Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

Токояма хмуро глядел на собравшуюся толпу, задача становилась все сложнее: просто похитить мальчишку, нейтрализовав охрану, – это одно. Сделать это на глазах у всего поселения уже сложнее. Сделать это на глазах у Хамы, да еще и успеть сорвать пророчество – совсем сложно, думал он. Особенно сильно он нервничал из-за того, что не контролировал ситуацию сам. В этом деле ему приходилось во всем полгаться на своего агента, который мог ошибиться или опоздать. Похищение или убийство божественного мальчика уже после исполнения пророчества было бессмысленным, ведь Хама достиг бы своей цели и вернулся в Японию с такими козырями, которым придворная «партия мира» уже ничего не могла противопоставить.

Пока Кумеда в отдалении болтал с хозяином трактира, Токояма прокручивал в голове различные варианты развития событий. Его беспокоило появление Хамы, и он боялся встретиться с ним глазами, осматривая толпу.

«А может, и не будет никакого исполнения пророчества? Может, это бредни? Кого может победить маленький ребенок? Как он это сделает? Почему мы вообще верим в эту древнюю сказку?» – успокаивал себя Токояма.

Тем временем Кумеда закончил общение с местными жителями и собирался начать ритуал. Он подошел к Токояме, который вновь надел непроницаемую маску, чтобы спрятать свои тревоги от напарника.

– Токояма-сан, не доводилось ли тебе участвовать в подобных ритуалах? Может, ты смог бы помочь мне советом или делом? – поинтересовался Кумеда.

– Это не мое дело, я никогда не занимался подобными вещами, – несколько зло ответил Токояма, раздраженный не лучшей обстановкой вокруг его задания.

– Тогда буду импровизировать на свой страх и риск, – сказал Кумеда и, развернувшись, пошел к алтарю.

Токояма продолжил напряженно вглядываться в толпу. Он боялся, что увидит там Хаму, но пока не видел его. Это напряжение нервировало всегда спокойного солдата.

«Уж лучше бы он появился и я уже знал, что он здесь, чем эта невыносимая неопределенность», – думал Токояма.

Кумеда подошел к алтарю и обратился с речью ко всем пришедшим на праздник. Неожиданно его речь прервал выкриками местный пьяница. Толпа зашумела и пришла в движение, старика утащили в задние ряды. Кумеда обратил все в шутку и продолжил свою речь. Ритуал начался, но ни Хамы, ни мальчика по-прежнему не было видно.

Вдруг кто-то завыл, заверещал, да так неожиданно, что вся толпа вздрогнула, а потом так же с облегчением выдохнула: это озоровал безымянный дурачок, которого звали кто Сенькой, кто Ванюшей, он на все откликался. Ему дали пряничка, и тот принялся его сосать беззубыми деснами.

Но когда японец обернулся к мешкам с рисом, то на противоположной стороне площади увидел в первом ряду мальчика. Он был непохож на местных детей, которых тут было довольно мало, явно выделяясь всем своим видом. По бокам от него стояли бледная женщина с бритой головой и крепкий мужчина с отменной выправкой, вероятно, офицер в штатском. Ошибки быть не могло, это тот самый мальчик.

Кумеда лихорадочно продумывал варианты действий. Он боялся поручить слежку за ним Токояме, которому не доверял, и боялся отвлечься от мальчика, проводя ритуал. После недолгих размышлений, он решил предоставить Токояме самому выпутываться из положения и сосредоточить усилия на мальчишке. Он быстро зашагал к напарнику.

– Бери чертовы мешки с рисом и проводи ритуал на алтаре. Я нашел мальчишку, – не терпящим возражений тоном приказал он Токояме, после чего повернулся к толпе и учтиво поклонился: – Друзья, с нашим ритуалом вас познакомит мой партнер Токояма-сан, в молодости он служил в синтоистском храме. Он настоящий мастер ритуалов.

Глава 9

Сороки, как и полагается их шумному племени, развели предостерегающую трескотню, как только Родин с компанией появился на опушке леса. Путники наконец достигли Александровска, и, к счастью, никто их не встречал на подходе. Только дворовые псы лениво брехали вслед, когда они двигались по задним грязным улочкам.

Троица срезала путь дворами, вышла прямиком к площади на другом конце городка и поспела к самому разгару праздника. Все опасения их были напрасны: их не то чтобы не ловили, на них не обратили ровным счетом никакого внимания – так все были разгорячены выпитым саке и увлечены происходящим на подмостках.

Только местный безымянный дурачок и оборванец встретил их дикой улыбкой беззубого рта и полез было на радостях обниматься с мальчиком. Родин оттолкнул юродивого в сторону, очистив дорогу спутникам. Приблизившись к сцене, они поняли, почему их появление не вызвало никакого интереса у жителей: несколько японцев, одетых в праздничные одежды, демонстрировали древнее искусство владения мечом «кэндо» – поединок на деревянных мечах, и это красочное и увлекательное действо захватило внимание всех без исключения.

Для забытой Богом глубинки это представление было событием из другого мира, другой жизни: свободной и яркой. Сами японцы, их одежды, оружие и манеры – все было непохожим на наше и потому завораживало и притягивало. Бесшумно и изящно передвигаясь по сцене, мастера клинка поражали точностью и красотой своих ударов. Внезапно невесть откуда послышался нечеловеческой силы вопль. Но совершенно точно так кричал человек – тот самый дурачок, который прицепился поначалу к япончику. Толпа замерла на мгновение, замялась, напряженную тишину снова разорвал вопль, и в следующую секунду все пришло в движение.

Оболонская крепко прижала к себе мальчишку и тревожно вглядывалась в промозглую даль, силясь разглядеть источник крика. Родин быстро сориентировался и определил, откуда шел звук, и то, что он увидел, заставило похолодеть даже его, видавшего виды военного хирурга и бывалого путешественника. Со стороны леса на толпу очень быстро несся иноходью бурый гигантский медведь, разбивая снежные торосы.

Деревенские собаки, почуявшие зверя, стаей неслись ему навстречу, разливаясь яростным лаем и захлебываясь им же от негодования. Обложив непрошеного гостя, собаки повисли на боках мохнатого, но лишь на минуту замедлили его ход: дикий хищник ловко сбросил с себя преследователей и с ужасающей точность нанес несколько ударов лапой, показавшимися со стороны легкими шлепками. Оставив позади бездыханные тела врагов, бурый убийца продолжил свое наступление на людей.

Безоружная толпа, в которой, на беду, не было ни солдат, ни конвоиров, словом, никого из профессиональных военных, застыла в оцепенении перед надвигающейся смертельной опасностью.

Юродивый вдруг сорвался с места и побежал на зверя, нелепо размахивая руками и выкрикивая какую-то тарабарщину. Нетрудно догадаться, что с ним сталось, когда он поравнялся с медведем: осевший в сугроб дурачок окрасил снег кровавыми следами. Толпа начала выходить из ступора, и первым, после юродивого, спохватился какой-то мелкий чиновник, нашаривший наконец на поясе кобуру и извлекший из нее револьвер.

Не успев толком прицелиться, чиновник пальнул скорее от отчаяния: в медведя он не попал и пал еще одной жертвой разъяренного зверя, который продолжил свой кровавый путь к людям. Неожиданно нашлась еще одна сила, решившаяся противостоять убийствам и всеобщему ступору: суровые и невозмутимые японские воины, минутой ранее фехтовавшие деревянными мечами, выхватили из сундуков с реквизитом настоящие клинки и плечом к плечу, стройной линией двинулись на врага. Идеальные и благородные воины с отточенными ударами: на этот раз им нечего было противопоставить груде мышц и инстинкту убивать. Медведь смял и их, разметал стройный ряд по земле, как связку тряпичных кукол.

Похолодевшая от ужаса Оболонская еще крепче прижала Кинтаро к себе и обхватила его для надежности руками. Родин достал из-за пояса широкий охотничий нож и приготовился к обороне, мысленно подбирая лучшую точку на туше медведя для нанесения удара. Все приготовились к неизбежной и страшной развязке, понимая, что, если кто-то и осмелится противостоять животному, у такого смельчака будет только единственный шанс на удар ножом или выстрел из револьвера.

Между тем медведь, почти достигнув толпы, вдруг остановился и, как будто разыскивая кого-то или что-то, начал вглядываться маленькими блестящими глазками и втягивать воздух, трепеща ноздрями огромного влажного носа.

Все затаились, как вдруг какая-то тень мелькнула в толпе, и на передний край выступил японский мальчик с причудливым деревянным посохом в руке. У Родина перехватило дыхание, и, дернувшись было прикрыть собой мальчика, он замер на полушаге: в такой миг любое движение или звук неминуемо свели бы чудо и надежду на спасение к нулю.

Никто не двинулся. Мальчик, сохраняя хладнокровие истукана, продолжил совершать невозможное: медленно и неотступно двинулся на медведя. Остановившись в пяти шагах от морды зверя, мальчик крепко сжал рукой посох, воздел руки к солнцу и громко и отрывисто что-то приказал медведю. В лучах зимнего солнца тускло сверкнул отполированный временем посох, и тишина зазвенела натянутой тетивой. Дальнейшее не укладывалось в головах очевидцев, однако так оно и было на самом деле. Медведь, как будто повинуясь неизвестным приказам невидимого дрессировщика, неуклюже осел в сугроб, ворча, нехотя повернулся вокруг своей оси и, пятясь, начал отступать от толпы. Секунду спустя он уже вприпрыжку летел назад к лесу, как нашкодивший незадачливый ученик.