Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Фишер тяжело дышал.

Позади него Скеллан произнес что-то, но он не разобрал, что именно.

Остались еще два упыря.

Он смотрел на них.

Он выносил им приговор.

Последние крупицы человечности исчезли из их глаз. Один безразлично пялился в пространство, опьяненный кровью мертвой женщины, понятия не имея о том, что остаток его жизни измеряется несколькими биениями грешного сердца. Взгляд второго был полон холодного звериного коварства. Он оценивал Фишера, прикидывал серьезность угрозы, рассчитывал, что надо делать — драться, бежать или жрать. Неужели это существо действительно было человеком? Упыри пали так низко, что утратили все человеческое и барахтались в грязи темною царства злобы и уродства, царства монстров.

Они и были злобными, уродливыми монстрами.

Фишер кинулся во вторую бешеную атаку на вурдалаков. Он бил, колол, полосовал беспомощных тварей, в дикой ярости кромсая их. Он рубил руки, пытающиеся защитить тела. В этой бойне не было ни боевого искусства, ни изящества. Человек не контролировал себя, у него была одна цель — убить. Вот он развернулся с криком, вскинул меч над головой и со всего маху, вложив в удар весь свой вес, всю свою страсть, обрушил клинок на чудовище. Сталь прочно засела глубоко в груди упыря. Меч застрял.

Последнего вурдалака с хирургической аккуратностью отправил на тот свет Скеллан. Он зашел упырю за спину, вздернул его голову и перерезал горло. Все кончилось в мгновение ока. Скеллан оттолкнул труп ногой. На плоти существа не было ни отметин, ни особых символов. Ничего, что могло бы отнести его к Восставшим мертвецам, но вампирская природа твари не оставляла сомнений.

— Как могли они пасть так низко? — проговорил Скеллан, качая головой.

Фишер рухнул на колени рядом с мертвой девушкой. Меч выскользнул из его пальцев и с громким клацаньем упал на пол. Он задыхался, из груди рвались тяжелые всхлипы. По щекам текли слезы. Тело женщины не просто вскрыли; упыри сожрали почти все ее внутренние органы.

— Ты не мог ее спасти, — тихо сказал Скеллан, опуская успокаивающую руку на плечо друга. — Она была мертва еще до того, как мы ступили в эту комнату.

— Всегда… слишком поздно… — горько уронил Фишер.

Его трясло; адреналин улетучивался из его крови.

— Не всегда. — Скеллан наконец-то увидел ряд клеток и истощенные тени, сгрудившиеся в темных углах. Сектанты, очевидно, намеревались скормить эти несчастные души упырям. — Не всегда.

Он обогнул трупы и открыл первую клетку. За решеткой стояли две женщины — девушки, почти дети, с лицами, покрытыми коркой грязи и запекшейся крови. Они выглядели напуганными до полусмерти. Скеллан попытался успокоить их, но девушки лишь дико мотали головами и еще теснее вжимались в угол, подальше от Скеллана. От них пахло мочой и болезненным потом.

В других клетках обнаружилось еще шесть женщин.

Все еще плача беззвучно, Фишер помогал Скеллану освобождать пленниц.

Один лишь Зигмар знает, сколько времени эти бедняжки томились в катакомбах, дожидаясь своей очереди пойти на корм вурдалакам. Заключение явно повредило их разум. Они бормотали что-то себе под нос и смотрели сквозь своих спасителей, помогающих им подняться по лестнице.

Выходить на улицу женщины отказались. Они истерически кричали, принялись бить себя руками по щекам и пятиться во мрак башни, отчаянно прижимаясь к стенам, словно пытались раствориться в камне.

Скеллану потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит.

— Они просидели внизу так долго, что боятся дневного света.

Глава 3

Нож во тьме

Себастьян Айгнер был фантомом.

Призраком.

Он не был реален — или, по крайней мере, так начал думать Джон Скеллан после трех проведенных в Ляйхеберге недель. Он знал, что они близко, так близко, что Айгнер должен ощущать, как они дышат ему в спину, но чем ближе они подбирались, тем иллюзорнее становился неуловимый Айгнер. Они всегда отставали от него на шаг или два.

Сбор заслуживающей доверия информации оказался сущим кошмаром. Каждый из путей заводил их в тупик.

Если кто-то из массы опрошенных торгашей запретным товаром и знал что-то, он молчал. Подмазка чиновников не помогала. Членам магистрата просто нечего было сказать.

С таким же успехом Айгнера могло не существовать вовсе.

Несколько оброненных шепотком намеков, которые удалось наскрести Скеллану и Фишеру, быстро обратились в ничто. У того, за кем они гнались, были друзья, и друзья достаточно влиятельные, чтобы помочь ему исчезнуть. Этот факт уже сам по себе тревожил Скеллана. Сплетни распространялись. Болтовня в характере людей. Слухи обретали собственную жизнь. Покров тайны, окутавший Себастьяна Айгнера, ткался грязными руками.

Кто-то другой, возможно, плюнул бы на призрака и позволил Айгнеру просто исчезнуть, раствориться в воздухе, но только не Джон Скеллан. Айгнер был его навязчивой идеей. Всепоглощающая жажда мести толкала его вперед. Айгнер возглавлял банду грабителей, убивших его жену, а это нельзя простить. А не простив, забыть невозможно. Мысли о Себастьяне Айгнере снедали Джона Скеллана днем и ночью.

Три недели они распространяли молву, что хорошо заплатят за информацию об Айгнере и Восставших мертвецах. Они не трудились скрывать свое местонахождение. Они хотели, чтобы люди знали, где их найти, когда нужда или жадность развяжут им языки.

Фишер отхлебнул добрый глоток эля и со стуком опустил опорожненную кружку на залитый пивом стол. Рыгнув от души, он смахнул ладонью пену с губ.

— То, что нужно!

Из выпивки Фишер всегда делал целое представление.

— Не сомневаюсь, — ответил Скеллан.

«Голова предателя» была битком набита обычной разномастной клиентурой. Скеллан не пил. Каждый раз в самом начале вечера он заказывал бокал глинтвейна и посасывал его до тех пор, пока не приходило время вышвыривать на улицу перебравших пьянчуг и закрывать заведение. Он то и дело прикладывался к кубку, но Фишер был далеко не уверен, касается ли алкоголь хотя бы его губ.

В очаге потрескивало пламя, вода, еще сохранившаяся в дровах, шипела и пощелкивала в его жаре. Бродяга, даже не отряхнувшийся от дорожной пыли, грел у огня грязные руки.

Между столами сновала девушка-служанка, балансируя тарелками с жареной птицей и волокнистыми овощами. Перекинутая через плечо аккуратная косица светлых волос болталась у ее пышных грудей. С лица девушки не сходила натянутая улыбка. Она поставила две тарелки перед Скелланом и Фишером.