Имя мне — Легион - Роджер Желязны

Инстинктивно я поднял шлем и надел его на голову.

Однажды мне приходилось ненадолго вступить в мысленный контакт с дельфином. Сейчас я ощутил нечто подобное. Это была странная смесь из разнородных впечатлений: лицо, гладящее на меня словно из-за влажного стекла; шум толпы на станции метро в час пик; голос Имы Сумак, поднимающийся на немыслимую высоту; «Крик» Эдварда Мунка; таяние снега под апрельским солнцем; пустынная улица, взгляд, словно бы через оружейный прицел, чувство собственной невероятной силы, обостренная работа всех органов чувств. И солнце, питающее меня своими животворящими лучами, и темный поток, несущий к берегу… Мунк и Сумак, Мунк и Сумак — и ничто…

Тишина.

Щелканье стихло, и свет погас. Новые, непривычные ощущения сохранились еще в течение нескольких секунд, а затем исчезли.

Палач был уже далеко.

Сняв шлем, я подошел к Лейле и встал рядом с ней на колени. На всякий случай попытался прощупать пульс, а затем приподнял ей остывшие веки. Да, поздно. В дополнение к сломанной шее она получила несколько очень сильных ударов по голове и плечам. Никто не смог бы спасти ее.

Я обошел комнату, внимательно все осматривая. Не было видно никаких следов взлома… хотя если я сумел открыть дверь, то эта машина без труда могла сделать то же самое.

Мельком взглянув на разбросанные бумаги, я засунул в пакет шлем и вышел из квартиры. Настало время позвонить Дону и сказать ему, что челнок вернулся на Землю не пустым и что движение по Миссисиси вверх по течению может быть небезопасным.

Дон попросил привезти шлем в Висконсин. Меня должен был встретить человек по имени Ларри и отвезти к охотничьему домику на флайере. Я также узнал без особого удивления, что Дэвид Фентрис мертв.

Температура в Висконсине резко упала, и пошел снег. Я не был одет для такой собачьей погоды. Ларри сказал, что теплая одежда найдется в охотничьем домике сенатора, хотя вряд ли мне понадобится надолго выходить наружу. Дон попросил меня не отходить далеко от мистера Брокдена, в то время как четверо его личных охранников будут патрулировать парами снаружи.

Во время полета Ларри расспрашивал, как идут дела и видел ли я Палача. Отвечал я коротко и неопределенно, так что парень вскоре отвязался. Другой охранник по имени Берт встретил нас на посадочной площадке в сотне футов от дома. В руках он держал автоматическую винтовку. Еще двое, Том и Клейн, наблюдали за лесной дорогой. Все они были среднего возраста, крепкие, с тяжелыми подбородками и серьезными взглядами. Их вооружение вызывало уважение. Ларри познакомил меня с товарищами, а затем проводил к дому.

Сенатор Брокден сидел в массивном кресле комнаты на четвертом этаже. Ноги его покоились на подушечке, красный плед закрывал ступни. Он был в темно-зеленой рубашке, свободных брюках и домашних шлепанцах. В его темных волосах блестела благородная седина. На мясистом носу небрежно висели очки без оправы, которые он немедленно снял, увидев меня.

Брокден откинул голову на спинку кресла и, не сказав ни слова, стал пристально разглядывать меня, слегка покусывая нижнюю губу. Его лицо при этом оставалось бесстрастным. Сенатор был крупнокостным мужчиной. Похоже, в прошлом он обладал атлетической фигурой, но сейчас выглядел почти изможденным, словно после долгой болезни. Лицо его также казалось нездоровым.

Сенатор не поднялся с кресла, а просто протянул мне худую руку.

— Итак, вы тот самый человек, о котором мне восторженно рассказывал Дон, — сказал он скрипучим голосом. — Рад вас видеть. Как вы хотите, чтобы вас называли?

— Джон, как обычно, — ответил я.

Сенатор небрежно махнул рукой, и Ларри ушел.

— Сегодня чертовски холодно, — промолвил Брокден. — Налейте себе выпивку сами — бутылки на полке. Заодно плесните и мне бурбона на два пальца.

Я кивнул, пошел к полке и наполнил два бокала.

— Садитесь, мистер Донн, — сенатор кивнул на кресло, стоявшее рядом с пылающим камином. — Только сначала дайте мне взглянуть на вещицу, которую вы принесли.

Я достал из пакета шлем и протянул его Брокдену. Сенатор сделал глоток, а затем взял шлем в руки, внимательно осмотрел его и надел на голову.

— Недурная штука, — сказал он, впервые улыбнувшись. Теперь я увидел его таким же, как на фотографиях в газетах. Иногда, правда, он любил принимать крайне разгневанный вид — словно ему было обидно за кем-то попранную американскую демократию.

Сняв шлем, он поставил его на пол, рядом с креслом.

— Очень хорошая работа… Некогда конструкция шлема казалась фантастичной, но Дэвид Фентрис сумел добиться успеха. — Сенатор взял бокал и сделал еще один глоток. — Мистер Донн, вы один из немногих людей, кто смог опробовать эту чудо-вещь в работе. Что вы о ней думаете?

Я пожал плечами:

— В контакте с Палачом я находился всего лишь несколько секунд, так что толком не успел разобраться в своих ощущениях. Но мне показалось, что, будь у меня чуть больше времени, я смог бы найти с ним общий язык.

— Тогда почему этого не сделал Дэвид?

— Его офис располагался рядом с оживленной автотрассой. Видимо, шум снаружи помешал ему расслышать реакцию шлема на приближение Палача.

— Почему вы не сохранили видеозапись последнего звонка Дэвида?

— Я стер ее по некоторым причинам, — коротко сказал я.

— Каким же это?

— Личным.

Лицо сенатора побагровело.

— Вы можете получить массу неприятностей из-за умышленного сокрытия важных фактов от властей, — процедил он.

— Тогда у нас есть кое-что общее, не так ли, сенатор? — спокойно отпарировал я.

Глаза сенатора вспыхнули недобрым огнем, но он сумел сдержать свой гнев.

— Дон говорил, что на вас не стоит особенно нажимать, — после долгой паузы произнес Брокден, словно бы размышляя вслух. — Вы этого не любите.

— Верно.

— Дон не стал открывать мне секреты ваших прошлых деловых взаимоотношений, но все же кое-что рассказал о вас.

— Представляю, — усмехнулся я.

— Напрасно вы улыбаетесь. Дон Уэлш очень высокого мнения о вашей персоне. Тем не менее я попытался кое-что разузнать и по своим каналам.

— И что же?

— И это мне, как ни странно, не удалось, хотя мои информаторы стоят тех денег, которые я им плачу.

— Тогда вы…

— Тогда я сделал некоторые умозаключения. Самое любопытное заключается в том, что о вас вообще нет никаких любопытных сведений. Большинство людей волей-неволей обращают на себя внимание властей. Остальных я бы разделил на три категории. Первая — те серые мышки, которые не достойны никакого внимания. Вторая — осужденные на длительные сроки. Третья — всяческое уголовное отребье, которое предпочитает все время держаться в тени. Вас я не отнес ни к одной из этих категорий.