Особое задание - Борис Харитонов

По пути зашли в село Срубы, где их ожидал Кулганек, напросившийся пойти на аэродром в качестве проводника. К двум часам подошли к железной дороге Хоцень — Высоке Мыто, к тому месту, где днем проезжали мы с Кулганеком. Присели в сухой дренажной канаве, тянущейся вдоль границы аэродрома. Богданов шепотом стал давать последние наставления.

В ту ночь на аэродроме было пять самолетов. Четыре из них стояли в ангаре, а один, полностью заправленный, чехи-подпольщики, работающие там, под благовидным предлогом оставили на площадке возле ангара. Вот на этом-то самолете и должны были через час улететь Пургин с Богдановым.

Иван Сапко с Колей Поповым, Коряковским и Афанасьевым, пригнувшись, пошли по канаве влево. Их задача— снять часовых на дороге к заводу и перерезать телефонную линию. Переждав немного, Богданов повел остальных к ангару.

К ангару подошли сзади, со стороны дороги. Осторожно двигавшийся впереди Богданов часто останавливался, прислушивался, приседал к земле, пытаясь на фоне освобождающегося от туч и чуть серевшего неба заметить фигуру часового.

Прижавшись к кирпичной стене ангара, Богданов долго и напряженно вслушивался. За его спиной замер Кулганек, дальше припали к земле остальные партизаны. Ничто не нарушало тишину. Только последние капли дождя изредка скатывались с крыши ангара.

Неслышно, как тень, Богданов двинулся вдоль стены, повернул за угол. И тут же раздался лязг затвора, и пламя винтовочного выстрела в упор ослепило ему глаза. Часовой, первый заметивший Богданова, пригнувшись, побежал вдоль стены к воротам. Богданов, не целясь, дал по нему короткую очередь из автомата и тоже промахнулся.

Немец юркнул в ангар сквозь калитку возле закрытых ворот, и было слышно, как он застучал сапогами по металлической лестнице, ведущей в караульное помещение. Богданов присел в надежде заметить второго часового, но того нигде не было видно. Сзади у стенки что-то упало. Это немец бросил гранату, просунув ее в щель между стеной и крышей ангара. Взорвавшаяся буквально у ног партизан граната, к счастью, не принесла большой беды. Только несколько мелких осколков впились в спину Станды Кулганека.

Над крышей ангара стали одна за другой взлетать ракеты — это немцы из караулки взывали к помощи.

Несколько партизан во главе с Пургиным уже хлопотали возле стоявшего в сторонке «шторха». Расчехлили мотор, отцепили тонкие тросы, которыми самолет был закреплен к ввернутым в землю штопорам.

Богданов между тем занялся остальными самолетами, помещенными в ангаре. Стоя в проеме калитки, он бил по самолетам длинными очередями из пулемета, пытаясь поджечь их.

В ангар войти было невозможно. Слева, из-под лестницы, по проему в стене, где укрывался Богданов, непрерывно бил пулемет. Струя трассирующих пуль рикошетировала от цементного пола, выбивала осколки кирпичей из стены. Все огромное помещение ангара гудело от грохота стрельбы.

Богданов изловчился и одну за другой бросил две гранаты в сторону лестницы. Пулемет под лестницей захлебнулся. В наступившей тишине было слышно, как вытекал на пол бензин из пробитых пулями бензобаков. Богданов включил фонарик, лучом света скользнул по ближнему самолету. Пулемет молчал. Выключив фонарик, Саша шагнул в ангар. В тот же миг ударил пулемет из-под лестницы. Выронив из рук пулемет, Богданов упал на пол. К нему сразу же бросился Сапко и под пролетевшей в метре от пола сверкающей трассой за ноги втянул Богданова в проем калитки. Богданов молчал. Хриплое дыхание вырывалось из его груди.

Трясущимися руками Сапко расстегнул кожаную куртку Богданова. Рубашка и пиджак были мокрые от крови. Несколько пуль прошли через грудь навылет.

Ничего уже нельзя было сделать, и через минуту Саша скончался.

Потрясенный гибелью друга, Сапко стоял на коленях возле тела Богданова. Вокруг столпились несколько партизан, не знавших, что делать дальше. Сюда же прибежал Пургин. Заметив его возле себя, Сапко опомнился.

— А ты чего здесь? — крикнул он, вскакивая на ноги. — Заводи мотор! Вместо Богданова полечу я. Мозалев и Афанасьев, берите Богданова и несите его к Слатине…

Но заводить мотор «шторха» было уже поздно. На шоссе ревели моторы быстро приближающихся автомашин. Это спешили немцы из высокомытского гарнизона. Возле аэродрома машины остановились. Взлетели две ракеты. В той стороне раздался треск нескольких автоматов. Это выставленный еще Богдановым жиденький заслон из четырех партизан открыл огонь по немцам.

В ответ сразу же ударило несколько крупнокалиберных пулеметов. Быстрые желтые молнии трассирующих пуль понеслись над аэродромом. Принимать бой с таким количеством врагов было бы безумием. Надо было уходить, пока немцы не знают, сколько партизан напало на аэродром.

Послав двух партизан в поле за дорогу, чтобы они стрельбой отвлекли внимание немцев, Сапко подбежал к ангару и бросил гранату в калитку. От взрыва вспыхнул бензин и сразу забушевало пламя. Истошными голосами закричали в ангаре немцы. Застрочили пулеметы и автоматы со стороны шоссе.

С пулеметом Богданова в руках Сапко подбежал к самолету, который стоял на площадке, и в упор опорожнил весь магазин по мотору.

И сразу же на вспышки выстрелов сюда, к самолету, потянулись пулеметные трассы немцев. Сапко упал на землю и сначала пополз, а потом, пригнувшись, побежал туда, откуда вели редкий огонь отходившие партизаны.

Тело Богданова на руках донесли до села Слатина, а отсюда его в эту же ночь привезла на повозке в село Срубы Мария Прохазкова. Мертвого Сашу укрыли соломой в сарае Сейкоровых. Всеобщего любимца не хотели хоронить без гроба, потому и решили отложить похороны.

Удрученные гибелью Богданова и не выполненной так, как было задумано, задачей, вернулись партизаны в отряд.

Вернулись не все. Не пришел Ужиков, первый раз ходивший с группой на боевое задание. Никто не знал, где он и что с ним. А что, если он был ранен и попал в руки немцев? Я еще и еще раз расспрашивал каждого, кто был в ту ночь на аэродроме, но никто не заметил, когда отстал Ужиков. Сурово спросить с Ивана Сапко, как со старшего, не было сил, — я видел, как тяжело он переживает гибель друга.

Ужиков всего несколько дней был среди партизан. К нему еще не успели хорошо присмотреться. Никто из ребят с ним особо не дружил. Прежде чем принять его в отряд в дать оружие, я долго колебался.

Молодой, малоопытный летчик-истребитель. В сорок четвертом году при первом боевом вылете его самолет был подбит зенитным снарядом в районе Варшавы. Ужиков был захвачен в плен немцами. Был в нескольких лагерях для военнопленных. В одном из них дал согласие вступить во власовскую авиацию, надеясь, как он рассказывал, сразу же, как только дадут самолет, улететь на нем к своим.

Месяц назад кто-то из власовских летчиков угнал самолет за линию фронта. Гестапо тут же арестовало и расстреляло нескольких власовцев. Боясь расправы, Ужиков бежал от Власова и, скитаясь по лесам, встретился с нами. Стал просить принять в отряд и дать возможность хоть частично искупить свою вину. Мне было жаль молодого парня. Приняли к себе и дали оружие. Пусть, думалось, пока воюет, а потом, после войны, пусть его судят те, кому это положено по закону.

И вот в первом ночном бою Ужиков пропал.

На следующий день в Хоцени и в окружающих селах только и было разговору, что о нападении партизан на аэродром. Побывавший на аэродроме Иозеф Новак рассказал мне, что в бетонной трубе, служившей мостиком через неглубокую канаву у границы взлетного поля, немцы нашли советский автомат с набитым патронами магазином. Это был автомат Ужикова. А где же сам Ужиков? Что с ним?

К вечеру в сопровождении двух партизан из группы Алехина Ужиков пришел в отряд. Плотный, коренастый, в мундире власовского летчика со споротыми знаками различия, внешне спокойный и самоуверенный, он неторопливо рассказывал нам с Лобацеевым, как отстал в темноте от группы, долго искал партизан вблизи аэродрома, потом пошел в лес, искал там своих, заблудился и только днем отыскал базу Алехина. Там отдохнул немного и вот сейчас с провожатыми пришел домой…

— А где твой автомат? — перебил его пространный рассказ Лобацеев.

— Еще в самом начале боя, как только немцы открыли огонь, — нимало не смутясь, ответил Ужиков, — пуля из крупнокалиберного пулемета попала прямо в автомат. Чуть мне руки не оторвало. Кожух и магазин совсем разворотило…

— Ну, и что ты сделал с автоматом?

— А что с ним делать? Бросил… Я же говорю, что его совсем изуродовало.

— Ты лжешь, подлец! — не выдержал я. — Исправный автомат ты засунул в трубу в канаве и, как жалкий трус, бежал, бросил товарищей!

Ужиков отшатнулся, побледнел. Лицо исказилось, посиневшие губы беззвучно шевелились, вытаращенные глаза перебегали с предмета на предмет, дрожащие руки судорожно теребили полу мундира.