Кораблики, или «Помоги мне в пути…» - Владислав Крапивин

– А он где, Петька-то?! – не выдержал я.

– Гуляет. Он гуляет. Кыс гуляет. Чего еще делать? У нас всегда есть время… Вот и ходит. Наверно, где Сор-гора ходит. Я сказал: "Петька, собирай всякую мелочь, банки, склянки, кусочки, будем делать солдатиков. Сделаем много, деньги будут, тебе штаны-фуфайку купим, скоро осень, как без них?" Не знали, что папа приедет. Он не знал, я не знал…

– Где эта Сор-гора?

Сивка дернул меня:

– Пойдем, дядя Пит!

Оказалось, что Сор-гора – это холм на месте старой заросшей свалки. Рядом с Пристанями. Там, если постараться, отыскать можно что хочешь. Вот пристанские мальчишки и ходят туда за добычей.

– Дядя Пит, не горюй! Там-то мы его точно найдем!

К Сор-горе вел узкий проход между остатками кирпичных складов и развалившейся загородкой из пористых бетонных плит. Опять пришлось пробираться через сорняки, перемешанные с обрывками колючей проволоки. Зато гора была уже вот она, перед нами. Серая, похожая на гигантский муравейник, покрытый кустами и всякой рухлядью. И на склонах – будто и правда деловитые муравьи – копошились десятки ребятишек.

Там, совсем недалеко, где-то и мой Петька! Скорей же!!

Мы были у подножия, когда раздался тонкий вскрик. И сразу – еще крики:

– Робины, чух! Клюва идут!

И заметались, кинулись с горы.

Я замер, Сивка тоже.

"Робины" – значит "ребята", это я знал. "Чух" – "берегись". "Клюва" – "полицейские". Это меня, что ли, мальчишки заподозрили?

Нет, не во мне дело! Рослые служаки в серых форменных блузах и высоких касках цепью бежали из-за бугра. Вроде бы не шибко бежали, но как-то случилось, что у них в охапках оказывались орущие, бьющие руками-ногами мальчишки. А сверху с негромким шелестом винтов спускались два черно-голубых вертолета…

Господи, вот еще напасть! Ни раньше, ни позже!

Из-за ржавого кузова фаэтона выскочил голенастый пацан в грязной майке с обезьяньей рожей на груди. В десяти шагах от меня. Он бежал, а руки прижимал к плечам – держал что-то. Вокруг шеи у мальчишки был… серый мохнатый воротник. С блестящими глазами.

– Петька-а!! – я кинулся навстречу.

Он встал. Замер. Уронил руки. Кот упал в траву.

Петька сморщил лицо, закричал как от боли:

– А-а!.. – подскочил, ткнулся мне в куртку лицом, обхватил меня, как толстое дерево, прижался щекой. Задергался в плаче. – Пит… Правда, ты?..

В этот момент к нам широко шагнул из сорняков пожилой полицейский с лейтенантскими звездочками над козырьком белого шлема. Крепко взял Петьку за локоть.

– Назад! – сказал я со смесью ярости и счастья.

– В чем дело, сударь?

– А вы не знаете, лейтенант? Девятая статья Международной конвенции о неприкосновенности личности! В том числе и ребенка!

– Но есть и закон об охране детства, сударь. В соответствии с ним мы и задерживаем бесприютных детей. Чтобы уберечь и спасти…

– Это не бесприютный, а мой!

Лейтенант сказал менее уверенно:

– Странно, однако. И не очень правдоподобно. Объяснитесь тогда…

– Объясняюсь… – Я понимал, что лучше ничего не придумывать и не скрывать. – Мальчик ушел из дома, потому что думал, что я погиб в экспедиции. А я уцелел. И вот нашел его… Затем, чтобы вы его у меня отобрали?

Петька притиснулся ко мне плотнее. Вцепился намертво.

Пожилой лейтенант, видимо, не был отъявленным службистом. И лицо довольно интеллигентное.

– Странная, однако, история. Согласитесь, сударь, что мне трудно вот так взять и сразу поверить…

– Во что поверить, черт возьми? Что я уцелел и не погиб?

– В то, что это ваш сын.

– Да с какой стати я буду хвататься за чужого мальчишку?!

– Бывает, что хватаются. Этакие добренькие спасатели! Выручат от нас, а потом опять – гуляй, мальчик, бродяжничай…

– Это мой отец, – сдавленно сказал Петька. – Отстаньте от нас… – Он не отрывал от меня лица.

– И все-таки… – Лейтенант был в явном замешательстве. – У вас есть какие-нибудь доказательства?

– Какие еще доказательства? Посмотрите на мальчика!.. А время паспортов и личных картотек, по-моему, давно прошло.

– Тогда по закону необходим свидетель. Хотя бы один… Чтобы я мог отпустить вас, не нарушив инструкцию.

– Я свидетель! – звонко заявил Сивка. Он стоял тут же, с Кысом на руках. Смело задрал подбородок.

– А ты, "свидетель", помалкивай, – ворчливо сказал я. – Петькин двоюродный брат.

А что мне оставалось делать?

– Да! – дерзко подтвердил Сивка. – Пит! Скажи!

Петька кивнул, по-прежнему не отрывая лица от моей куртки – мазнул по ней щекой.

– И все же нам лучше отправиться в отделение, – мягко, но непреклонно проговорил лейтенант. – Поймите меня. Полицейские – рабы всяких правил… Это недолго, на нашем вертолете…

Этого еще не хватало!

Во-первых, где я возьму свидетеля? Во-вторых, станет ясно, что Сивка – не родственник. В-третьих, может всплыть многое, в том числе и вчерашнее приключение со стрельбой. Еще неизвестно, чем это кончится…

И меня осенило!

– Постойте, лейтенант! Есть доказательство. Смотрите… – Я подцепил на Петькиной пояснице подол майки, задрал его выше лопаток. – Видите родинку? Вот… А теперь извините за вынужденный стриптиз… Петушок, отцепись… – Я сбросил куртку и рывком поднял на спине рубашку. – Гляньте, лейтенант! Похожее клеймо? По-моему, нет свидетельства вернее, чем генетический код.

Лейтенант был явно смущен и в то же время успокоен.

– В самом деле… Ну, рад за вас, сударь. И за вашего сына. Не бегай больше, постреленок… Можете быть свободны, господа. Тем более, что мальчик у нас еще не зарегистрирован среди задержанных. Честь имею… – Он взял под козырек, сделал шаг в сторону и озабоченно глянул на склон Сор-горы.

Там все уже было кончено. Видимо, кое-кому из мальчишек удалось уйти, а последних из пойманных заталкивали в вертолеты.

Петька, тихонько всхлипывая, опять вцепился в меня. В локоть.

Полицейский снова глянул на нас. Развел руками:

– Такая вот работа… Вашему сыну повезло, а этих-то куда девать? Вот и приходится… А они, дурни, бегают, не понимают своего счастья…

– Это где счастье? На "Розалине", что ли? – вдруг ощетинился Петька. Горько и бесстрашно. – А вы знаете, какая там каторга?!

Лейтенант не рассердился. Кивнул. У него были усталые глаза с темными, будто запыленными веками.

– Ну, было там всякое, знаю… Худо приходилось ребятишкам. Сейчас разобрались, прогнали кого следует. А нынешний план – операция "Розалина" – это чем плохо? Я бы и своих отправил, кабы позволили.

– Что за операция? – неуверенно спросил я. И погладил Петьку по лохматой макушке – мол, все страшное позади, Петушок.

– Вот те на! – лейтенант неофициально развел руками. – Откуда вы свалились, господа? Несколько дней все газеты и экраны трубят: "Операция "Розалина"!", "Операция "Розалина"!". Да вот, гляньте сами. Чтобы не думали, что "клюва" забирают детишек в тюрьму…

Из прицепленного к поясу планшета он вытащил сложенную газету. "Старотопольские ведомости", по-моему. Развернул. В глаза сразу бросились заголовки:

"Наконец-то правительство вспомнило о беспризорных детях!"

"Операция "Розалина" – под международным контролем!"

"Бывшая тюрьма становится островом счастья!"

"Это будет рейс радости и надежды!"

Я бегло пробежал кое-какие строчки. И понял вот что: ЧПИД все же погорел на своих "педагогических методах", нравы детской плавучей каторги стали известны какой-то независимой внеправительственной комиссии. Воспитателей-садистов прогнали. А Международное общество охраны детства и всякие другие организации разработали грандиозный проект.

По этому проекту "Розалина" и второе громадное судно – "Розалина-2", где колония для нескольких тысяч девочек – через наше мелководное водохранилище и каналы выйдут в настоящее море. Там их встретят несколько современных океанских судов. Ребятишек расселят по каютам. И весь этот народ отправится в долгое, на несколько месяцев, плавание к берегам разных стран, к южным островам. Будут знакомиться с планетой, будут отвыкать от прежней жизни, учиться у опытных и умных наставников-добровольцев. А в это время здесь, в Республике, власти развернут строительство новых поселков для детей. В них дети станут жить с приемными родителями, которых немало будет найдено за этот срок. Или с добрыми воспитателями. Не в казармах, а под уютной семейной крышей.

То есть уедут около двенадцати тысяч безнадзорных, ощетинившихся, не верящих ни во что хорошее ребятишек, а вернутся перевоспитанные юные граждане, оценившие заботу и любовь, и жизнь у них начнется радужная…

По крайней мере, так я понял этот план. И не было времени и желания размышлять над ним и обсуждать его. Потому что главное – Петька! Вот он!..

Лейтенант оглянулся на вертолет:

– Газету – дарю. На память о счастливой вашей встрече. И желаю благополучия… – Он козырнул и рысцой двинулся к вертолету.