Значит, я умерла - Хилари Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне было стыдно, что я снова позволила ситуации перерасти в нашу вечную битву. Мы с отцом были несовместимы, как масло и вода. Так было с того дня, когда я нашла отчаянное письмо матери в семейной Библии. Их драки я ненавидела и раньше, но после того письма словно увидела их другими глазами. Я поняла, что моя мать живет в браке словно заложница, испытывая постоянный страх перед человеком, за которого вышла замуж. И это все для меня изменило. Раньше их драки были для меня их драками, как будто они вступали в них по взаимному согласию, как, скажем, шли потанцевать в пятницу вечером. С другой стороны, мать всегда была остра на язык, и, сколько бы муж ее ни лупил, запугать ее до полной немоты ему не удалось.
Я села на поезд № 7 и доехала до Корт-сквер, где пересела на G, единственный маршрут, соединяющий Квинс с Бруклином. Но G так петляет, что езда на нем – настоящее путешествие. Сидя в вагоне, я украдкой оглядывалась по сторонам – не видит ли кто, что глаза у меня мокрые, но бояться было нечего: народу в поезде оказалось немного, редкие пассажиры равнодушно скользили по мне глазами, лишь иногда останавливаясь взглядом на моих татуировках.
Поезд был медленный до безобразия. До «Форт-Хэмилтон-парквей» мы ехали больше часа. Оттуда на кладбище Гринвуд я пошла пешком. Входя в кладбищенские ворота, пожалела, что не могу прийти вот так же к матери. Не могу сказать, что верю в духов, но и сказать, что не верю, тоже не могу. В конце концов, энергия ведь не исчезает просто так. Прах моей матери стоял у отца в доме. Каро говорила, что он даже не вскрыл пакет, в котором получил урну из крематория; так и засунул в какой-то шкаф. У меня было немало причин ненавидеть отца, и то, что он не дал моей матери достойного места упокоения, было не последней из них.
Я не знала, смогу ли найти могилу Каро. На этом кладбище я была всего один раз, когда меня привез сюда Тео, и мы на его машине долго петляли по узким дорожкам в поисках нужного места. Зато теперь, пешком, я шла от ворот к дальнему краю кладбища более или менее по прямой, разглядывая по пути замшелые от старости холмики, из которых, будто поганки, торчали покосившиеся могильные камни. Мое внимание то и дело привлекали памятники и целые мавзолеи – призраки фантазии давно ушедших людей. На кладбище оказалось немало прекрасных статуй и надгробий, но стоило мне подойти поближе, как я видела очередное напоминание о чьей-то утрате. Иные мавзолеи представляли собой уменьшенные копии египетских пирамид или средневековых замков, но возле них я не задерживалась – ведь это были памятники не столько конкретным людям, сколько их раздутому эго; а вот каменные младенцы, ягнята и безутешные влюбленные трогали меня до слез. Я никогда не считала себя сентиментальной, просто царившая на кладбище атмосфера непреходящего горя буквально проникала под кожу, словно сырость, от которой начинало ломить кости.
В общем, когда я добралась до могилы сестры, то уже готова была лечь рядом с ней и заплакать. Строчка из ее письма – «с Дейрдре трудно» – все еще преследовала меня, но, надо признать, сестра была права. Со мной не просто было трудно – я гордилась своим занозистым характером, и это делало меня похожей на тех, кого я особенно презирала. Пожалуй, впервые в жизни я задумалась о том, когда стала такой, – и поняла, что не помню время, когда со мной все было бы иначе. Значит, такова моя природа.
– Зря ты не поделилась со мной своим несчастьем, пока была жива, – сказала я, плюхаясь на траву рядом с могилой. – Тогда все было бы намного легче.
Заполненная землей, могила выпирала над зеленой травой выпуклым коричневым шрамом. Временную табличку из камня закрывал букет белых роз, чьи крупные тяжелые бутоны поникли, словно уснули.
Я долго сидела молча, жалея, что я не экстрасенс и не могу поговорить с духом сестры. «Почему ты не рассказала мне обо всем, что с тобой происходило? – спросила бы я у нее тогда. – Зачем бросила жалкие крохи перед самым уходом?»
В тишине кладбища я невольно задумалась о разнице в настроении между письмами, адресованными мне и отцу. Тот парень, Тодд, из «Склепа Озириса», говорил что-то насчет разных версий. Может быть, это потому, что мне она писала второпях, рано утром, меньше чем за час до смерти. Ее письмо отцу было задумчивым и размеренным, хотя и содержало в себе неприятную правду. А сообщение мне – торопливым и каким-то испуганным. Может, она действительно чего-то боялась?
«Тео уже убил одну жену, и это сошло ему с рук. Заставь его ответить за мою смерть, чего бы это тебе ни стоило».
Отец Тео признался, что его сын появлялся дома в то утро, часов около пяти, но сразу ушел. Бен сказал, что они с Каро договорились встретиться у ее дома, но потом их планы изменились – сестра решила прийти к нему сама. С одной стороны, я понимала, что внезапное появление Тео могло так напугать Каро, что она поспешила написать мне; с другой стороны, у меня было ощущение, что тут не хватает какой-то маленькой детали, которая все объяснит.
Знать бы, что она хотела, чтобы я сделала… Но она не оставила мне и намека.
Или все же оставила?
Вся информация из «Склепа Озириса» исчезла, но это ведь не единственный цифровой след моей сестры. Я вспомнила о фотографиях и карте памяти, которые она передала мне. Те огромные таблицы были сюрпризом. А вдруг там было еще что-то, какая-нибудь деталь, которой я не заметила потому, что не знала, что искать?
Мысль об этом не давала мне покоя всю дорогу до Квинса. Настолько, что я даже не зашла в любимую чайную «Кунг-фу ти» недалеко от дома. Но, свернув в свой квартал, сразу увидела полицейскую машину, которая стояла прямо рядом с моим домом, мигая синими огнями.
На лужайке у дома квартирная хозяйка Сэйра Мукерджи объясняла что-то полицейскому в форме. Тот записывал и кивал. Сэйра заметила меня и замахала руками.
– Нас ограбили! – громко вопила она.
Я поспешила к
