. Консервы из третьей банки были съедены Дрейком. Небольшой кусочек мяса получил лишь стюард. Прошла еще одна ночь. Третий день скитались по океану голодные, изможденные моряки. Когда Дрейк доел остатки сухарей, ни с кем не поделившись, озлобленный Джеме решил ночью свершить суд: выбросить Дрейка из шлюпки. Но выполнить это решение ему не удалось. Англичане были спасены моряками "Октября".