Поэзия периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет - Валентина Михайловна Курганова

пути и знаем: близок день освобожденья. Наверно, будет грозный этот день давно забытой радостью отмечен: наверное, огонь дадут везде, во все дома дадут, на целый вечер. Двойною жизнью мы сейчас живем: в кольце, во мраке, в голоде, в печали мы дышим завтрашним,                                   свободным, щедрым днем,— мы этот день уже завоевали. 4 Враги ломились в город наш свободный,— крошились камни городских ворот... Но вышел на проспект Международный вооруженный трудовой народ. Он шел с бессмертным                                   возгласом                                                  в груди: — Умрем,              но Красный Питер                                        не сдадим!.. Красногвардейцы, вспомнив о былом, формировали новые отряды, и собирал бутылки каждый дом и собственную строил баррикаду, И вот за это долгими ночами пытал нас враг железом и огнем... — Ты сдашься, струсишь,— бомбы нам кричали,— забьешься в землю, упадешь ничком! Дрожа запросят плена, как пощады, не только люди — камни Ленинграда! Но мы стояли на высоких крышах с закинутою к небу головой, не покидали хрупких наших вышек, лопату сжав немеющей рукой. ...Настанет день, и, радуясь, спеша, еще печальных не убрав развалин, мы будем так наш город украшать, как люди никогда не украшали. И вот тогда на самом стройном зданье, лицом к восходу солнца самого, поставим мраморное изваянье простого труженика ПВО. Пускай стоит, всегда зарей объятый, так, как стоял, держа неравный бой: с закинутою к небу головой, с единственным оружием — лопатой. 5 О древнее орудие земное, лопата, верная сестра земли! Какой мы путь немыслимый с тобою от баррикад до кладбища прошли. Мне и самой порою не понять всего, что выдержали мы с тобою... Пройдя сквозь пытки страха и огня, мы выдержали испытанье боем. И каждый, защищавший Ленинград, вложивший руку в пламенные рапы, не просто горожанин, а солдат, по мужеству подобный ветерану. Но тот, кто не жил с нами,—                                           не поверит, что в сотни раз почетней и трудней в блокаде в окруженье палачей не превратиться в оборотня, в зверя... .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   . 6 Я никогда героем не была, не жаждала ни славы, ни награды. Дыша одним дыханьем с Ленинградом, я не геройствовала, а жила. И не хвалюсь я тем, что в дни блокады не изменяла радости земной, что, как роса, сияла эта радость, угрюмо озаренная войной. И если чем-нибудь могу гордиться, то, как и все мои друзья вокруг, горжусь, что до сих пор могу трудиться, не складывая ослабевших рук. Горжусь, что в эти дни, как никогда, мы знали вдохновение труда. В грязи, во мраке, в голоде, в печали, где смерть, как тень, тащилась по пятам, такой свободой бурною дышали, что внуки позавидовали б нам. О да, мы счастье страшное открыли, достойно не воспетое пока,— когда последней коркою делились, последнею щепоткой табака; когда вели полночные беседы