Записки городского хирурга - Дмитрий Правдин

– Почему? – улыбнулся я. – Разумеется, он будет. Только он не знает вашего мужа.

– Прочитает историю болезни, вы расскажете. Подождите, к чему вы клоните?

– Ну, догадались? – еще шире растянул я рот в глупой улыбке. – Хочу завтра его выписать домой!

– А мне он не нужен, – спокойно проговорила жена Брускова.

– То есть как? – Улыбка стала медленно стекать с моего лица. – А кому и куда его отдать? Он же сам еще не ходит?

– А где взяли, туда и верните! С кем пил, тот пусть его и забирает. У вас все? – встала со стула Брускова, собираясь уйти из ординаторской.

– Ольга, подождите! Так не годится! Скажите день, когда вы заберете Федора, я подготовлю документы. Желательно, чтобы пока я на отделении работаю. Составлю подробную выписку, чтоб ему инвалидность оформили. Хоть пенсию будет получать.

– Здорово! – ухмыльнулась Ольга. – Он ни дня, как институт закончил, нигде не работал. Все свои картинки малевал, никому не нужные. Пил, гулял, баб топтал, ему еще и пенсию! Нормально!

– Но он же инвалид!! Ему пенсия полагается!

– А, еще и инвалид! Да на кой он мне сдался? Доктор, я его забирать не буду!

– Может, Марина к себе пока приютит?

– Да, Марина? Она с маленьким ребенком, с мужем и его родителями в двушке ютятся! Только им папаши-инвалида для полного счастья не хватало!

– Но надо как-то решать? Вы, насколько я знаю, ему законная жена! Вы развод не оформляли?

– Нет! Но забирать я его не намерена! Его полгода дома не было! Он где-то пьет, гуляет, а когда в беду попал, Оля его должна содержать? Дудки! Хватит и того, что я здесь за ним горшки выношу.

Жена Брускова ушла. Я пригорюнился. Куда его деть?

– Доктор, к вам можно? – обратилась ко мне весьма вульгарного вида дама, стоявшая в дверях. Одета в мятый, грязный, лимонного цвета пиджак, по плечам разбросаны давно не чесанные, плохо закрашенные хной седые волосы. Дама явно щеголяла яркой помадой на толстых губах. От посетительницы разило свежевыпитым самогоном, причем низкого качества. – Я не одна! – добавила она и поправила волосы желтыми прокуренными пальцами.

– Проходите! – без особой радости пригласил я.

– Я – Люсьен! – отрекомендовалась посетительница.

– Натали! – на французский манер представилась ее спутница. Та предпочитала в одежде длинный черный болоньевый плащ, изрядно пожеванный и забрызганный внизу жирными пятнами, левый рукав был в двух местах прожжен сигаретой. Из-под плаща выглядывала оранжевая водолазка, нескромно обтянувшая большие обвислые груди без лифчика. На голове был стального оттенка короткий парик. И та же ядовитая помада на разбитых губах. Она пахла тройным одеколоном и дешевыми сигаретами.

– Я – жена Федора Брускова, – гордо выпрямив голову, заявила Натали. – А это наша общая подруга, – кивнула она в сторону лимонного пиджака. – Могу я с ним переговорить?

– Насколько я знаю, у него уже есть жена, – заявил я колоритной дамочке.

– Какая? – встряла в разговор Люсьен. – Натали – его настоящая жена! Он ее любит!

– Отлично! – обрадовался я. – Вот Натали его и заберет! Готов выписать хоть сегодня!

– То есть как? А куда я Борю дену?

– Какого Борю?

– Мой новый муж! Я женщина видная, мужским вниманием не обделена! – Натали кокетливо, оттопырив мизинец, мягко потрогала разбитую верхнюю губу. – Пока Федя в больнице прохлаждался, мое сердце заполонил другой!

– Может, вы возьмете? – посмотрел я на Люсьен.

– Что вы, – улыбнулась она, продемонстрировав частичное отсутствие нескольких передних зубов. Не успел сосчитать, сколько всего их недоставало. – У меня Альберт.

– Так тогда зачем вы пришли?

– Поговорить! Я хочу сказать, что между нами все кончено!

– Боюсь, вы не вовремя! Там его законная супруга сидит!

– Тем лучше! – вскрикнула Натали и, не прощаясь, бросилась из ординаторской.

– Стойте! – бросился я следом. – Не ходите! Там жена!

– Успокойтесь, доктор! – преградила мне дорогу Люсьен. – Пусть они поговорят.

– Отойдите в сторону! Пропустите! Вы что, хотите, чтоб тут разборки были?

– Какой скандал? Мы – люди интеллигентные, спокойно разговаривать умеем, без лишних эксцессов, – обдала меня выхлопом некачественного этанола интеллигентная дама.

Минут пять ушло, чтоб избавиться от Люсьен. Похоже, они заранее с Натали договорились, как действовать.

Влетел в палату. Картина более чем мирная. Жена спокойно сидит у изголовья Федора. Натали стоит в дверях:

– Поправляйся, сокол ты наш! Привет от Альберта и Миши! – и послала воздушный поцелуй.

– Лю-лю-лю! – пытался выдавить из себя Брусков, приподнявшись на локтях. Но, обессиленный, упал на кровать и заплакал.

– Пока, малыш! – улыбнулась полубеззубым ртом Люсьен и выпорхнула из палаты.

– У вас все в порядке? – обеспокоенно спросил я у Ольги.

– Да, вполне! – подтвердила жена Брускова. – Но теперь я его точно не заберу! Уже девки его сюда приходят при живой-то жене!

– Но она вроде как сказала, что с неким Борей остается.

– А это уже никакой роли не играет. Все, доктор, делайте с ним что хотите! Я не возьму!

– И что мне прикажете делать?

– Хотите – студентам на опыты отдайте! Я все, какие надо, бумаги подпишу! Он не дееспособен, я так понимаю?

– Да, правильно понимаете, пока так! Но на опыты мы людей не отправляем. А где ваша дочь? Что-то она самоустранилась?

– У нее ребенок заболел! Она пока посещать отца не сможет. Я тоже больше не приду.

– Павел Яковлевич, – обратился я к заведующему после ухода Ольги. – И что мне с Брусковым делать? Родственники категорически не желают его забирать.

– Оформляйте в дом престарелых.

– Его туда примут? Брускову всего 50!

– Да! Куда деваться? Будут сопротивляться – у нас есть рычаги воздействия. Собирай документы. Позвони к ним, узнай перечень бумаг. Действуй.

– А если не успею? Я с первого июля в дежуранты подамся.

– Не успеешь – значит, Вася Носов продолжит, он вместо тебя выходит.

Ни я, ни Вася Носов не успели оформить документы. Свободный художник Федор Григорьевич Брусков, 50 лет отроду, скончался от обширного инфаркта миокарда в ночь с 3-е на 4-е июля. Жена хоронить поначалу отказывалась.

Грустно, но подоспела пора поведать и про Федора Брагина. История его весьма печальна, но столь поучительна, что наводит на некие философские рассуждения. Она не отнимет у вас много времени, потому решил поведать ее целиком.

Месть Федора Брагина

За окном цвела черемуха, теплый ласковый луч солнца сквозь стекло тешил небритое лицо Федора. Он жмурился, щурил глаза, но голову в сторону не отклонял. Федор Брагин, 45-летний, когда-то крепкий и сильный мужик, сейчас лежал на кровати, изможденный и слабый, в одиночной палате и погибал от панкреонекроза. [1]

Он перенес уже пять операций, но состояние лучше не становилось, болезнь прогрессировала, и смерть уже занесла над ним свою длань. Федор чувствовал: дни его сочтены, все потуги врачей спасти ему жизнь тщетны, а уход из жизни – лишь вопрос времени.

Уже две недели он боролся за свою жизнь. Именно столько его некогда мощный организм сопротивлялся болезни, которая обгладывала его на глазах. Он умом понимал, что вряд ли когда выйдет отсюда. Он радовался солнечным лучам, его пьянил запах цветущей черемухи. Федору хотелось подойти, открыть окно и упиваться запахами и теплом. Но сил хватало, только чтобы повернуться на бок и слегка приподнять руки, так как ногам он уже был не хозяин.

Еще три недели назад он легко переносил свое стокиллограммовое тело мощными ногами, играючи закидывал в кузов грузовика мешки с пшеницей под центнер каждый, а сейчас поднятие руки давалось с большим трудом. Болезнь высосала из него все соки. Лишь сила духа и природное жизнелюбие не позволяли ему так скоро оставить этот бренный мир. Он никак не хотел умирать!

Федор Брагин – отставной майор-танкист, поэтому с колесно-гусеничной техникой он был всегда на «ты». Десять лет назад, после демобилизации, вернулся в родную деревню Камыши, всеми правдами и неправдами взял кредит в банке и организовал фермерское хозяйство. Поначалу процесс не ладился, но несколько лет тяжелого труда и бессонных ночей, а также врожденное упрямство взяли вверх, и его дела потихоньку пошли в гору. Вскоре бывший танкист крепко встал на ноги и превратился в довольно обеспеченного человека.

Жена Федора Вера, женщина сугубо городская, тягу мужа к земле и родным местам поначалу восприняла в штыки и категорически отказалась стать жительницей Камышей. Она на расстоянии внимательно следила за его успехами, но к мужу присоединиться не торопилась. Но два года назад, когда майор уже развернулся, возвел трехэтажный коттедж и приобрел приличный автопарк, вернулась. Дочь их, Маргарита, к тому времени закончила юридический факультет, удачно вышла замуж за модного адвоката и в опеке родителей больше не нуждалась.

Вера оставила свою городскую квартиру молодым и переехала к Федору, но не одна, а со своей мамой, Людмилой Петровной, женщиной желчной во всех отношениях. Федор к такому повороту событий оказался не готов, но делать было нечего, так как официальный развод он так и не удосужился оформить. Посему скрепя сердце вынужден был принять свалившееся на голову пополнение.