Невиновный - Джон Гришэм

– Деннис Фриц, вы заслуживаете смерти за то, что вы с Роном Уильямсоном сделали с Деброй Сью Картер!

В этом месте Деннис перебил его и сказал, обращаясь к жюри:

– Я не убивал Дебби Картер.

Спустя два часа присяжные вернулись из совещательной комнаты с приговором – пожизненное заключение. Когда приговор зачитали, Деннис встал, повернулся лицом к ложе жюри и сказал:

– Дамы и господа, я только хотел бы сказать…

– Простите, – перебил его судья Джонс.

– Деннис, вы не имеете права это делать, – пояснил ему Грег Сондерс.

Но Деннис не желал, чтобы ему затыкали рот, и продолжил:

– Господь наш Иисус на небесах знает, что я этого не делал. Я хочу только, чтобы и вы знали, что я прощаю вас. И буду молиться за вас.

Вернувшись в камеру, в удушливую тьму своего маленького уголка преисподней, он не испытал ни малейшего облегчения от того, что избежал смертной казни. Ему было тридцать восемь лет, он был невиновным человеком, никогда в жизни не испытывавшим тяги к насилию, и перспектива провести остаток жизни в тюрьме была для него совершенно невыносима.

Глава девятая

Аннет Хадсон внимательно следила за ходом процесса над Фрицем по репортажам в газете «Ада ивнинг ньюз», которая 12 апреля, во вторник, вышла с огромным заголовком на первой полосе: «Фриц признан виновным в убийстве Картер».

Как обычно, в статье упоминалось имя ее брата. «Рон Уильямсон, которому тоже предъявлено обвинение в убийстве первой степени, предстанет перед судом 21 апреля». О причастности Рона к убийству Дебби Картер и о грядущем суде над ним говорилось во всех шести материалах, посвященных процессу.

«Как же при этом можно ожидать, что удастся составить беспристрастное жюри? – без конца повторяла себе Аннет. – Если один соучастник признан виновным, может ли другой в том же городе рассчитывать на справедливый суд?»

Она купила Рону новый серый костюм с дополнительной парой брюк темно-синего цвета, две белые рубашки, два галстука и новые туфли.

20 апреля, накануне открытия процесса, Рона привели в суд для предварительной беседы с судьей Джонсом. Судью тревожило, что обвиняемый может повести себя буйно, – небезосновательная тревога, учитывая недавний опыт. Попросив Рона подойти к столу, судья сказал:

– Я хочу убедиться в том, что завтра, когда вас сюда приведут, вы не будете нарушать порядок. Вы понимаете, о чем я беспокоюсь?

– Не буду, если они не станут снова мне говорить, будто я кого-то убил, – ответил Рон.

– Но вы ведь понимаете, что они не могут этого не делать? – продолжал судья.

– Понимаю, но это неправильно.

Судье Джонсу было известно, что в прошлом Рон – выдающийся спортсмен, поэтому он решил прибегнуть к спортивной аналогии:

– Судебный соревновательный процесс напоминает спортивные состязания. Каждая сторона имеет возможность атаковать и каждая – обороняться. Это просто часть судебной процедуры. Вы же не возражаете против этого правила в спорте?

– Нет, только из спорта меня вышвырнули, – ответил Рон.

Для обвинения процесс над Фрицем стал отличным разогревом перед главным событием, в котором предполагалось задействовать тех же свидетелей и практически в том же порядке. Но на предстоящем суде у штата было два дополнительных преимущества. Во-первых, подсудимый был психически неуравновешен, склонен переворачивать столы и выкрикивать оскорбления, а такое поведение большинство людей, в том числе присяжные, не одобряют. Рон мог быть пугающе мрачным, люди страшились его. Во-вторых, его адвокат был слеп и не имел помощников. После того как его назначенный судом помощник Барбер в марте был освобожден от дела, замены ему так и не нашли. Барни славился быстротой реакции и непревзойденным умением вести перекрестный допрос, но отпечатки пальцев, фотографии и исследование волос в силу незрячести были его слабым местом.

Защита не могла дождаться начала процесса. Барни уже тошнило от Рона Уильямсона. И его приводило в отчаяние то, что он отнимает у него бесценные часы, которые можно было бы потратить на других, платных клиентов. К тому же он боялся Рона, физически боялся. Он попросил сына, который не был юристом, во время процесса сидеть за спиной у Рона – на всякий случай. Сам Барни собирался сесть как можно дальше от своего подзащитного, но скамья оказалась не настолько длинной, так что в случае, если Рон внезапно сделал бы угрожающее движение в его сторону, сын должен был вскочить и силой усадить его на место.

Таков был уровень доверия между адвокатом и его клиентом.

Однако 21 апреля мало кто в переполненном зале суда догадывался, что сын призван защитить отца от его клиента. Большинство присутствовавших были потенциальными присяжными, непривычными к подобного рода заседаниям и не знавшими, кто есть кто. Здесь же находились репортеры, любопытствующие юристы и обычная компания сплетников, которых в маленьких городах всегда привлекают судебные процессы, особенно если рассматривается дело об убийстве.

Аннет Хадсон и Рини Симмонс сидели в первом ряду как можно ближе к скамье подсудимого. Несколько близких друзей Аннет вызвались в течение всего процесса быть рядом и поддерживать ее. Она отказалась. Ее брат был болен и непредсказуем, она не хотела, чтобы ее друзья видели его в наручниках и кандалах. Не хотела она и подвергать их тяжкому испытанию смотреть на улики и слушать чудовищные показания свидетелей. Им с Рини уже довелось пройти через это во время предварительных слушаний, так что они представляли себе, что их ждет теперь.

У Рона друзей в зале не было.

Первый ряд по другую сторону прохода занимала семья Картеров, там же они сидели и во время суда над Фрицем. Родственники противных сторон старались не встречаться взглядами.

Был четверг, прошел почти год со времени эксгумации тела жертвы и ареста Рона и Денниса. Год и месяц минули с того времени, как Рон последний раз более-менее серьезно лечился в Центральной больнице штата. По запросу Барни его однажды осмотрела Норма Уокер из местной больницы. Это был краткий визит, который начался и закончился так же, как все прочие его визиты в городскую клинику. В течение всего года назначенные лекарства выдавались ему тюремщиками нерегулярно, если вообще выдавались. Время, проведенное в тесной одиночной камере, не способствовало улучшению его душевного здоровья.

Тем не менее душевное здоровье Рона не волновало никого, кроме его семьи. Этот вопрос не поднимали ни обвинение, ни защита, ни сам суд.

И вот настало время суда.

Волнение первого дня быстро угасло, как только началась утомительная процедура отбора присяжных. Шли часы, представители сторон задавали вопросы кандидатам, судья Джонс методически отсеивал их одного за другим.

Рон вел себя хорошо. И выглядел прекрасно – подстриженный, выбритый, в новом костюме. Он исписывал заметками страницу за страницей под недреманным оком сына Барни, который, несмотря на то что испытывал такую же усталость, как и остальные, не сводил взгляда с отцовского клиента. Рон понятия не имел, почему за ним так пристально наблюдают.

К концу дня дюжина присяжных все же была отобрана – семь мужчин и пять женщин. Изолировать их не собирались.

Аннет и Рини испытали прилив надежды. Одним из присяжных оказался зять соседки Аннет, жившей через дорогу от Хадсонов. Еще одним – родственник священника их церкви, который, конечно же, прекрасно знал Хуаниту Уильямсон и помнил ее преданность церкви. Еще одним – дальний родственник одного из свойственников Уильямсонов.

Лица большинства присяжных казались знакомыми. Аннет и Рини в разное время встречались с ними в Аде. Ведь это и впрямь маленький город.

Присяжные вошли в зал в девять часов следующего утра. Нэнси Шу от имени штата произнесла вступительное слово, словно под копирку списанное с того, которое она готовила для процесса над Фрицем. Барни отложил свое до речи главного обвинителя.

Первым своим свидетелем обвинение опять вызвало Глена Гора, но все пошло не так, как было задумано. Назвав свое имя, Гор отказался давать показания, предложив судье Джонсу обвинить его в неуважении к суду, – какое это могло иметь для него значение, ведь он и так отбывал сорокалетний срок заключения, – и замолчал. Причины его поведения были неясны, вероятно, дело было в том, что он сидел в главной тюрьме штата, где – в отличие от понтотокской – доносчиков и лжецов не уважали.

После нескольких минут замешательства судья Джонс решил, что присяжным будут зачитаны показания, которые Гор дал на предварительных слушаниях в июле прошлого года, что и было сделано. И хотя эффект несколько смазался, до жюри тем не менее был доведен вымышленный отчет Гора о том, как он видел Рона в «Каретном фонаре» в ночь убийства.