Анна Керн: Жизнь во имя любви - Владимир Сысоев

Соболевский очень много знал о личной жизни Пушкина и Анны Петровны, но не поведал об этом даже после смерти поэта, ибо считал, что «неприлично пользоваться, для увеселения публики, дружескою доверенностию покойного». Небольшое письмо–воспоминание, написанное им в 1867 году историку М. П. Погодину, да статья «Таинственные приметы в жизни Пушкина», опубликованная в 1870 году в «Русском архиве», – вот всё, что он счёл возможным предать публичной огласке. Но одна данная им характеристика заменит несколько страниц иных воспоминаний: «Отличительною чертою Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых и был благодарен за оказанную ему дружбу, особенно тем, которые любили в нём его личность, а не его знаменитость; он ценил добрые советы, данные ему вовремя, не в перекор первым порывам горячности, проведённые рассудительно и основанные не на общих местах, а сообразно с светскими мнениями о том, что есть честь, и о том, что называется честью…»

«Я ЕХАЛ К ВАМ…»

19 октября 1828 года Пушкин приехал на квартиру Дельвигов, чтобы засвидетельствовать своё почтение Софье Михайловне, у которой 20 октября был день рождения. У Дельвигов, как всегда, находилась Анна Керн. Был обед, а потом задушевная беседа. Разговор шёл о предстоящем отъезде поэта в Тверскую губернию, в Малинники, к Прасковье Александровне Осиповой. С собой Пушкин привёз двухтомник римского поэта Стация во французском переводе «L' Achil–leide et les Sylves de Stece» (Ахиллеида и Сильвы Стация), издания 1802 года; на обороте предтитульного листа первого тома он набросал:

Вези, вези, не жалей,Со мной ехать веселей.

Созвучные этой встрече шутливые строки из стихотворения Стация:

Жалкие вы, знатоки, кому важно отличье фазанаОт журавлей, на родине зимующих; потрох какогоГуся жирней; чем тусский кабан благородней умбрийских,Или нежней на каких студенистая устрица травах!Hac – радушный приём, разговор, с Геликона идущий, —Шутки и радостный смех скоротать побудили приятноНочь в середине зимы и сладостным сном не забыться…

навеяли Пушкину шутливый экспромт:

Мне изюмНейдёт на ум,ЦукербротНе лезет в рот,Пастила не хорошаБез тебя, моя душа.

На основании собственноручной приписки, сделанной под стихотворением Анной Петровной: «А. К. 19 окт. 1828–го года, С. П–г.», можно утверждать, что оно или было посвящено ей, или является плодом их совместного с Пушкиным творчества.

Вечером, распрощавшись с дамами, Пушкин вместе с Дельвигом отправился в гостиницу Демута, где в номере лицеиста А. Д. Тыркова происходило празднование очередной, 17–й годовщины Царскосельского лицея. Пушкин вёл протокол встречи, в конце которого записал следующее четверостишие:

Усердно помолившись Богу,Лицею прокричав ура,Прощайте, братцы: мне в дорогу,А вам в постель уже пора.

В ночь на 20 октября поэт на целых шесть недель уехал в Малинники. Спустя неделю в письме Алексею Вульфу, уже из тверского имения его матери Пушкин почтительно приветствовал оставшихся в Петербурге друзей: «Здравствуйте; поклонение моё Анне Петровне, дружеское рукопожатие Баронессе… »

Надпись, сделанная А. С. Пушкиным и А. П. Керн на книге Стация. 1828 г.

«По отъезде отца и сестры из Петербурга (25 сентября 1828 года. – В. С.), – цитируем далее воспоминания Анны Петровны о Пушкине, – я перешла на маленькую квартирку в том же доме, где жил Дельвиг{51}, и была свидетельницею свидания его с Пушкиным. Последний, узнавши о приезде Дельвига, тотчас приехал, быстро пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг у друга руки и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях.

В эту зиму (1828/29 года. – В. С.) Пушкин часто бывал по вечерам у Дельвига, где собирались два раза в неделю лицейские товарищи его: Лангер{52}, князь Эристов{53}, Яковлев{54}, Комовский{55} и Илличевский. Кроме них, приходили на вечера Подолинский, Щастный, молодые поэты, которых выслушивал и благословлял Дельвиг, как патриарх. Иногда также являлся Сергей Голицын{56} и Михаил Иванович Глинка, гений музыки, добрый и любезный человек, как и свойственно гениальному существу».

Сколько имён, сколько интереснейших личностей в кругу общения Анны Керн!

По мнению некоторых исследователей, одним из поклонников Анны Керн был упомянутый Алексей Дамианович Илличевский (1798—1837), и она отвечала ему взаимностью. Однокурсник Пушкина и Дельвига по Лицею, в ученические годы он по лёгкости пера превосходил товарищей и на равных соперничал с Пушкиным. Лицеисты даже называли его «Державиным». Особенно силён Илличевский был в эпиграммах, некоторые из них впоследствии даже приписывали Пушкину. В 1817—1821 годах он служил при томском генерал–губернаторе, затем в Министерстве государственных имуществ. После возвращения Пушкина из ссылки в Петербург Илличевский продолжил общение с ним. В 1827—1828 годах Пушкин подарил ему вторую главу «Евгения Онегина» с посвящением «Другу Олёсеньке от Француза». Впоследствии он превратился в посредственного поэта, выпустил книгу стихов «Опыты в антологическом роде» (1827). Обычно остроумный и приятный в беседе, Илличевский временами становился вспыльчивым и сварливым, а мнительный и самолюбивый характер мешал его сближению с товарищами.

«Илличевский написал мне, – вспоминала Анна Петровна, – следующее (шуточное, но с большим подтекстом. – В. С.) послание:

Без тебя в восторге нем,Пью отраду и веселье.Без тебя я жадно емФабрики твоей изделье{57}.Ты так сладостно мила,Люди скажут небылица,Чтоб тебя подчас моглаМне напоминать горчица.Без горчицы всякий столМне теперь сухоеденье;Честолюбцу льстит престол —Мне ж – горчичницей владенье.Но угодно так судьбе,Ни вдова ты, ни девица,И моя любовь к тебеПосле ужина горчица.

Он называл меня:

Сердец царица,Горчичная мастерица!»

«На вечера к Дельвигу, – продолжаем цитировать воспоминания Анны Петровны, – являлся и Мицкевич. Вот кто был постоянно любезен и приятен. Какое бесподобное существо! Нам было всегда весело, когда он приезжал. Не помню, встречался ли он часто с Пушкиным, но знаю, что Пушкин и Дельвиг его уважали и любили. Да что мудрёного? Он был так мягок, благодушен, так ласково приноровлялся ко всякому, что все были от него в восторге. Часто он усаживался подле нас, рассказывал сказки, которые он тут же сочинял, и был занимателен для всех и каждого».