Записки городского хирурга - Дмитрий Правдин

– Хорошо, раз старший хирург настаивает – схожу. Только сумку соберу.

Идти и на самом деле оказалось недалеко. Из окна их двушки отлично просматривался приемный покой больницы. Больная под стать сестре – красавица писаная. Но и на красавиц, оказывается, нападает дизентерия. Болезнь грязных рук не щадит никого.

– Похоже на дизентерию. Надо ее в Боткинскую больницу переправлять, – сделал я окончательный вывод после осмотра больной девушки.

– И что нам теперь делать? – испуганно спросила София.

– Вызову «Скорую», и ее отвезут в инфекционную больницу.

– А у нас полиса нет! Как быть?

– Первые три дня должны лечить бесплатно, потом или платите за пребывание, или делаете временный полис. Вам все объяснят. – Я набрал «03».

– Спасибо вам, доктор, – вышла провожать в прихожую София.

– Не за что! – отмахнулся я, надевая туфли. – Вот, сумку забыл в комнате. – Выпрямился и посмотрел на девушку.

– Доктор, это… – замялась она и покраснела.

– Что? – посмотрел ей прямо в глаза. Я терпеливо ждал, пока она подаст мне сумку.

– У меня денег нет, чтоб вам заплатить! Возьмите натурой! – София потупила голову и стала расстегивать блузку, демонстрируя полное отсутствие нижнего белья.

– Ты что, дура?

– Не бойтесь, я не заразная! – еще больше вспыхнула девушка.

– Сумку подай! – не выдержал я. – У меня, между прочим, жена имеется!

– Ой, извините! – обрадовалась София, застегнув блузку и отдавая мне сумку. – А я думала, что раз не уходит, значит, хочет, чтоб рассчиталась. Извините меня! И спасибо за помощь!

– Дура! – бросил я и пошел на выход.

– Ну, что там? – поинтересовался Борода.

– Дизентерия. Ела немытые персики.

– Не подвело чутье старого хирурга! Если бы к нам приперли ее, пришлось в Боткинскую переправлять. Сам знаешь, как это сложно сделать. Кал на дизгруппу. Извещения. То-сё! Молодец, избавил нас от геморроя.

– Но, Геннадий Викторович, не дело на дом ходить.

– Да брось ты, Дима! Не надо из мухи слона делать. Что, переломился?

– Нет, но это не наша обязанность. Есть на такой случай поликлиника, участковый врач, в конце концов.

– Да, поликлиника! Половина пациентов к нам обращается из-за того, что в поликлинику не могут выстоять очередь. А участковые терапевты до того загружены вызовами, что неделя пройдет, пока они до тебя доберутся! По себе знаю. Проходили уже, и не раз! Ты же врач, Дима! Ни в коей мере нельзя отказывать в помощи. Особенно если тебя просят!

– Я с вами согласен. Но, однако, мы врачи стационара. Да и полномочий у нас таких нет!

– Заладил: врачи стационара, полномочия, нам не положено! Да был бы помоложе, сам бы сходил. Ничего зазорного в этом не вижу. Я по молодости на Алтае в ЦРБ работал, знаешь, по сколько километров наматывал, чтоб больных осмотреть? И все пешком! Вам, молодым, не понять!

– Я тоже 10 лет в ЦРБ отпахал на Дальнем Востоке и в помощи не отказывал! Никому.

– Ну, тогда дважды молодец!

В связи с жарой численность пациентов несколько снизилась, зато скакнула смертность. Духота переносится хуже, чем стужа, особенно пожилыми людьми. Несколько человек скончались в приемном покое. Доставляли их, правда, не к хирургам, а к терапевтам. Плохо с сердцем.

Даже при самом быстром подходе к делу (снятие ЭКГ, забор анализов) спасти человека можно не всегда по одной простой причине: в приемном покое, кроме анальгина и папаверина, лекарств никаких НЕТ. Чем помочь? Диагноз установили – и в реанимацию, если успеют довезти.

Смертность в 1000-коечной больнице в густонаселенном мегаполисе поистине высокая. Каждый день умирает не менее пяти пациентов. В праздники и в жару эти цифры увеличиваются. Количество скончавшихся людей в нашей больнице гораздо больше, чем составляли потери Советской Армии в Афганской войне за такой же период времени. По крайней мере, по официальным данным.

Умерла пожилая пациентка, которую я оперировал. Бабушке 85 лет, запушенный рак толстой кишки. Смерть ожидаемая. Иду на вскрытие в морг. Так положено. Либо тот, кто оперировал, либо тот, кто после лечил. Врач от отделения, где умерла больная, должен обязательно присутствовать на вскрытии.

Морг переполнен. Помимо умерших в больнице вскрывают и тех, кто скончался по участку. Такого ужаса мне пока не приходилось встречать. В нескольких секционных залах я насчитал порядка 40 трупов. Всем места не хватает. Лежат поперек столов по трое-четверо. Зияют пустыми животами и грудными клетками, а рядом сложены извлеченные внутренние органы.

Кругом вонь, духота, мухи! Чтоб не стошнило, надеваю маску. Помогает мало, но хоть что-то. Те, кому не хватило столов, лежат валетом на каталках. Причем при жизни они вряд ли такое себе бы позволили. Мужчины лежат в обнимку с женщинами, старухи – с молодыми парнями. Бр-р-р-р!

Санитаров не хватает. Врачи вскрытия не производят. Они только осматривают внутренности, отрезают маленькие кусочки от органов и направляют их на исследования. Разрез и зашивание – прерогатива санитаров. За отельную плату они же через крупные сосуды отмывают кровеносную систему от крови и заполняют раствором формалина. После этого труп некоторое время не гниет, что особенно актуально в такую жару.

Санитары морга – особая каста. Мне кажется, ими не становятся, а уже рождаются. Как еще можно назвать тех, кому нравится вкалывать в морге? Молодые парни, им еще нет и 30, посвящают свою жизнь служению мертвым. Я вижу, с какой любовью точит нож 25-летний атлетически сложенный юноша; как он, высунув язык, точным, выверенным движением старательно рассекает человеческую плоть острой каленой сталью; как ловко, одним рывком, достает органы и заботливо раскладывает их на секционном столе. Знает ли его девушка, чем он занимается?

Я, врач-хирург, видел в своей жизни достаточно смертей, но привыкнуть к ним не смог. В институте нас учили анатомии и операциям на трупах. Мне это претило. Никогда не находил удовольствия в препарировании мертвых тел. Вспоминаю, как на одном из занятий по судебной медицине, где нас учили правильно вскрывать тела умерших людей, я случайно проткнул секционным ножом желудок. Какое неподдельное горе отразилось на лице санитара. Какая гамма чувств отобразила его мимическая мускулатура! Как он нежно погладил разрез на органе и чуть не прослезился. Оказалось, он заготавливал для кого-то из преподавателей трупные желудки. Тот писал диссертацию, для которой были необходимы целые органы. Очень сильно расстроился парень.

– Как же вы так неаккуратно поступили? Что я теперь скажу Виктору Михайловичу? – с неприкрытой тоской в голосе обратился ко мне санитар. – Он мне доверил ответственное задание, а из-за вас я его не выполню.

– Какая досада! – ответил я помощнику преподавателя. И из чистого озорства, уже нарочно, проделал в поврежденном желудке еще пару дырок. – Теперь можешь ничего не говорить!

Реакция последовала ошеломляющая! Парень разревелся, как красная девица, и выбежал вон из зала, размазывая по лицу градом катившиеся слезы. Такой вот попался ответственный, ценящий свою работу человек.

Посмотрел, как вскрывают нужную бабушку. Ничего криминального не обнаружил. Полное совпадение диагнозов. За патологоанатомом, перемещая специальную железную подставку, брела старушка в белом халате. Она записывает слова доктора. При таком потоке тел немудрено что-то перепутать.

– Эй, ты чего творишь?! – кричу санитару, укладывающему в живот уже осмотренного трупа чужие кишки и мозги.

– А в чем дело? – поднимает на меня глаза санитар, закончив запихивать внутренности, готовясь зашить разрез.

– Ты же чужие органы в покойника вложил! Смотри внимательно!

– Слушай, иди, куда шел! Покойнику не все ли равно, с чьими его кишками захоронят?!

Так и зашил!

Слегка покачиваясь от изведанного, вышел на улицу. Хоть там и стоит обжигающее пекло, но я себя почувствовал значительно лучше. Снял маску и вздохнул полной грудью. Маску без сожаления выбросил в урну.

Только в августе жара спала и на смену ей пришли затяжные дожди. На отделении тоже появились перемены. Начали возвращаться из отпусков студенты, и вновь открыли вторую половину отделения. Теперь не надо носиться по этажам и выискивать своих больных, госпитализированных на другие отделения, чтобы обозреть их и произвести надлежащую запись в истории болезни.

К счастью, пациенты за все это время встречались понятливые. Истерик по поводу того, что их определили на другие отделения, не устраивали. Попадались и с довольно недурственным чувством юмора.

– Где у вас больная Бочарова? – спрашиваю у медсестры кардиологического отделения, куда эту самую больную определили с подозрением на острый аппендицит.

– Вот там, в пятой палате! – подсказывает медсестра.

– Так, кто у нас тут свеженький? – задаю вопрос, войдя в пятую палату.

– А мы протухшие, что ли? – несется с дальней кровати.